Я заметил, что, когда я зажег костер, Эйджер начертила в воздухе перед собой указательным пальцем равнобедренный треугольник; так же она поступила и утром, на восходе солнца. Вначале я не придавал этому значения. Но после того, как мы смогли разговаривать и она объяснила мне свои религиозные представления, я понял, что она чертит знак треугольника, как христиане делают знак креста. Короткая сторона треугольника при этом всегда была вверху. Объяснив мне это, она указала на свои золотые браслеты, на золотой набалдашник ножен и на обруч, окружавший ее правую ногу под коленом — везде был орнамент, выполненный из равнобедренных треугольников, и теперь, после ее объяснения, мне было ясно назначение этих наивных геометрических фигур.
Мы находились теперь на территории Банд-лу («людей, вооруженных копьями»). Боувен упоминал в своем рассказе об этих людях как о некой аналогии так называемых кроманьонцев верхнего палеолита, и мне было очень любопытно посмотреть на них. Я видел их и отнюдь не был разочарован. Мы миновали земли Сто-лу и теперь с постоянными стычками буквально продирались через стаи диких зверей. Спустя два дня мы решили остановиться на ночь несколько раньше обычного, так как достигли полосы скал, протянувшихся с востока на запад, в которой были многочисленные и удобные пещеры. Мы оба очень устали, и вид этих пещер, из которых многие можно было защитить перегородками, заставил нас остановиться до следующего утра. Пятиминутное изучение местности открыло нам пещеру высоко на склоне скалы. Пещера идеально соответствовала нашим целям. Она начиналась небольшим выступом, на котором мы разожгли свой костер. Вход в пещеру был так узок, что мы могли проникнуть туда только ползком, а внутреннее помещение оказалось высоким и просторным. Я зажег факел и осмотрелся: насколько я мог видеть, пещера всюду переходила в глухую скалу.
Положив на пол ружье, пистолет и тяжелую портупею, я оставил Эйджер в пещере, а сам отправился за хворостом. У нас всегда были мясо и фрукты, которые мы собирали с Эйджер перед привалом, а моя фляга была полна свежей воды. Единственное, в чем мы нуждались, было топливо, и так как я берег силы Эйджер, то обычно не позволял ей сопровождать меня в поисках хвороста. Бедная девушка сильно уставала. Но она бы шла рядом со мной, пока не упала бы без сил, так велика была ее преданность. Она была лучшим товарищем в мире, и иногда я сожалел, а иногда радовался, что она не принадлежит к моему кругу, иначе я, несомненно, влюбился бы в нее. Итак, мы путешествовали вместе, как два приятеля, относясь друг к другу с уважением, но без излишних чувств.
На расстоянии двухсот ярдов от пещеры был небольшой лес. Я отправился туда. Теперь я понимаю, как легкомысленен был этот мой поступок в такой земле, как Каспак, полной опасностей и смерти. Но в каждом человеке есть частичка глупца. И события этого дня доказали, что и я не лишен ее; я оказался в этом лесу совершенно безоружным. И я дорого заплатил за это, как всегда расплачиваются люди за неосторожность. В то время как я бродил в поисках сухих веток со склоненной головой и опущенными к земле глазами, я внезапно ощутил, как на меня навалилась какая-то тяжесть. Я упал на колени и увидел своего противника — огромного обнаженного человека, обнаженного, если не считать коротких штанов из змеиной кожи. Голова его была низко опущена. Нападавший был вооружен копьем с каменным наконечником, каменным ножом и топором. В его черных волосах торчало несколько ярких перьев. Мы начали бороться; постепенно я стал одолевать, но в это время появилась толпа его товарищей и напала на меня.
Они связали мне руки за спиной ремнем из сыромятной кожи и затем стали меня осматривать. Я решил, что они по большей части представляли собой неплохие образчики человечества. Среди них некоторые напоминали Сто-лу, они были покрыты волосами, но большинство имело массивные головы и вовсе не неприятные лица. В них мало что напоминало человекообразных обезьян, как это было у Сто-лу, Бо-лу и Алу. Я думал, что они в конце концов убьют меня, но оказался неправ. Они расспросили меня, но было ясно, что они не поверили моему рассказу, так как они громко смеялись, слушая меня.
— Галу выгнали тебя, — кричали они. — Если ты вернешься к ним, ты умрешь. Если останешься здесь, тоже умрешь. Мы убьем тебя, но сначала мы станцуем, и ты будешь танцевать с нами танец смерти.
Это звучало весьма успокоительно! Но я понял, что я не буду убит немедленно, и приободрился. Они повели меня к скалам, и когда мы достигли их, я посмотрел вверх и уверен, что увидел сверкающие глаза Эйджер, пристально глядевшей вниз из нашей высокой пещеры; но она не подала виду, что заметила меня. Мы прошли мимо, обогнули скалы и пошли вдоль другого их края, пока не пришли к месту, где скалы были утыканы пещерами. Повсюду кишели сотни людей, составлявших это племя. Здесь было множество женщин, но не было детей и молодежи, хотя я заметил, что грудные железы у самок были более развиты, чем в племени людей, вооруженных копьями, дубинками, а также у Алу и у человекообразных. Дело в том, что грудные железы самок являются рудиментарным органом у низших племен Каспака; едва заметные у человекообразных и у Алу, они несколько заметнее у женщин Бо-лу и Сто-лу, и еще более увеличиваются, становясь полуразвитыми, у племен, вооруженных копьями; но нигде не было и признака вскармливания детей грудью. Среди этих племен не было совсем и молодежи. Некоторые из женщин Банд-лу были очень миловидными. Фигуры мужчин и женщин были хороших пропорций, и, хотя некоторые из них приближались по внешности к типу Сто-лу, большинство из них были определенно красивыми, а тела их были безволосы. Алу все были бородаты, женщины Бо-лу были лишены бороды, а у Банд-лу совсем не было бород.
Члены племени очень заинтересовались мною, особенно моей одеждой; ничего подобного они, конечно, до сих пор не видели. Они дергали меня за волосы и смеялись, некоторые из них ударили меня, но большинство не было склонно к жестокости. Только один из них, волосатый и очень похожий на Сто-лу, дурно обращался со мной. Наконец, мои конвоиры ввели меня в большую пещеру, у входа в которую горел костер. Пол пещеры был покрыт отбросами, в том числе костями множества животных; воздух был зловонным. Здесь они предложили мне поесть, дав полупрожаренное мясо зубра, а также длинные полукруглые куски тушеного мяса, вероятно, змеиного; один вид их вызвал у меня отвращение.
После еды они отвели меня в глубь пещеры, освещенной факелами, торчащими в расселинах, в свете которых я, к своему удивлению, увидел настенные рисунки. Здесь были зубры, благородные олени, саблезубые тигры, пещерные медведи, гиены и многие другие представители фауны Каспака, нарисованные различными красками, чаще всего коричневой, или просто выцарапанные на поверхности скалы. Они покрывали друг друга, так что часто было невозможно проследить линии каждого рисунка. Но все они свидетельствовали о выдающихся художественных способностях, что подкрепляло сравнение Боувеном этих людей с кроманьонцами, чье первобытное искусство сохранилось на стенах многих пещер. Банд-лу, однако, не знали лука и стрел и этим отличались от западноевропейских кроманьонцев.
Если кто-нибудь из моих друзей прочтет рассказ о моих приключениях в Каспаке, он не будет, надеюсь, утомлен этими отступлениями; я могу добавить, что пишу эти воспоминания исключительно для собственного удовольствия и поэтому описываю то, что интересовало меня в то время. Я не жалею, что широкую публику вряд ли заинтересуют эти страницы; однако я надеюсь, что моим друзьям они будут интересны. И именно к ним, к своим друзьям, я и обращаюсь со своим рассказом.
В глубине пещеры мои конвоиры приказали мне остановиться. Руки мне снова связали, затем связали и ноги. Все время они продолжали расспрашивать меня, и я был очень рад, что разница между многочисленными языками Каспака невелика, так что мы могли вполне удовлетворительно понимать друг друга, даже если они не способны были поверить, а может, и понять обстоятельства моего появления в Каспаке. Наконец, они оставили меня здесь, сказав, что придут за мной завтра перед танцем смерти. Прежде чем они унесли факелы, я заметил, что пещера здесь не кончается: темный и низкий коридор вел дальше от моего углубления в сердце скалы.
