«И почему она не родилась мальчишкой?» – в который раз спрашивал он себя, увидев встревоженную Аннабель, стоящую под лестницей. Тогда, возможно, мать любила бы ее, несмотря на внешность, думалось ему, пока он осторожно спускался по ступенькам. От любви к этой девочке у него таяло сердце. На лице Аннабель читалась тревога за него, потому что он мог свалиться с лестницы. Он буквально чувствовал, как она испуганно упирается в деревянного монстра, чтобы не дать ему опрокинуться. Аннабель боготворила отца и постоянно переживала, что с ним может что-то случиться. Она не разрешала ему даже в лодку сесть самому, всегда стремилась сопровождать его. Девочка постоянно говорила, что должна защищать его. Марианна иногда спрашивала, не раздражает ли его эта привязчивость старшей дочери, но подобная заботливость лишь трогала Уильяма Ч. Брэдли.

Только когда он наконец спустился с лестницы, Аннабель отошла на шаг в сторону. Мужчина быстро провел рукой по ее светло-русым волосам. «Они такие же редкие и непослушные, как у меня, – подумал он. – Что ж, вероятно, она полностью пошла в меня».

– Аннабель, тебе нужно переодеться. Ты же не собираешься идти на праздник в этих лохмотьях? – послышался строгий голос Марианны.

На душе у Уильяма Брэдли стало тоскливо, когда он увидел, как вздрогнула девочка. «Она наверняка уже надела свое лучшее платье, – подумалось ему. – Но поскольку она не обладает такой осиной талией, как мать и сестры, ни одно платье в мире не может создать силуэт, который сейчас предполагается иметь всем юным девушкам».

– Аннабель, времени нет! – Голос Марианны звучал раздраженно.

Порой Уильям втайне жалел, что почти двадцать лет назад проявил упрямство, когда встал вопрос, как назвать дочь. Он настоял на том, чтобы дать ей имя Аннабель, – в надежде на то, что рано или поздно она станет настоящей красавицей. Сейчас, когда девушку звали по имени, это было похоже на насмешку.

Красивой девочка не была никогда, даже будучи маленькой. Марианна хотела назвать ее Хильдегардой, в честь матери, но Уильяму совершенно не нравилось это типично немецкое имя. «Ее наверняка будут дразнить», – подумал он тогда, потому что это имя для англичанина было просто непроизносимым. И потребовал назвать старшую дочь более мелодичным именем. Он до сих пор помнил собственные слова: Разве итальянцы не говорят красивым девушкам «Bella»? Давай просто назовем ее Аннабель. Марианна скептично подняла брови и пробурчала: «Мне все равно!» В конце концов, ей действительно было безразлично. Уильяму до сих пор становилось больно, когда он вспоминал, с каким разочарованием его жена смотрела на сморщенное личико, выглядывающее из свертка. Она даже не хотела укачивать малышку – настолько сильно отталкивала ее некрасивость дочери.

В тот момент Уильям стал опасаться, что Марианна не способна на материнские чувства, но рождение двух младших дочерей доказало ему, что он был не прав. С ними его жена просто захлебывалась от нежности и любви. Конечно, Оливия и Абигайль были несравнимо красивее старшей, но его простое сердце тем больше любило обездоленную дочь. Ее покладистый характер, лишенный тщеславия, ее любовь к природе и открытость были ему гораздо ближе, нежели высокомерие средней дочери. Сказать, какой станет Аби, было пока еще сложно. Та была еще ребенком, причем очень жизнерадостным. Конечно, он любил всех дочерей, но характер Аннабель трогал его до глубины души.

– Аннабель, сколько можно тебя подгонять?

– Лучше сделай так, как велит мать! – заговорщическим тоном прошептал он ей. Дочь ответила ему отчаянной улыбкой.

– Иди, пусть Оливия поможет тебе, – мягко посоветовал он ей, выталкивая девушку из гостиной, а значит, и из поля зрения строгой матери.

Аннабель неторопливо поднялась по скрипучей лестнице в детскую. Ей было все равно, что надеть, поскольку в любом случае она никому не понравится. Она знала, что сегодняшний день очень важен для матери. На восемнадцатый день рождения Оливии Марианна пригласила молодых людей из всех так называемых хороших семей в округе. И так как в этом, по ее мнению, очень отдаленном краю земного шара было недостаточно приличных кандидатов в женихи для дочери, она вытянула щупальца до самого Окленда. Аннабель не уставала восхищаться Марианной. Благодаря своему шарму матери удалось привязать к отелю «Гора Таравера» и их семье постояльцев, имевших сыновей подходящего возраста. Некоторые приехали даже из Окленда. Так же, как и Харперы, сына которых Марианна прочила в мужья ей, Аннабель. «Она хочет избавиться от меня и как можно скорее выдать замуж», – думала девушка, нерешительно входя в комнату.

Перед зеркалом сидела Оливия в восхитительном красном платье, юбка которого была украшена белыми розами из ткани. Марианна сама шила его долгими ночами. Свои черные волосы Оливия собрала в пышную высокую прическу, а на локонах сидела кокетливая красная шляпка, ленты которой были завязаны под подбородком.

– Как я тебе? – сияя, поинтересовалась она у сестры.

– Ты сногсшибательна! – Аннабель действительно была в восхищении.

По сравнению с сестрой сама она казалась похожей на особь из потустороннего мира. Ее темно-коричневое платье не самым удачным образом подчеркивало ее фигуру, но лучшего у нее не было. Оливия же заставила бы засиять даже такое платье. Единственное, что Аннабель нравилось в собственной внешности, так это то, что она была выше всех на голову. Марианна же считала, что рост только мешает старшей. Она безжалостно талдычила девушке с самого детства, что женщина должна быть маленькой и хрупкой, должна доставать мужчине самое большее до плеча. Этому идеалу Аннабель совершенно не соответствовала. Более того, в округе не было ни одного юноши ее возраста, на которого она не могла бы посмотреть свысока.

– Отец сказал, что ты поможешь мне подобрать подходящее платье, – нерешительно произнесла Аннабель, но Оливия, судя по всему, практически не замечала ее присутствия. Она вертелась перед зеркалом, словно упиваясь собственной внешностью. Потом вдруг замерла, прищурившись, поглядела на сестру и простонала:

– Так Джон Харпер никогда не сделает тебе предложение! Ты же похожа на служанку!

Аннабель пожала плечами. Она терпеть не могла этого высокомерного парня. Кроме того, он смотрел только на Оливию. И почему мать вбила себе в голову, что она должна выйти замуж за сына судьи из Окленда?

– Я знаю. Поэтому и прошу тебя помочь, – слабым голосом ответила Аннабель.

– Ох, – простонала Оливия. – Давай посмотрим, что у тебя есть. Превратить тебя в прекрасную лебедушку будет нелегко.

С этими словами она открыла платяной шкаф Аннабель, а затем с видом знатока стала рассматривать скромный гардероб сестры.

– Вот очень миленькое! – пробормотала она, извлекая из шкафа небесно-голубое платье с пышной юбкой. – Если наденешь его, поразишь своим видом всех молодых господ. – Оливия захихикала и вложила платье в руку сестры.

Но та лишь грустно покачала головой.

– Я не могу надеть это. Оно висит в шкафу только затем, чтобы однажды ты унаследовала его от меня.

– Я? Нет! Ничего подобного я в жизни не надену! Но почему ты не хочешь его носить? – задорно поинтересовалась Оливия.

– Это то самое платье, в котором я упала в обморок в прошлом году. На твой семнадцатый день рождения. Забыла?

Оливия закатила глаза. Нет, она прекрасно помнила о случившемся. Было ужасно неловко, когда ее сестра, и без того самая толстая из всех знакомых девушек, вдруг при гостях побледнела и рухнула на пол. Просто потому, что платье было слишком тесным и ей стало нечем дышать. Подружки Оливии ужасно злословили по поводу Аннабель. «Она наверняка беременна, но от кого же?» – шептались они, прикрыв ладошками рты. Оливия энергично засунула платье в шкаф. Нет, Аннабель больше не испортит ей праздник.

– Думаю, дело не в платье, – вздохнула Оливия, и взгляд ее упал на возвышавшийся на комоде шиньон, который казался ей излишне пышным. – Все дело в твоих реденьких волосах. Как насчет этого?