До...ре...ми...
ЛЕТО
(посвящение солнцу)
Тоскливо мысли плыли В туманном феврале...
Деревьям платья шились
В апрельском ателье...
Октябрь. С злобным лаем
Ветрище куртки рвет...
А мы теперь снимаем
С себя почти что все,
Поддавшись уговорам
Развратника с небес,
И он без всяких споров
Ласкает женщин, бес!
На пляже спинкой кверху
Любовницы лежат,
А он зальется смехом
И припечет им зад.
И мажет шоколадом
Подставленных лучам,
А все мужчины рады
Лизать их по ночам.
ОСЕНЬ
Лужи гноем полны,
Тлеют язвы кострищ,
Тянут руки кусты,
Не подам - я сам нищ.
Гол я, жалок и бос,
Поцелуй синих губ,
Чувства все под откос,
И живей меня труп.
Не поможет никто,
Не придет под окно...
Эх, повешусь пойду
На ремне поясном.
Зима
Снег выпал и белою кожей
Засыпал шрамы дорог.
Похмельной заспанной рожей
Сквозь тучи алеет восток.
Мороз подгоняет прохожих,
Без водки краснеет нос,
Тишина вечерами похожа
На сгоревший церковный воск.
Врываясь в квартир наших норы,
О счастье ветер поет,
Читая в оконных узорах
Имя земное твое...
Попытка к бегству
(1 января 1991 г.)
Под елки сяду хвоистый полог,
Заиндевел в бутылке сладкий "Брют".
Кометой пенной пробка в потолок
Торжественным финалом декабрю.
Часы остановились без пяти,
Слезою каплет мне на щеку воск
Год замирает вдруг в конце пути
И слушает мой новогодний тост:
"Не дай дожить до старости, мой Бог,
И называться в спину старым пнем,
Седеть, лысеть, покудова не сдох.
Позволь расстаться с этим декабрем,
Б котором лгут во благо мне друзья,
В котором утро хуже, чем закат,
В котором хочется того, чего нельзя,
И где Джоконда так похожа на плакат
- Но, старая! Проваливай быстрей!
Швыряю я фужером в лошадь-год.
А в год козлиный буду я мудрей,
Искать не буду для себя забот.
По кляча встала у моих ворот, Поет мне заунывно животом,
Может смеется, может плачет-ржет,
Сметая снег нестриженным хвостом.
И неподвижны стрелки...
Год глядит,
За воротник мне сыплет лед и снег.
Крушу часы и, как хмельной луддит,
Хочу я совершить в январь побег.
О мой январь!
Мой Бог!
Спаси от бед!
А где-то бьют куранты, кто-то пьет,
А у меня остановилось время...
Бред!
И стрелки я рукой кручу:
- Вперед!
Но стрелки на двенадцать наползли,
Сорвав последний лист календаря,
И люди не заметили, вошли
В мое тридцать второе декабря.
* * *
Вроде солнце, люди тоже вроде,
Ведь февраль для сатаны потеха.
И теперь со мною рядом ходит
Дырка с очертаньем человека.
Мне беззвучно говорит на ухо,
Сверлит спину мутными глазами.
- Не-на-!-зажужжит зимою муха,
- Ви-жу! - ночь повторит голосами.
На дороге встал зловещей вехой,
А кого за это ненавидеть?
И кричу я в никуда без эха:
- Появись, хочу тебя увидеть!
Но кривит невидимую рожу
Пустота невидимого смеха...
Для него и я, наверно, тоже
Дырка с очертаньем человека.
Год
Зима целует страстно губы желтой осени,
Мешая золото ветвей с холодной проседью,
А ночь бездомная слоняется по улице
И на Луну окном погасшим жмурится.
Весна над старостью зимы хохочет зеленью,
Мороз упал, теплом лучей подстреленный,
Скамейка старая вздыхает нежным скрипом,
И обвенчался соловей с цветущей липой.
Сплетает лето для весны венок ромашковый,
Мелькает пестрой земляничною рубашкой,
Мешает крики воробьев с цветочным тестом.
Стыдливо вишни розовеют, как невесты.
Сентябрь с августом глядят в глаза друг другу,
И осень плачет, провожая лето к югу,
Ведь страшно оставаться ей одной
И встречи ждет с любовником - зимой.
* * *
Не знаю, но известно всем,
Не знаете, но знаю я...
Приходишь тихим символом
Полночного знамения.
Целую тьму безглазую
Сквозь сонм моих предтеч,
Узнав такую разную
В изгибе нежных плеч.
Уйдешь к утру на цыпочках,
Исправив все неточности,
Оставив медом на губах
Мне привкус непорочности.
Не богова наместница,
Молясь не по-латыни,
Моя святая грешница
И грешная святыня.
* * *
Как странно:
Встречаемся часто -
Напрасно.
Как манны
Ждем счастья мы страстно -
Ужасно!
И мимо
Скользим мы глазами
По лицам.
Обидно:
Палки ставим мы сами
В спицы.
Мне страшно
Обнять твои плечи -
Ты в храме,
И наша
Нечаянна встреча
Руками.
* * *
Дураков обожают собаки и дети,
Жрицы Эроса любят тугой кошелек...
И, при лампы настольной мигающем свете,
Я жую черновик и плюю в потолок.
Мотыльком, черным в уголь, влетаешь сквозь стекла,
Крылья сбросишь с наклейкою "Мейд ин ЮСЭЙ",
И блестя своим телом то ярко, то блекло,
Мне зашепчешь на ухо: "Ну... что ты... скорей!"
Энтомолог мятущихся ищущих душ,
Закурю сигарету... Сквозь дымную мглу
Я возьму твою руку...
Шепну: "Я твой муж."
Твое дивное тело насажу на иглу.
Мы исчезнем из комнаты с криком протяжным,
Где со стоном твоим есть мой хохот немой,
И на койке появится, чавкая влажно,
Зверь безротый, без глаз, но с двойною спиной.
И в седьмом измеренье размазан по окнам
Задышу я подъездом...
Там скачет мой конь...
И рукой наслажденья прошедшего сохлой
Буду сброшен с небес на кровати ладонь.
Нет тебя.
От бумаги разжеванной грезил,
И по полу ползут легионы мокриц...
А пока меня любят собаки и дети,
И не ходят ко мне толпы Эроса жриц.
Любовалась ночью из окна вагона,
Смутно отражался профиль на стекле,
В волосах дробился тусклый свет короной...
Были мы знакомы миллионы лет.
Отсчитал века я на твоих коленях
Жемчугом, а яшмой годы на чужих
Видел глаз мерцанье в тлеющих поленьях
На земле и неба взорванной межи.
Бархат женской кожи, как дыханье ветра,
Пил тщедушной грудью, падал в сладкий бред,
А твоей ли, нет ли, с доли миллиметра
Разницы богини и дурнушки нет.
И стоим мы ночью у окна вагона,
Незнакомы снова десять тысяч лет,
Надоев друг другу...
Тусклый свет короной
В волосах дробится.
Профиль на стекле -
Милый, позабытый - стал желаньем с болью,
Губы шевельнулись медленно и сладко...
Почему опять мне хочется с тобою
Целоваться, плача?
Вечная загадка.
* * *
Христос с креста протягивает руки,
