Свой взгляд на тесную связь языка и истории Я. Гримм выразил с предельной ясностью: «Наш язык — это также наша история»[246].

В последующем своем развитии наука о языке постоянно обращалась к этому методологическому по своей сущности положению, но видоизменяла его в соответствии с общелингвистическими концепциями того или иного направления. Так, А. Шлейхер ставил его в связь со своей теорией двух периодов в жизни языка (развития и распада), младограмматики историческое изучение языка выдвинули на передний план, но, истолковывая его как индивидуально-психологическое явление, оторвали от общества. Напротив того, именно общественную сущность языка всячески подчеркивало социологическое направление в языкознании. Представитель данного направления Ж. Вандриес писал в этой связи:

«Язык не существует вне тех, кто думает и говорит на нем. Он коренится в глубинах индивидуального сознания: оттуда он берет свою силу, чтобы воплотиться в звуках человеческой речи. Но индивидуальное сознание — только один из элементов коллективного сознания, диктующего свои законы индивидууму. Развитие языков, следовательно, есть только один из видов развития общества»[247]. Отсюда делается общий вывод и о методах изучения языка: «Только изучая социальную роль языка, можно составить себе представление о том, что такое язык»[248].

Вульгаризаторским подходом к социальной сущности языка (имеющим своим истоком, несомненно, некоторые положения социологической школы) отличались теории акад. Н. Я. Марра, стремившегося установить прямой параллелизм между категориями языка и формами производства, базисов и надстроек[249].

Между тем, как пишет Э. Бенвенист, «когда пытаются сопоставлять язык и общество систематически, возникает очевидное несоответствие»[250]. «Поэтому, — как бы подхватывает мысль Э. Бенвениста М. Коэн, — правильно утверждать, что как только пытаются установить прямые соответствия между лингвистической и социальной структурой, приходят к отрицательным выводам»[251].

Советские языковеды также исходят из того положения, что язык и история народа тесно связаны друг с другом.

В этом отношении они продолжают научную традицию, которая была заложена при осознании языка как меняющегося во времени явления и которая прошла через все последующее развитие науки о языке[252], обогатившись пониманием социальной роли языка. Это последнее потребовало того, чтобы исторический подход к изучению языка перестал замыкаться собственно языковыми рамками и был поставлен в связь с историей общества. Иными словами, речь ныне идет не просто об истории языка, а об истории языка как общественного явления.

Таким образом, положение о связи языка и общества остается незыблемой основой для научного изучения языка. Но это положение не следует толковать слишком узко и односторонне. Во-первых, изучение языка не может быть ограничено только историческим аспектом. Во-вторых, изучая язык и историю народа в тесной связи друг с другом, нельзя забывать о специфике закономерностей развития, свойственных, с одной стороны, языку, а с другой стороны, носителю этого языка — народу. Таким образом, в лингвистике проблему связи языка с историей следует рассматривать с точки зрения того, каким образом структура языка реагирует на факты общей истории (какое преломление в структуре языка получают эти факты). И, в-третьих, вопрос о связи истории языка с историей народа нельзя ограничивать только одним направлением и прослеживать только влияние истории общества на развитие языка. Несомненно, что к этой проблеме самое непосредственное отношение имеют также и различные виды контактов языков (которые обусловливаются историческими и территориальными факторами), процессы и формы скрещения языков, взаимоотношения языка и культуры, проницаемость различных сфер языков, отношение языка к социальной структуре общества и т. д.

Ниже проблема связи языка и истории и будет рассмотрена в этом широком плане — по отдельным самым существенным аспектам. Наиболее целесообразным представляется начать с различных видов контактов языков.

«Соприкосновение языков, — пишет Ж. Вандриес, — является исторической необходимостью, и соприкосновение это неизбежно влечет за собой их взаимопроникновение»[253]. Какие бы формы ни принимало соприкосновение языков (их контакты), на результаты их «общения» оказывают влияние не только сами формы контактов и структура языков, но и факты неязыкового характера: экономические, политические, военные условия соприкосновения языков, культурный престиж вступивших в контакт языков, многочисленность говорящих на них народов и т. д. Разумеется, нет никакой возможности предусмотреть все многообразие этих внеязыковых факторов и расклассифицировать их по каким-либо общим категориям. Здесь оказывается возможным сделать только один общий вывод: изучение контактов конкретных языков необходимо всегда проводить с обязательным учетом исторических (в самом широком смысле этого слова) условий, в которых возникают эти контакты.

В науке о языке в настоящее время принято выделять следующие типы контактов языков (или результатов контактов):

адстрат — сосуществование и соприкосновение языков (обычно в пограничных районах) с их взаимовлиянием;

суперстрат — этим термином определяют язык, наслаивающийся на язык коренного населения и растворяющийся с течением времени в этом последнем;

субстрат — под этим термином понимают язык-подоснову, который растворяется в наслоившемся на нем языке. Иными словами, явление, обратное суперстрату.

Все эти формы контактов могут привести к скрещению языков. О каких бы типах контактов ни шла речь, очевидно, что в действительности соприкасаются (т. е. вступают в контакт) не сами языки, как таковые. Контакты языков осуществляются через людей, говорящих на данных языках. Это обстоятельство и дает основание для разграничения контактов языков и их результатов. Человеческое общество и психика человека являются той средой, где осуществляются контакты языков, но результаты этих контактов находят свое отражение в структурах языков. У. Вайнрайх, посвятивший контакту языков специальную монографию, следующим образом осуществляет это разграничение: «…два или больше языков находятся в контакте, если они попеременно используются одним и тем же лицом. Местом осуществления контакта является, таким образом, человек, говорящий на языках. Процесс попеременного использования языков называется билингвизмом, а человек, использующий их, — билингвом. Явления отклонения от нормы языков (используемых билингвом), которые возникают в результате его знакомства с более чем одним языком, т. е. в результате контакта языков, называются взаимопроникновением языков»[254]. Это определение и разграничение нуждается, однако, в одной существенной поправке. До тех пор пока такие контакты языков происходят в индивидуальной сфере, т. е. до тех пор пока возникающие в результате этих контактов явления ограничиваются индивидуальными языковыми навыками, они не являются еще фактами языка как такового. Такие частные случаи представляют психологический, а не лингвистический интерес. Поскольку язык обслуживает все общество в целом, постольку указанные контакты языков и порождаемые ими явления становятся собственно языковыми только тогда, когда они приобретают закономерный и нормативный характер, т. е. когда они распространяются на все общество в целом или во всяком случае на значительные его части. Но для того чтобы частные случаи контактов языков переросли в общественные, необходимы соответствующие исторические условия. Это обстоятельство еще раз указывает на историческую подоснову всех типов контактов языков.