— К матери, Иляне Бужор, из шестой палаты!
Илиеш протягивает руку за халатом.
— Тебе не нужен халат,— говорит она.
«Ребят, наверно, пускает без халатов»,— думает
Илиеш.
— Можно так, без? ..
— Тебе халат не нужен,— повторяет она устало,
с раздражением,— твоя мать умерла.
Илиеш не понимает.
— Как, умерла? Она в шестой палате.. Иляна
Бужор...
— Говорят тебе, умерла. Вчера умерли две жен¬
щины и один мужчина: Авербух, Бужор... Вы к
кому? — обращается она уже к кому-то другому.
Илиеш выходит из больницы. Он идет через
двор и все еще не может осознать того, что произо¬
шло.«.Умерла», — машинально шепчет он.
— Что же ты так скоро, хлопчик? — спрашивает
его старик-сторож. Но, заглянув мальчику в лицо, он
подходит к нему и, неловко кладя руку на плечо
Илиеша, говорит хрипло и ласково:
— Что, али померла мамаша?.. Ну что ж поде-
лаешь-то! На то, видно, воля божья... Все там бу¬
дем. ..
Илиеш ему ничего не ответил. Он вышел из во¬
рот и пошел по улице.
Он шел как в тумане.
А дождь все лил.
Илиеш не выбирал пути. Его ноги попадали в
лужи, разбрызгивая воду.
А дождь все лил и лил, какой-то не летний уже,
но еще и не осенний. Текли мутные потоки в нижнюю
часть города. Понуро ехали извозчики с поднятыми
верхами. Торопливо шли люди с зонтиками.
Илиеш пришел домой и на мгновенье остано¬
вился на пороге. Пусто. У стены белеет кровать.
Ему так верилось, что мать выздоровеет, что она
скоро вернется домой, и они заживут попрежнему.
А теперь... Его сердце больно сжимается. Она
никогда, никогда уж не вернется. Неужели ни¬
когда?!
В невыразимой тоске Илиеш подходит к кровати
и кладет голову на подушку матери. Ему кажется,
что он чувствует ее запах, родной материнский запах.
За окном, с крыши, монотонно падают капли..
Тук... тук... тук. .. Капля за каплей. В окно впол¬
зают серые дождливые сумерки. Они все сгу¬
щаются, мутнеют.
В комнате становится темно.
А Илиеш все еще стоит на коленях у постели и,
не переставая, думает о том, что мать уже никогда
не вернется. А отец далеко, в тюрьме, в Дофтане...
Жив ли он? Как давно не было от него писем!
Один...
Шаги... Илиеш вздрагивает и оглядывается. В
комнату тихо и робко входят Петрика, Санду и Фло¬
рика. В нерешительности они останавливаются по¬
среди комнаты. Потом усаживаются. И молчат.
В комнате тихо. Слышится лишь монотонный
стук дождевых капель.
Илиеш подымает голову. На него устремлены
три пары серьезных, сочувственных глаз.
И Илиеш уже не чувствует себя больше одино¬
ким. У него друзья. И они пришли к нему.
Петрика подымается и подходит к Илиешу бли¬
же. Он хочет ему, по-видимому, что-то сказать, но, не
найдя слов, снова молча садится рядом с ним.
Так они сидят долго.
В окно глядит маленькая, светлая, словно омы¬
тая дождем, звездочка.
ГЛАВА 23
СТРАНИЦЫ ИЗ ЗАПИСНОЙ книжки
Прошел день.
Вечер. Илиеш сидит у стола и медленно пере¬
листывает блокнот студента.
Лампа тускло горит. В углу попрежнему белеет
пустая кровать матери.
Некоторые странички старенького блокнота испи¬
саны карандашом.
Первая страничка...
«Служить вечной правде, стоять в ряду тех, ко¬
торые избавят людей от нескольких лишних тысяч
лет борьбы, греха и страданий, отдать идее все —
молодость, силы, здоровье, быть готовым умереть
для общего блага,— какой высокий, какой счастли¬
вый удел!
А. Чехов».
Илиеш не все понимает в этих словах, но они его
почему-то глубоко волнуют. Он читает дальше. За¬
писи идут не подряд. Иногда они прерываются. Одна
отделяется от другой двумя-тремя страничками.
«Лишь тот достоин жизни и свободы,
Кто каждый день за них идет на бой!
Гете».
«.. .Эмил умирает в Дофтане от чахотки. А был
он такой здоровый, крепкий. До суда его били, пы¬
тали, мучили в сигуранце. Он весь поседел. Но он
молчал. Он ничего не сказал. И вот теперь, после
трех лет тюремного заключения, он умирает. Мы ему
хотели передать ампулы кальция, продукты, но тю¬
ремщики ничего не приняли. Товарищи наделали
страшный шум в тюрьме. Требовали вызвать кЭми-
лу врача. Наконец он явился. Взглянув на впалые,
с болезненным румянцем, щеки Эмила, он злобно
сказал: «Я коммунистов в больницу не кладу, пусть
подыхает...» — и вышел.
Через несколько минут его позвали к Михаилу.
Когда доктор явился, Михаил плюнул ему в лицо.
Михаила избили и посадили в карцер, в камеру «X».
Эмил, дорогой!».
Илиеш читает. Прочитанное заставляет все силь¬
нее бит’ься его сердце. «Михаил!» В Дофтане! А мо¬
жет быть, это его отец? Илиеш ниже склоняется над
блокнотом, читает одну запись за другой.
Разрушьте строй жестокий и несправедливый,
Разделяющий мир на обездоленных и имущих!
«Написал Жене письмо, а ответа до сих пор нет
Не случилось ли чего? Милая, милая...»
«Кто не ненавидит по-настоящему зло, тот не лю¬
бит по-настоящему добро. Человек — самое великое,
что есть в природе! — так говорил Робеспьер».
«Что с Эмнлом? Никаких известий...»
«Женя, милая, мне тоскливо без тебя, без твоих
писем. Я сидел вчера над химией, потом взглянул
на твою карточку. Ты глядела на меня так довер¬
чиво, чуть-чуть удивленно. А с обеих сторон висят
фотографии Горького и Ромэн Роллана. Не в пло-
хом обществе находится твое фото, правда? Какие
это большие писатели и какие большие люди! («Так
вот, значит, чьи это фотографии висели у Леонте»,—
подумал Илиеш.) Я люблю тебя, Женя. А ты этого,
наверно, даже не подозреваешь. Смотришь на меня
просто, как на товарища. Подумай, Женя, как хоро¬
шо будет, когда мы свергнем этот ненавистный
строй. А пока нужно бороться. Отдать все этой
борьбе. Ты знаешь, мне трудно сейчас заниматься:
никакие метаны и бутаны не лезут в голову. Думаю
все время о тебе и о нем... об Эмиле. Как хорошо,
что мы с тобой в одном строю, товарищ мой, друг
мой, любимая...»
«Искренность — это талант.
Чехов»
«Прочел «Жан Кристоф» Ромэн Роллана. Женя
как-то советовала мне обязательно прочесть «Оча¬
рованную душу». Ромэн Роллан и как человек дол¬
жен быть очень честным, чутким, сердечным...»
«Слушал передачу из Тирасполя. Сердце ра¬
дуется за братьев — молдован... Придет время, и
мы будем жить свободно...»
«Эмил умер. Он умер, как борец, как бесстра¬
шный солдат революции, как большевик. Его сестра
поклялась заменить его в строю. Прощай товарищ,
прощай друг!»
«Михаил уже вторую неделю в камере «X». Он
держит себя непреклонно и мужественно».
«1 Мая. Повальные аресты. На куполе собора
появился красный флаг. Весь город его видел. Де¬
монстранты дошли до улицы Штефана Великого.
Когда полицейские набросились на демонстрантов,
раздался звонкий голос девушки: «Сталин все ви¬
дит! Бессарабия все равно будет свободна!»
«У Михаила хороший парнишка. Еще много ребя¬
ческого. Но уже виден характер —- честный, прямой,
смелый. Он мне нравится. Дай-то бог, чтобы улица
его не испортила».
«Эмил перед смертью написал письмо. Товарищи
передали его на волю Мы все его прочли и перепи¬
сали. Вот оно:
«Дорогие товарищи! Это мое последнее слово.
Знаю, что умираю, но мне не страшно. Коммунист
не боится смерти. Я честно прожил свою жизнь. Если
бы пришлось ее снова начинать, я ее прожил бы
гак же. Живите! Настанет долгожданный день сво¬
