— Как Джойс? — Ее дыхание щекотало ему шею.

— Мы были женаты пять минут. Ты разве не читала про развод в „Таймс“?

— Я перестала читать „Таймс“.

— Я хотел тебя найти. Но мне не хватило характера. Я знал, что могу найти твой след через Ирену Тарасову. Однажды я съездил в Бретань, но это было ужасно. Там твоего следа не осталось. Потом я подумал, что если бы я нашел тебя, то ты могла бы меня отшить.

— Ты сам отшил меня, уехав в Алжир.

Она была в ярости.

Перекрикивая битлзов, Космо завопил:

— Это была глупая ошибка! Ты должна была понять!

Собака вскочила и оскалилась.

— Я думала, что ты едешь на смерть. И не хотела быть втянутой в это дело, — успокаивая собаку, сказала Флора.

— Боже мой! — закричал Космо. — Меня уже не могли убить! Я ехал работать за столом.

Флора подумала: мы уже выросли и должны лучше владеть собой. И замолчала.

— Я помню, как ты выходила из моря с собакой и несла в узелке одежду. Ты была тогда очень самостоятельная.

И тогда он закричал ей: „Идиотка!“

— По-французски, — вспомнила она.

Молодежь танцевала вокруг костра. Мужчины, жарившие барана, пили и смеялись. Краем глаза смотрели на Флору. С ней было все в порядке.

— Пора уходить, — сказал Джим, и его голос подхватил ветер.

Матери уводили детей, женщины постарше спускались с холма, толкая перед собой кресло, из которого доносились предостерегающие крики.

— Надеюсь, они ее не опрокинут.

— Тебе она нравится?

— Она добрая.

— Но во все вмешивается?

— Ну, это ее неотделимые качества.

Космо подумал о матери. Он не должен говорить о ней с Флорой. Что же такое безопасность?

— Все годы в Лондоне, когда ты, как говоришь, работала горничной, что ты делала? — Он задавал ей этот вопрос, когда они сидели бок о бок в поезде.

— Я ходила в театр, на дешевые места. В музеи, галереи.

Кто ходил с ней в галереи, кто делил с ней ее радости, кто был частью ее в те потерянные годы?

— Одна? — с сомнением спросил он.

— Обычно да. — Это менее опасно, меньше волнений. Привычки детства умирают с трудом.

— Ты все еще предпочитаешь жить и работать в деревне? Ты довольна? Тогда, в поезде, ты говорила, что была довольна. — Это раздражало его, как она могла быть довольна, возмущался он.

— У тебя скоро истощится запас невинных вопросов. — Флора почесала собаку за ушами, глядя прямо перед собой. Голос ее был тверд.

— Хорошо. Ты замужем? Ты живешь с кем-нибудь? У тебя много любовников?

Флора сказала:

— Фу, как смело.

— Ну?

— Ты такой же в суде?

— Намного лучше. Парик придает солидности, а мантия устрашает.

— Ах.

— Ну так?

— Не замужем. Ни с кем не живу. Да, у меня были любовные связи. — Глядя на мужчин, затаптывающих остатки костра, она подумала, было бы странно, если бы у меня их не было. Те любовные связи были мимолетны и приятны, без риска оказаться в беде. — Ты не спрашивал, есть ли у меня дети. У меня их нет.

„Мне кажется, — подумал Космо, — я никогда не оставался с ней наедине. Всегда вокруг какие-то люди! Хотя однажды я встретил ее одну, на реке, но глупейшим образом упустил свой шанс. Черт бы побрал всех этих людей. — Он вспомнил французского офицера и полковника из Техаса в поезде. — Но мы были одни, совсем одни, — вспоминал он, — впервые, на пляже“.

Костер догорел, люди уходили. Мужчины загружали разобранные столы в лендровер. Раздавались крики:

— Спокойной ночи, Флора! Спокойной ночи. Большое спасибо, увидимся. — Кто-то включил мотор, и лендровер скрылся за холмом.

Космо, наблюдая, как он уезжает, сказал:

— Так ты была хозяйкой?

Почти стемнело, дождь уже просто моросил.

— Да, я дала барана. Все устроила община. Небольшое развлечение для деревни.

Пока они сидели, она тоже возвращалась мыслями в прошлое, вспоминала пикник, свое отчаяние на следующий день.

— Я тогда вернулась на пляж, — сказала она, — на следующий день после пикника. Все, что там осталось, — черный круг кострища.

Она тогда написала на песке их имена: Космо, Феликс, Хьюберт. Но море смыло.

Космо сердито сказал:

— Хорошо. Но я-то сейчас здесь.

Ветер, который было прекратился, порывисто подул, кидая пригоршни дождя. Собака Флоры заскулила и отряхнулась.

— Если мы еще посидим здесь, то подхватим ревматизм.

— Я боюсь, — сказал Космо, поднимая воротник пальто, — что, если я попрошу тебя выйти за меня замуж, ты откажешься.

— Но ты можешь попросить еще раз, — сказала Флора, — когда мы наконец попадем в теплое и сухое место.

Поднимаясь вслед за Флорой, Космо с раздражением заметил, что тело онемело от сидячей позы.

Собака Флоры чихнула и весело побежала вниз с холма. Флора — за ней. У подножия холма последние участники рассаживались в машины, включали фары, заводили моторы, кричали „до свидания“, прежде чем отъехать. Флора, несясь по крутому склону, думала: „Если сейчас сделать рывок, я могу догнать их, оставить его, вернуться в свой домик, зажечь огонь, принять горячую ванну, взять кота и пойти в постель с книгой“.

Потом она подумала, он не из тех, о ком надо вспоминать, как о Хьюберте, с любовью, или о ком надо сожалеть, как о Феликсе, который, несмотря на свой героизм, покинул меня. Космо здесь, за спиной, пытается не отставать. Он реальный. И он ведь не знает дороги, как я. В темноте может споткнуться и упасть, и она пошла медленнее. Она услышала, как Космо поскользнулся и выругался.

— Не убегай, черт побери! Подожди! — И, догнав, сказал: — Я ехал в Пенгапах, чтобы переночевать там. Но эти несчастные воспоминания вдруг явились. — Смех Флоры отнесло ветром. — Я поехал из Бодмина в Лондон, решил взять себя в руки и быть разумным.

— А это не рискованно?

Последняя машина отъехала, когда они ступили на дорогу.

— Где твоя машина? — спросил Космо.

— Я пришла пешком.

— Садись в мою. — И открыл дверцу.

— Собака грязная.

— Перестань уклоняться от прямого ответа.

Собака прыгнула в машину и уселась на заднее сиденье.

— У нее больше здравого смысла, чем у нас с тобой, — он обнял Флору и привлек к себе. Потом сказал: — Разреши мне поцеловать твои глаза. И не говори, что ты плачешь.

— Это дождь.

— Впервые встретился с соленым дождем.

— А почему бы нам не сесть в машину, где сухо?

— Лучше сразу предупрежу тебя: я отдал Коппермолт племяннику.

— Я выхожу за тебя замуж не из-за Коппермолта.

— О дорогая. Сколько времени мы потеряли. Как мы теперь все наверстаем?

— Зато будет меньше времени ссориться, — сказала Флора.

Мэри УЭСЛИ — старейшая английская писательница. После окончания Лондонского королевского колледжа и Лондонской школы экономики и политики переменила несколько профессий. Много путешествовала в Европе; во время Второй мировой войны служила в военном учреждении. К литературе обратилась уже в зрелом возрасте, начала с книг для детей, но вскоре нашла „свой“ жанр, принесший ей широкую известность, — психологический женский роман. Написала больше десятка книг, которые стали бестселлерами. „Опыт воображения“ — последний роман писательницы.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.