Тем временем крыса совсем близко подошла к пальцам. Благодаря своему тончайшему восприятию Мириам поняла, что крыса обнюхивает ее ладонь. Наконец животное решилось укусить холодную неподвижную плоть, привлекшую ее любопытство. Через мгновение грызун оказался в руке у Мириам, крыса извивалась, тоненько вереща. Набрав в легкие воздуха, Мириам поднесла руку вместе с крысой ко рту и, мгновение помедлив, откусила визжащую голову.

Крысиная кровь на вкус оказалась удивительно хороша. Мириам почувствовала, что оживает. Но хватит ли ей сил выбраться отсюда?

Мириам подняла руки над головой; через какое-то время ее кости – гораздо более гибкие, чем у человека, можно сказать гуттаперчевые, уплотнятся еще немного, и она сможет проползти вперед на несколько дюймов. Однако, если проход хоть немного сузится, она попадет в ловушку.

Сердце забилось быстрее. Она напряглась – даже язык за рядом хрящей распух от усилий, – проталкивая свое тело вперед по узкой щели. Безрезультатно. А затем… громкие голоса. Да, люди спустились под пол, обсуждают застой воды в трубе. Еще немного, и они обнаружат внутри странное искореженное существо, которое на их глазах медленно обретет прежнюю форму.

Как они станут ее убивать? Сожгут дотла, вобьют кол в сердце и оставят умирать в гробу в течение многих лет, а может, даже веков? Или разнесут ей голову в пыль, а затем растворят в кислоте?

Позвоночник пронзила острая боль, а в следующую секунду Мириам успешно продвинулась вперед. Она чуть не завыла от радости, освободившись из давящего плена.

Вода, которую она сдерживала, побежала шумным потоком и смыла ее измученное тело прямо в широкий канал. Здесь было гораздо светлее: свет проникал из щелей в потолке, прорезанных, как ей показалось, через равные интервалы.

Сил не было, даже чтобы сесть. Крыса оказалась для нее малопитательной, вскоре придется снова выйти на охоту. На этот раз ей нужно одолеть человеческое существо.

Мириам подтянулась на руках, чувствуя невыносимую боль во всем искореженном теле. Несколько минут спустя она сумела кое-как сесть. Чтобы посмотреть в щель, нужно было выпрямиться, но она не могла это сделать, пока кости не примут прежнюю форму. Мириам заставляла себя двигаться, чтобы ускорить процесс, мучительная боль пронзала позвоночник. Она кривила губы, шипела, подавляя крик боли, готовый вырваться из горла.

Тем временем поток, доходивший до колен, превратился в тихий ручеек. К удивлению Мириам, едкий запах воды исчез, сменившись ароматом пресного источника, бившего прямо под улицами Парижа. Повернувшись в ту сторону, откуда шел запах, она начала медленно идти, осторожно ставя одну ногу перед другой. Постепенно сводчатый тоннель расширился; слева и справа тянулись грязные берега, в воде плавали стайки крошечных рыбок, похожие на маленькие бледные звездочки, они кидались врассыпную при ее приближении.

Это чудесное место не могло быть ничем иным, как древней рекой Бьевр, что текла под улицами огромного города по своему древнему каменному руслу. Когда наконец Мириам сумела прильнуть к щели, то разглядела мелькавшие автомобильные шины.

Ноздри Мириам дрогнули, улавливая запах чудесной свежести. Десять шагов, двадцать, и вот он, родник, весело булькающий прямо из-под земли. Кто-то в далеком прошлом соорудил над ним маленький грот и установил крест, сплошь покрытый теперь ржавчиной.

Она погрузилась прямо в воду. Боль немного утихла, и прохлада залечивала ожоги, чистая вода помогала ее крови бороться с инфекцией. Однако, чтобы ускорить этот процесс, ей следует подкрепиться. А сейчас Мириам лежала в журчащем потоке, изредка медленно переворачиваясь, позволяя воде очищать каждый дюйм ее тела, унося с собой обугленные частички кожи и обгоревшей плоти, а также скопившуюся в ранах грязь, оставляя только запах воды и чистого тела.

*

Высоко в стене прямо над ее головой находилась железная дверь, к которой вела узкая железная лестница. Дверь была в половину обычной высоты, с рычагом вместо ручки. Вскарабкавшись по лестнице, Мириам нажала на рычаг, который с шумом опустился. За дверью оказалось темное помещение, забитое гудящим оборудованием Мириам сделала несколько шагов и замерла на месте, оглядываясь по сторонам. В отличие от сырости и холода, окружавших ее в последние часы, здесь было тепло и сухо. Ей даже стало жарко, хотя она понимала, что это всего лишь следствие резкой перемены температур. В помещении явственно ощущались запахи машинного масла, гари и множества электрических приборов. Судя по всему, это была котельная. Мириам хорошо разбиралась в котлах, и особенно в топках. А данная система горячего водоснабжения напоминала ей ту, что была установлена у нее дома, – такая же надежная, с вместительной топкой.

За печью находилась дверь. Приложив к ней ухо Мириам услышала по ту сторону шаги: кто-то неторопливо расхаживал, останавливаясь то здесь, то там. Затем зазвучала речь: мужской голос по-английски рассказывал о производстве гобеленов.

Когда она была в Париже последний раз, гобелены еще пользовались спросом. Как раз через улицу, напротив Замка Белой Королевы, находилась гобеленовая мастерская. Значит, она все еще действует, и теперь сюда пускают посетителей, даже проводят экскурсии.

Мириам повернула ручку двери. Заперта. Не важно. Люди так и не научились создавать замки. Подергав несколько раз, она сдвинула защелку. Мириам точно знала, кого ей нужно искать: женщину примерно ее роста, желательно без компании.

В плохо освещенном цехе среди огромных станков с натянутыми на них гобеленами бродили туристы, человек двадцать. Неслышно ступая, Мириам проскользнула за ближайший станок. По другую его сторону работала ткачиха.

Под рабочим халатом на девушке было надето что-то темное, Мириам не сумела разглядеть, что именно, скорее всего повседневное платье. Туристы подходили все ближе, еще минута – и они увидят эту работницу и остановятся, чтобы понаблюдать, как она управляется со своим станком.

Мириам подошла ближе, но девушка, сосредоточившись на работе, не обратила на нее внимания.

Затем, почувствовав чье-то присутствие, она бросила взгляд в ее сторону, присмотрелась внимательнее, и рот у нее открылся от удивления. На лице ткачихи появилось выражение жалости, смешанное с ужасом, когда она поняла, что женщина, которую она видит перед собой, сильно обгорела.

Мириам сделала еще один шаг и покачнулась, словно собираясь упасть. Это заставило девушку невольно броситься к ней, чтобы помочь. Крепко обхватив жертву, Мириам утащила ее за станок, там она припала ртом к шее и в два глотка легко покончила с ткачихой.

Казалось, вся ее плоть взыграла от удовольствия, тело от макушки до кончиков пальцев покалывало, словно от электрического тока, пока обновленная кровь циркулировала по сосудам, залечивая раны. Ее охватил такой пьянящий восторг, что Мириам как подкошенная упала на колени и, встав на четвереньки, задыхалась, сотрясаемая ощущением сродни оргазму. Одна волна накатывала за другой снова и снова – а голоса и топот тем временем становились все ближе.

Вытаскивая чахлое подобие тела из вороха одежды и протягивая руку к сумочке девушки, стоявшей на тумбочке рядом со станком, она услышала взрыв хохота. Видимо, гид рассказал нечто, позабавившее публику. Другие станки продолжали работать. Быстро-быстро Мириам натянула на себя одежду: черные джинсы, черный свитер, туфли, которые, к сожалению, совершенно ей не подошли, а сверху – синий халат. Шляпы не оказалось, а жаль, ведь пройдет еще какое-то время, пока у нее отрастут волосы.

– Ноэлль?

Экскурсовода разобрало любопытство, почему ткачиха покинула станок. Надо полагать, они хорошо друг друга знают.

– Ноэлль, чем ты занята? Где ты прячешься?

Мириам молчала. Откуда ей знать, как звучит голос Ноэлль? Если сейчас экскурсовод зайдет за станок, то увидит странное зрелище: скелет, покрытый кожей, а над ним – безволосое и безбровое существо с ярко-розовыми горящими щеками. Ожоги, вероятно, до сих пор хорошо видны, делая общую картину еще более гротескной. Мириам подобрала останки и смяла их. Раздавшийся треск был чудовищно громким.