ки. Он и сам теперь видел, что личное клеймо — затея
ненужная, даже вредная, и, выходит, мечта его не имела
крыльев: не полетела. В стекла окон беспрестанно уда¬
рялись хлопья снега, липли белыми сырыми блинами,
подержавшись некоторое время, соскальзывали вниз и
таяли.
Фома Прохорович помахал рукой, разгоняя дым, и
вернулся к столу.
— Всякое дело начинается с людей, это верно. Преж¬
де чем приступить к нему, посмотри, как расставлены
люди, нет ли лишних.
Антон взглянул на Безводова и сказал:
— В нашу бригаду клин не вобьешь.
— Пробуйте печенье-то, хозяйка пекла, — угощал
Фома Прохорович. — Не вобьешь, говоришь? Еще как
вобьешь!.. А зачем тебе, например, подручный? Я гово¬
рю про Гришоню Курёнкова.
— Как?!. — воскликнул Антон в замешательстве.—
Как же без него?
— Что он у тебя делает? Прячется за твою спину,
как раньше прятался за мою. Смазывать штампы ты мо¬
жешь и сам, а сдувать окалину будем механическим спо¬
собом, как на многих других молотах.
Антон легонько отодвинул от себя чашку, отложил
печенье, озадаченно замолчал, задумался.
— Может быть, и так... Но как же я ему скажу, Гри-
шоне-то? Это убьет его, честное слово! Только что пили
за дружбу... Я просто боюсь.
— Положись на меня, — заверил его Володя. — Он
меня скоро поймет.
— А ты кушай, кушай, — уговаривала Антона Ма¬
рия Филипповна. — Авось в три-то ума и решите, как
лучше.
Фома Прохорович поставил чашку на блюдце, — же¬
на наполнила ее чаем,— он ласково посмотрел на рас¬
терявшегося парня.
— Ты уже вырос, Антон, на ногах стоишь крепко.
Теперь подумай и о других; не век же ему, Гришоне-то,
в помощниках бегать, пусть в люди выходит.
— Я понимаю, — согласился Антон. — Только Сара-
фанову трудно будет без него.
— Знаю.
— Придется менять всю организацию труда в брига¬
де, — размышлял Антон как бы с сожалением; но по его
упрямо наклоненной голове Безводов видел, что он со¬
гласен с доводами своего учителя -и ищет решения. —
Надо будет развернуть и приблизить к молоту печь, ре¬
гуляторы форсунок перенести ближе к рабочему месту,
чтобы нагревальщику не бегать вокруг печи. А в общем
попробуем, Фома Прохорович, — закончил Антон и улыб¬
нулся.
— А то как же! Не попробуешь — не сделаешь, —
подхватил Полутенин.
— А печенье мое совсем не ели, не понравилось, вид¬
но, — сказала хозяйка, и Володя, встрепенувшись, похва¬
лил;
— Очень вкусное, прямо во рту тает, душистое, слад¬
кое.
— После выпивки, мать, не печенье требуется, а рас»
сол, — весело отозвался Фома Прохорович.
Дождь и снег на улице не переставали, и Мария Фи¬
липповна забеспокоилась:
— Может, заночуете, — куда пойдете в такую пору?
Постелю вам на полу, проспите до утра.
Антон и Володя отказались. Фома Прохорович на¬
смешливо заметил:
— Какая там пора! Им сейчас море по колено... Спа¬
сибо, ребятки, что не забыли старика и навестили.
Антон и Володя простились с кузнецом и вышли, на
улицу.
Володя Безводов взглянул в улыбающееся лицо Ан¬
тона и спросил, как бы внезапно вспомнив:
— А почему убежала Люся?
Антон пожал плечами:
— Не знаю. А разве она убежала?
...Когда Люся увидела, как он кинулся навстречу
Тане, как нетерпеливо схватил ее руки и прижал к гру¬
ди, в ней что-то оборвалось; она вдруг ощутила, что лю¬
бит этого человека давно, со дня их первой встречи
здесь, во дворце; эта любовь с острой болью проявилась
сейчас, возможно, из чувства ревности к другой жен¬
щине, к Тане. Люся не могла их видеть вместе и ушла.
Домой она пришла обиженная; было смутно, тоск¬
ливо и горько на душе. И Надежда Павловна, изучив¬
шая каждую черточку лица дочери, выражение глаз, до¬
гадалась, что с ней произошло то, чего она, мать, и ожи¬
дала и побаивалась: такой парень, как Антон, не оста¬
нется для Люси безразличным, не пройдет бесследно.
Надежда Павловна поняла это в тот день, когда Люся
пошла работать в кузницу, — встретит, увлечется. Так
оно и случилось. Но, видно, не все благополучно у них,
если она прибежала такая расстроенная.
Люся молча разделась и легла в постель. Надежда
Павловна села у нее в ногах и, поблескивая пенсне, ска¬
зала ласково, — она была оскорблена за дочь:
— Прости меня, но я не понимаю этих твоих настрое¬
ний и переживаний. Если уж на то пошло, он должен
тебя боготворить. Да, да!.. Твой отец благодарен мне
всю жизнь за то, что я связала с ним свою судьбу. А он
не кузнец, он — инженер!
Люся оторвала голову от подушки, сказала плачу¬
щим голосом:
— Ах, мама! Ну о чем ты говоришь? Боготворить!..
Подумаешь, сокровище какое!.. Он на меня и глядеть-то
не хочет, не то что боготворить...
Надежда Павловна с неожиданной легкостью встала
с кровати и заходила по комнате, пораженная словами
дочери.
- Я не узнаю тебя, Люся! — Память некстати под¬
сказала пушкинские строки: «Чем меньше женщину мы
любим, тем легче нравимся мы ей и тем ее вернее губим
средь обольстительных сетей...» Она ужаснулась: не по¬
палась ли ее дочь в эти сети, и не бьется ли она в них,
как рыбка, — милая, маленькая золотая рыбка?!
— Уж не цепляешься ли ты за него? Это ни на что
не похоже! Это... Это безобразие! Пусть он идет своей
дорогой.
Люся вскинулась, села в кровати, крикнула матери:
— Я не хочу, не хочу, не хочу! Понимаешь?
— Что ты не хочешь? — испугалась Надежда Пав¬
ловна.
— Оставь меня в покое!
Надежда Павловна поняла: Люся, ее золотая рыбка,
в сетях, и надо ее спасать. Надо срочно взять ее с за¬
вода.
В один из вечеров, вскоре после ноябрьских тор¬
жеств, бригада Карнилина торопилась на учебу: Антон,
Сарафанов и Гришоня — в школу, Настя — в техникум.
Студеный ветер как бы сдувал в одну сторону отсветы
уличных ламп, и в сквере тонко посвистывали голые
деревца.
Невольно ощущая в душе какую-то необъяснимую
тревогу, Гришоня вертел головой и подозрительно вгля¬
дывался в Антона и Сарафанова. Не выдержав, он спро¬
сил, приостанавливаясь и упираясь плечом Антону в
грудь:
— Может быть, вы со мной поделитесь секретами —
о чем вы шептались?
Ему не ответили. Сарафанов сунул руки в карманы,
спрятал подбородок в воротник, промолчал. Антон ук¬
лончиво пожал плечами. Гришоня подался к Насте:
— Может быть, ты скажешь, тебя ведь они не стес¬
нялись. А?
— У них спроси, — ответила Настя, едва поспевая за
парнями.
Гришоня забежал вперед и заглянул Антону в глаза:
— Может быть, обо мне говорили, бригадир?
— Ну, о тебе, — буркнул Илья неожиданно и серди¬
то. — Чего пристал? Скажем, когда время придет.
— Нет уж, зарубили, так отрубайте, — потребовал
Гришоня. — Говори, Антон, я требую. Да!
— Мы решили отказаться от подручного, — спокойно
сказал Антон.
Гришоня мог ожидать всего, только не этого: рот его
полуоткрылся, брови взмахнули под козырек кепочки.
— Совсем без подручного? — спросил он. — Значит,
из бригады меня вон, как паршивую овцу? Исключили!
Гениально придумали! Два года с Полутениным рабо¬
тал — нужен был, а как ты пришел — сразу не нужен
стал. Кто это из вас додумался до такого? Оч-чень мне
интересно знать!
— Фома Прохорович, — ответил Антон.
— Врешь! — закричал Гришоня. — Врешь! Я спрошу
у него!..
Ветер кинул в лицо ледяную, больно секущую крупу,
земля быстро стала белеть, снег поскрипывал под нога¬
ми. Прикрывая глаза ладонью, Гришоня проговорил жа¬