– Девчонки, это все мелочи жизни! Я вам счас такое прочитаю – три точки и не жить! Просматриваю я старые газеты и в «Известиях рабочих, крестьянских и солдатских депутатов» за девятнадцатый год нахожу объявление. Внимание! Зачитываю!
Идя вчера с работы, я упала в бессознательном состоянии от гололеда. Придя в себя, на мне не оказалось бордовой шали. Умоляю добрых людей возвратить мне, так как я женщина очень бедная.
А дальше фамилия и адрес!
Дамочки впали в транс:
– Настоящая цукер-бубочка! Нет, это форменный блинчик!
Блин налево, блин направо,
Это полька Карабас! -
сметая все на своем пути, закружилась по комнате Галка.
В любимом кресле уютно устроился Леонид Владимирович и, снисходительно улыбаясь, наблюдал за резвящимися кузинами. Он привык быть единственным представителем сильного пола в этой дурацкой компании. Танин муж был вечно в рейсе, Надя давно развелась, а Галя никого не допускала до свого білого тіла.
– Все это, конечно, интересно, только кушать очень хочется, – наконец не выдержал он.
– Ой, картошка! – опомнилась Таня и убежала на кухню. Все бросились ей помогать. Через пять минут на журнальном столике стояла печеная картошечка с салом, тюлечка, помидорки, икорочка из синих и бутылочка «Перлини степу».
Под чаек и кофеек сытая и умиротворенная компашка приготовилась выслушать повествование Эразмы Роттердамской.
– Даже не знаю, с чего начать, – начала она и поведала изумленной публике о своих приключениях. Время от времени подруги перебивали ее вопросами и комментариями.
– А как ты догадалась, что Жорка – внук Константина Константиновича?
– Вещий сон видела, а там подсказка была. Мне аж три таких сна приснились.
Подруги тут же потребовали изложить их в мелких подробностях.
– Нет, я не расскажу, я стыдаюсь.
Они обсудили количество снов и пришли к выводу, что три ~ это гораздо лучше, чем четыре. Четвертым сном все давно уже сыты по горло.
– Ладно, пошли дальше. Фамилия Тин Тиныча – Ставраки, а думая о Жорке, я всю дорогу почему-то о Греции вспоминала и, что интересно, о Древней. Видимо мое умненькое подсознание уловило фамильное сходство.
О том, что Георгий напоминал ей то ли Аполлона, то ли Геракла, она умолчала.
– А чтобы удостовериться, я пошла к Александре Захаровне, хоть убейте не могла фамилию Тин Тиныча вспомнить. И Маразли в голове крутился и Фемилиди какой-то, кто угодно, только не Ставрвки. И представьте себе – какая везуха, по ходу дела Захаровна рассказала, что, когда в пятьдесят третьем году она пришла в библиотеку, он был уже женат и притом на нашей, на библиотечной девице, ее Мариной звали. Он во время войны в морской пехоте воевал, помните, их немцы «черная смерть» называли, так он, конечно, хотел идти плавать. А его отец, оказывается, тоже у нас всю жизнь переплетчиком проработал, он сына с этой Мариной и познакомил. Захаровна сказала, что такой красавицы она больше никогда не встречала.
Анна Эразмовна вдруг почему-то вспомнила Риту Виноградову и замолчала.
– Дальше, дальше, – торопили девицы.
– Ну, вот, – продолжала она, – плавать он не пошел, со своей Мариной расставаться не захотел, а стал работать у нас, он с детства отцу помогал, в общем, рабочая династия. В сорок седьмом у них дочка родилась, Женечка. Они ребенка с младенчества на море таскали, оба на море помешаны были, плавали потрясающе. Всю дорогу заплывы устраивали, соревнования «кто дальше, кто дольше» – идиотизм какой-то. Летом пятьдесят четвертого во время такого заплыва Марина утонула. Представляете, ребенок на берегу, в море входят мама и папа, а выходит один папа. В школу Женя уже без мамы пошла, и только ей семнадцать исполнилось, она вместо того, чтобы в институт поступать, замуж выскочила. Захаровна сказала, то ли за грузина, то ли за армянина, и он ее увез в Москву, он был московский грузин-армянин. Для отца это было страшным ударом. Он дочку обожал, а тут она его бросает. Только это еще не вечер. Через год Женя рожает ребенка, роды тяжелые, вот… она умирает! А ребенка папаша куда-то увозит! Представляете? Можно умом тронуться. Между прочим, Захаровна считает, что Тин Тиныч был слегка того, что он на море до поздней осени ходил потому, что искал свою Марину. Ее ведь так и не нашли.
Анна Эразмовна продолжала рассказ и дошла до упавшего карниза и путешествия на чердак.
– Зачем ты туда полезла? Разве тебе не было страшно? – недоумевали подруги.
– Сама на себя удивляюсь. А страшно было только один момент, и то слегка, когда замок отвалился. Кстати, Леня, я давно хотела тебя спросить, как называется это колечко с палочкой, на которой резьба, ну, на которое замок вешают?
– Скоба, – сдавленно ответил муженек. Напрасно, ох, напрасно не обращала на него внимания Анна Эразмовна.
– Скоба? Никогда бы не подумала! -воскликнула она. – Так одна из этих скоб была вытащена, там ракушняк, это для Жорки была не проблема.
Повествование дошло до кульминационного момента.
– Девочки, я не могу вам объяснить, что со мной происходило. Меня всю трясло, притом не от страха, а… знаю я вас, вы сейчас смеяться будете,…от возбуждения, ну, очень похоже на… это самое…
Никто не смеялся.
– А когда Андрей руку с ножом из кармана вытащил, и до меня дошло, что сейчас будет, я заорала, как ненормальная.
– Почему как? – язвительно поинтересовался муженек, но она его не услышала.
– Как же так случилось, что Андрей не только не убил, а даже не поцарапал Георгия? -недоумевали девицы.
– А вы догадайтесь, эрудиты вы или кто?
Гипотезы выдвигались самые разнообразные
вплоть до предположения о том, что Георгий был персонификацией инфернального зла, в смысле, исчадием ада.
– Что-то в этом, конечно, есть, – задумчиво изрекла Анна Эразмовна, – но, на самом деле, правильного ответа команда не нашла. Переплетный нож обычно точится с одной стороны, с правой. А если человек левша, то, естественно, – с левой. Поразительно, я ведь сто раз видела, как Тин Тиныч работает, и совершенно не брала в голову, что он левша. Так что у ножа правая сторона была тупая, а левая – острая, как бритва.
– А как же у Жорки получилось? Он что, тоже был левшой? – не догоняли подруги.
– Элементарно, Ватсон. Он сзади убивал. Левой рукой рот зажимал, а правой – от левогоуха до правого…
Это объяснение сопровождалось показом. Она вскочила, схватила со стола нож, подбежала сзади к Леониду Владимировичу, зажала ему левой ладошкой рот, а нож поднесла к горлу.
– Вот так он Андрюшу держал. Еще доля секунды, и он бы его зарезал. Только бог не фраер. Боже мой, какая у меня в голове каша с этим Богом! – воскликнула она в полной тишине.
Народ потрясенно слушал про ужасы нашего городка.
– Тин Тиныч всадил ему клинок прямо в сердце. Он взял с собой нож для резки картона, выпустил на всю длину и ударил сзади, нож через легкое прошел, кровь изо рта фонтаном… На Андрея много попало.
– Как он это все перенес? – дрожащим голосом спросила Таня.
– Ой, девочки, я не знаю. Эти нынешние дети какие-то совсем другие. Может, потому, что по телику непрерывно кого-то убивают, может, мир изменился. Мне казалось, ему было совсем не страшно.
– Нет, я считаю иначе, – твердо сказала Галя. – Ему было очень-очень страшно, но он сумел побороть страх, сумел броситься на убийцу…
– Слушай, Андрею за это ничего не будет? -Надю интересовали конкретные вещи.
– За что, за это? – удивилась Анна Эразмовна.
– Как, за что? За попытку убийства.
– Какую такую попытку? Какого такого убийства? Ребенок случайно мимо проходил.
– А переплетный нож?
– Какой нож? Кто его видел? Ой, я ж вас с ментом Васей не познакомила.
Рассказ о Васе вызвал у Нади нетюддельный интерес, и она тут же взяла его телефоны.
