Но стать насмешливой и чинной

и умудрённой не спеши.

Пусть будет трепетным и чистым

движение твоей души.

Пусть будет путь твой против ветра,

пусть против солнца самого,

но только чтоб не против сердца,

не против сердца твоего.

* * *

Крыли крышу, забивали молотком.

Ели кашу, запивали молоком.

На отчаянной бричке прикатил

измочаленный, небритый бригадир.

Он горланил, объезжая овраг:

— Объявляю, объявляю аврал!

Но, слова наперекор перекрыв,

гром промолвил: — Перекур, перерыв!

И, над домом занеся грозный камень,

дождик с громом вколотил гвозди капель.

То ли молния ударила о брус,

то ли сочно раскололся арбуз?

О летящая упряжка дождей!

О упорство и упрямство людей1

Кто там хнычет: - Подождём, переждём?! —

Мы работаем под яростным дождём.

* * *

Под окошками бараны, медленно блеющие...

Я живу в косом бараке, медный, небреющийся.

Вдоль стены стоят лопаты, руки воздевшие.

На полу лежат ребята полураздевшиеся.

Над горами лес приподнят — он стоит вкопанный.

Я хочу тебя припомнить, врисовать в комнату.

Словно солнце через ставни, словно взлёт ястреба, Я хочу тебя представить, ощутить явственно.

Я черты твои леплю, тонкие, вышитые...

Я тебя всегда люблю. Знаешь ли, слышишь ли ты?!

Эх, уйти бы ночью в степь злую, летящую!

Хорошо бы песню спеть длинную, светящуюся!

Но желания летят, кружатся, снижаются.

Я теряю тебя, и глаза смежаются.

* * *

Я встаю среди ночи,

придвигаю бумагу,

карандаш очиняю —

словно ястреб всклокоченный

хожу по бараку

и стихи сочиняю.

Обломав карандаш,

наливаю чернила

и перо начиняю —

придвигаюсь к столу,

наклоняюсь над миром

и писать начинаю.

А на улице вьюга

стучится в окно,

куролесит по стройке —

всё закрыла крылом,

всё смешала в одно —

корпуса и постройки.

И пурга, как дуга,

бубенцами звенит,

обрывает постромки,

окаянной позёмкой

качает дома в Постоянном посёлке.

Как склоняются ночью

в тиши

над лицом затаённым и милым —

Наклоняюсь всей силой души

над тревожным заснеженным миром.

За окошком грохочет гора —

над горой клокотанье пожара.

Там неистовая Ангара

низвергается, как Ниагара!

Но всю ночь до утра от стены

до стены я качаюсь, как колос.

Это спящему сны!

В моих космах рождается космос!

И сверкают миры,

и несётся в пространство ракета.

Я не сплю до утра,

я брожу по земле до рассвета.

Я качаю рукой,

я слога и слова сочленяю —

Я бреду по Земле и вот эти стихи сочиняю.

Берёзы

Зачем на радость лебеде —

о фиолетовое лето! —

летящих к солнцу лебедей

стреляет гром из пистолета?

Перевернувшись в облаках,

летят они, роняя слёзы,

стучатся телом в лопухах

и превращаются в берёзы.

С тех пор стоят по всей Руси

такие белые, невинные,

в зелёных капельках росы

среди коричневых осин

вот эти шеи лебединые...

* * *

Небо стало очень

синим. С длинным криком

проплывала осень

журавлиным клином.

Целовались губы

с белым караваем.

Пролетали гуси

серым караваном.

Опускались вечером

на резные крыльца,

распускали веером

голубые крылья.

Разводили перьями

в стороны, с разбега.

Улетали первыми

в сторону рассвета.

А под синей радугой

в лепете метели

над весёлой Ладогой

лебеди летели.

Проплывали стаями,

становились снегом,

расплываясь, таяли

и сливались с небом.

Гроза ночью

Когда по небу ходят молнии,

Деревья кажутся лиловыми,

А щёки, милые и мокрые,

Становятся эмалированными.

Как будто наволочку в прачечной,

Берёзку кружит и бросает.

А ты стоишь в сирени плачущей,

Смеющаяся и босая!

Когда по небу ходят молнии,

Родятся женщины красивые,

И возникают песни вольные,

И умирают люди сильные.

Когда по небу ходят возгласы,

Земля наполнена духами,

А мы летим с тобой по воздуху,

И грудь — на полное дыханье!

Но как торопко ты померкла,

Сирень в блестящем целлофане!

О, эта робкая примерка

Двух губ при первом целованье!

* * *

Зима была такой молоденькой,

Такой весёлой и бедовой!

Она казалась мне молочницей

С эмалированным бидоном.

Но чистота её молочная

На брызги белые разлетелась.

Зачем ты на меня, морозного,

Глазами синими загляделась?

К чему, румяная молочница,

зачем, зелёное растение,

мне голову ты заморочила,

задумчивая и растерянная?

Ну, для чего ты мне поверила?

Не удержалась, приласкала!..

Всё, что несла, всё, что лелеяла,

Разбрызгала и расплескала.

* * *

Снег бился из последних сил.

А ветер, как из поддувала,

с бульвара дул и уносил

троллейбус к краю тротуара.

Смотрела из-под синих век

луна, покрытая морщинами.

С дороги подымало снег

и уносило за машинами.

Его вращало колесом,

он не давал ступить ни шага

и улетал за горизонт —

вокруг всего земного шара.

Снег залетал в девичий смех,

в лицо по-новгородски окал.

Снег заметал тяжёлый след

у ярко освещённых окон.

А там Литейного моста

пролёт. Чугунная ограда.

И, как далёкая мечта,

холодный призрак Ленинграда.

Я зарываюсь в этот мир,

в его заснеженные шубы.

Я забываю в этот миг

твои неласковые губы.

И ты не властна надо мной,

смешная, светлая, живая:

как этот снег над головой

летишь, души не задевая!

* * *

Опалённый дыханием вечности,

первозданный, родившийся для

тебя, я клянусь тебе в верности

до конца, до последнего дня.

Мимо глаз твоих синие верески

потянулись с зелёных полей.

Я клянусь тебе, девочка, в верности

всем дыханием жизни моей.

Я клянусь тебе, милая, в верности

этим солнцем над зимней рекой,

этой травкой, исполненной нежности,

этим сердцем и этой строкой.

Общей радостью, общим страданием,

словно лебедь, кричащий во ржи,

я лечу одиноким преданием,

не запятнанный ржавчиной лжи.

Все промчится, рассыплется в ветхости,

словно яркая вспышка огня.

Я клянусь тебе, девочка, в верности

до конца, до последнего дня.

И, завянув, зелёные верески

пролетят мимо синих полей.

Всё равно я клянусь тебе в верности

всем дыханием жизни моей!

Прощание с Братском

Скоро

на Братскую ГЭС

упадёт снег,

станет кружиться

метельное молоко...

Только в душе

я навеки

останусь с ней,

как бы она

ни была

от меня далеко.

Скоро морозом

прихватит живую траву,

вслед за морозом

падут молодые снега —

утром нагрянут

и нашу с тобою тропу

враз заметут,

не оставят на ней

ни следа.

Слышишь, любимая! Я тебя очень люблю —

вот моё сердце,

горячее красное

яблоко.

Руки твои,

плечи твои ловлю —

губы твои,

как таёжная сладкая ягода.

Я раздвигаю плечами

заснеженный лес

и, улетая

навстречу горячим очам,

буду во сне

опускаться

на Братскую ГЭС,

стану тебя,

как стихи,

вспоминать по ночам.

Осень пройдёт,

как любимая,

воспламеня

сердце,

в котором качается

бронзовый лес.

Вспомнишь ли

только

когда-нибудь

ты про меня,

светловолосая женщина?..

Братская ГЭС