гудок!

Загудели фабричные гудки. С криками: «Кончай работу!» —

рабочие стали расходиться. Остановились станки. Народ

высыпал на улицу.

Когда полицейские, услышав гудки, примчались в

фабричный район Чарчабук-Курукепрю, на другом конце города-

в Папазынбахчеси —был устроен Летучий митинг. Пока

полиция, поняв, в чем дело, прибыла туда, митинг закончился,

все давно уже разошлись, а красный флаг, который был

водружен на одном из тополей, висел много часов.

ГРОМКОГОВОРИТЕЛЬ

...По профессии этот парень - токарь. У него красивый,

высокий голос. Рабочие прозвали его Громкоговорителем. Как-

то в один и тот же вечер, в часы, когда меняются смены, он

выступал на семи летучих митингах у ворот фабрик в разных

районах Стамбула,

Когда начинает темнеть, его можно увидеть и в районе Ка-

сымпаша, и в Айвансарае, и в Казлынешме. В крестьянской

одежде, с ведром в руке бродит он по улицам рабочих

предместий и с анатолийским акцентом звонко кричит:

— Соленя!.. Соленя-я-я!.. Кому соленя?!

Ходит он очень быстро. Однажды преследовавший его

пожилой сыщик свалился замертво от разрыва сердца. Не

успеешь оглянуться, как Громкоговоритель со своими «соленями»

уже исчез. А на углах улиц, где он только что побывал,

собираются прохожие, читают расклеенные на стенах листовки

коммунистической партии.

БУМАЖНЫЙ ЗМЕИ

...За ним так и осталось прозвище Бумажный Змей. Он

шофер. У него раскосые, как у китайца, глаза.

Произошел этот случай во время крупных арестов и облав.

В охранках пытали тысячи рабочих. Министерство

внутренних дел хвастало: «В Турции больше нет коммунистов». Но

организации коммунистической партии назло врагу

буквально через день выпускали прокламации.

В главном управлении безопасности «работал» тогда некий

Мюджиб - типичный янычар. Во время пыток он

приказывал класть людей на спину и приставлял им нож к горлу.

Особенно издевался он над коммунистами из национальных

меньшинств. Вообще в полиции коммунисты - греки, курды,

армяне, лазы — подвергаются самым страшным пыткам и

унижениям - и как коммунисты и как представители

угнетенных национальностей.

Мюджиб ходил повсюду с огромной палкой. В кофейнях,

на улицах, в лавках он хвалился, что может узнать

коммуниста за сто метров.

Однажды, когда этот здоровенный охранник проходил по

анкарскому рынку Караоглан, все прохожие оглядывались

ему вслед: за ним на тонкой нитке, прицепленной к спине,

летел, как бумажный змей, небольшой листок бумаги. Это бы-

ла листовка, призывавшая к протесту против фашистского

террора в стране. Ее прикрепил к спине Мюджиба наш шофер.

Рассказывая об этом, Бумажный Эмей не может удержаться

от смеха.

КОМСОМОЛЬЦЫ

...Все трое они комсомольцы. Им по 17 — 19 лет. Один из них

был арестован в Измире. В полиции его заставляли босыми

ногами ступать по раскаленным углям. До сих пор он

хромает. Саженного роста, здоровый, боевой парень.

— Ходить по горячим углям — это тебе не по васильковому

полю гулять! — говорит он.

Второй — хрупкого, нежного сложения. Был арестован во

время стачки табачников в Самсуне. В полиции его сначала

пытали голодом, потом стали кормить соленым хлебом, и

несколько дней не давали воды. Этот хрупкий юноша смастерил

из глинистого хлеба пятиконечную звезду, окрасил ее кровью,

сочившейся из ран, и налепил себе на грудь.

Третий комсомолец — среднего роста крепыш. Однажды

ночью в Стамбуле, в тот самый момент, когда он наклеивал в

районе Бешикташ листовку на стену, перед ним вырос

полицейский.

— Попался, голубчик!

Комсомолец, нимало не смутившись, сунул в руку

полицейского банку с клейстером, кисть и листовку.

— На, держи!

Только когда он завернул за угол, «фараон» пришел в себя.

Изо всех сил засвистел он в свою дудку, но находчивый

парень был уже далеко.

ТЮРЬМЫ НЕ СЛОМЯТ ВОЛИ К БОРЬБЕ

Большинство турецких тюрем было построено еще в

средневековье. Это зловонные, зараженные паразитами склепы.

С потолка нашей камеры дождем сыплются клопы. Мой

товарищ ведет с ними непрерывную войну. На стенах пятна

крови. Тошнотворный запах раздавленных насекомых щиплет в

носу.

В тюрьме Афьонкарахисара заключенные при свете

ночников налавливали полные горсти блох и нанизывали их на

нитку, как бусы. В застенках Диарбакырской крепости нам

причиняли много хлопот скорпионы в 15 — 20 сантиметров

длиной.

В Анкаре новая городская тюрьма построена рядом с

кладбищем Джебеджи. Одиночки — это гробы из железобетона.

Рядом с изголовьем привинченной к стене койки — параша.

Сырость пронизывает до костей. Крысы до того нахальны, что

вырывают из рук хлеб. Кемалисты хвастают, что турецкая

столичная тюрьма не уступает американскому застенку «Синг-

синг».

Город Мардин стоит на горе. Тюрьма там на сорок

ступеней уходит под землю. Когда-то здесь была войсковая

конюшня. Одиночки здесь — это железные клетки, под ними течет

вода. Мы видели, как в этих клетках угасают курдские и

арабские юноши.

Измирская тюрьма находится в одном из оживленных

районов на пути к рабочим кварталам города. Камеры в ней рас-

полагаются одна против другой. Между ними длинный коридор

с железной решеткой вместо крыши. Я сидел там в камере

№ 12. Голый цементный пол. В середине железной двери

«глазок» величиной с кулак. Только через него и попадает в

камеру дневной свет. Из щели под порогом стаями выползают

муравьи. Тогда в этих камерах сидело 55 закованных в

кандалы коммунистов. Каждый вечер, когда по дороге за

тюрьмой возвращались с заводов рабочие, мы, припав к отверстиям

«глазков», пели «Интернационал». Наши голоса, поднимаясь

над тюремными корпусами, летели на волю. Сержант

жандармерии, тряся толстым, как винная бочка, брюхом, кричал,

заикаясь от злобы:

— Вот я вам покажу!

Часовые рассказывали, что прохожие останавливаются и

слушают наше пение.

Кемалистам мало 460 тюрем. Они строят еще и еще.

Турецкие фашисты похваляются, что новая тюрьма в Зонгулдаке —

в одном из крупнейших рабочих центров страны — по своей

«эффективности» превзойдет даже крепость Бодрума,

расположенную на скалистом полуострове, где в окна камер хлещут

морские валы.

Почти в каждом селе кемалисты построили жандармский

участок, в то время как в 23 тысячах из 38 тысяч турецких

деревень нет даже начальной школы. Вся Турция превращена

в тюрьму для народа. Из Италии экспортирован фашистский

уголовный кодекс, из гитлеровской Германии — методы

гестапо, из Америки — провокационные методы удушения свободы

и движения сторонников мира.

Многие турецкие коммунисты были брошены в тюрьмы

безусыми юношами, а выходили седобородыми стариками.

Имена коммунистов, просидевших в тюрьме 15—20 лет,

составили бы огромный список. Сотни коммунистов провели долгие

годы жизни, скитаясь по этапам из тюрьмы в тюрьму, из

ссылки в ссылку.

С начала второй мировой войны и по сей день коммунистов,

патриотов судят только в закрытых гарнизонных судах и

специальных военных трибуналах. Видя, что-борьба народа за

демократию усиливается, кемалисты проводят через меджлис

новые драконовские законы со скоростью экспресса. Один из

фашистских главарей, Арваз, выступая в меджлисе, кричит:

— По ночам мы не можем сомкнуть глаз! Нам снятся