Что подразумевал Казарский под «повреждением гротового рангоута» турецкого 110-пушечного линейного корабля? По-видимому, это было повреждение грот-ундер-лисель-спирта (нижнего горизонтального шеста на высоте верхней палубы), служившего для растягивания за пределы борта нижнего края гротового лиселя — добавочного прямого паруса (гротового лиселя). Затем еще одно перебивает ватер-штаги, крепящие бушприт к княвдигеду гальюна. Так как речь идет обо всех ватер-штагах, то ядро с «Меркурия» удачно поразило их в районе их общего крепежа. Разумеется, что от этого бушприт не отвалился, так как сверху держался еще и фок-штагами и фотстень-штагами, но жесткость конструкции была нарушена, и он закачался. Повреждение гротового рангоута с падением гротового лиселя и ватер-штагов не было слишком серьезным для «Селимие», но вызвало определенные трудности в управлении кораблем. Однако, учитывая то, что почти вся команда состояла из насильно пойманных и посаженных на корабль рекрутов, быстро исправить эти повреждения не представлялось возможным

Теперь относительно «Реал-бея». Насколько мог повлиять на боеспособность линейного корабля перебитый нок формарса-рея с марселями и упавшие лиселя?

Что касается «Реал-бея», то нанесенные ему повреждения тоже не были слишком серьезными — «счастливым выстрелом удалось перебить у неприятеля нок-фор-марс-рею, падение которой увлекло за собой лисели». При этом никакие «все» паруса фок-мачты на палубу, разумеется, разом не рухнули, как выдумывали позднейшие авторы. Для этого надо было много еще чего перебить. Однако, к счастью для «Меркурия», и упавших лиселей оказалось вполне достаточно. Пример вышедшего из боя флагмана и суматошная паника на нем, скорее всего, уже смущали умы матросов «Реал-бея», когда же полетели вниз лиселя, что, повторюсь, было не страшно для боеспособности корабля, но выглядело весьма эффектно, то паника началась и на нем. Капитана второго линейного корабля тоже понять можно: с необученной командой исправлять повреждения — дело долгое, к тому же без лиселей «Реал-бей» сразу потерял возможность ловить и так едва двигавший корабль тихий ветер. Да и вышедший к этому времени из боя «Селимие» давал гарантию, что никакого наказания от адмирала за отказ от преследования русского брига также не последует.

И все же почему турецкие адмиралы прекратили преследование «Меркурия», тем самым фактически признав свое поражение в этом далеко не равном бою? Думается, что такое решение было вызвано не одним, а сразу несколькими факторами.

1. Повреждения, нанесенные «Меркурием», хоть и не носили решающего характера, однако создали определенные трудности с управлением линейных кораблей и при тихом ветре замедлили их и без того не слишком большую скорость

2. Повреждения и упорное сопротивление маленького брига деморализующе подействовало на сборные и не слишком обученные команды линейных кораблей. Еще очень свежи были воспоминания о недавнем Наваринском погроме. Именно поэтому в течение всей войны 1828–1829 годов турецкий флот вел себя исключительно пассивно. Майский 1829 года выход в море был едва ли не самым отважным его мероприятием за всю войну. 

3. Было очевидно, что русский бриг будет отчаянно драться до самого конца и, возможно, даже попытается в критической ситуации, сойдясь вплотную с одним из линейных кораблей, совместно взорваться. Это турок, разумеется, никак не устраивало, а реальная возможность при отсутствии ветра и наличии у брига весел у «Меркурия» для этого была.

4. Сама погоня и бой явно затягивались. Без внимания турецких адмиралов не могло остаться и то, что Казарский упрямо держал курс на норд-вест в сторону Сизополя, где стоял тогда весь Черноморский флот во главе с адмиралом Грейгом. В том же направлении ушли и давно скрылись за горизонтом и два дозорных русских фрегата. Это не могло не беспокоить капуданпашу. В любой момент на горизонте мог показаться Черноморский флот. При этом основные силы турецкого флота остались далеко позади адмиральских кораблей. Принимая же во внимание повреждения в такелаже и рангоуте, оба линейных корабля могли сами превратиться из охотников в достаточно легкую добычу. Продолжать погоню, все дальше отдаляясь от Босфора и сближаясь с главными силами противника, становилось уже реально опасным

5. Ценность самого маленького брига была не столь велика, чтобы ради него рисковать двумя сильнейшими кораблями. К тому же во время этого выхода турецкий флот уже одержал неожиданную для себя победу и взял куда более ценный приз (об этом мы будем подробно говорить в следующей главе).

Подводя итог вышесказанному, мы не ошибемся, если сделаем следующий вывод — бой «Меркурия» действительно был самый героический, а успех ошеломляющим. То, что нашей победе способствовала и погода, слабая обученность турецких команд и тактическая и оперативная ситуация не должно нас смущать. На войне как на войне, и Бог всегда на стороне храбрых, а победа всегда есть победа!

Еще некоторое время после своего победного сражения Александр Иванович Казарский командовал «Меркурием». Война меж тем закончилась, начались мирные переговоры, обмены пленными. Последний выход в море на «Меркурии» для Казарского был достаточно знаменателен. Из воспоминаний бывшего начальника штаба Черноморского флота вице-адмирала В.И. Мелихова: «На траверзе Инады сошлись на рандеву два корабля, неприятельский и наш, бриг “Меркурий”. С борта “Меркурия” 70 пленных турок перешло на борт своего корабля. С борта турецкого судна 70 пленных русских перешло на борт “Меркурия”. Все семьдесят были русскими моряками».

Что же это были за пленные? Дело в том, что незадолго до подвига «Меркурия» на Черноморском флоте произошло чрезвычайное для российского флота событие. К «Меркурию» оно имело самое непосредственное отношение, а поэтому представляет для нас особый интерес

Находившийся в дозоре неподалеку от турецкого порта Пендераклия фрегат «Рафаил» под командованием капитана 2-го ранга Стройникова был застигнут врасплох турецкой эскадрой и, даже не предприняв попытки вступить в бой, спустил перед турками свой Андреевский флаг. Обрадованные неожиданной победой турки включили захваченный фрегат в состав своего флота под названием «Фазли Аллах», что значит «Дарованный Аллахом». Случай с «Рафаилом» — для русского флота небывалый, а потому особенно болезненный. В негодовании были все: от бывших сослуживцев Стройникова до императора Николая.

Пленные, которых принимал от турок Казарский, и были с «Рафаила». Это были все, кто к моменту подписания мира остались в живых из команды фрегата «Рафаил», без малого двести человек. Среди них — и бывший командир бывшего «Рафаила» С.М. Стройников. Как гласит легенда, император Николай I запретил Стройникову до конца его дней жениться и иметь детей, сказав при этом так: «От такого труса могут родиться только трусы, а потому обойдемся без оных!»

Разумеется, что пришедшее вскоре после сдачи «Рафаила» известие о небывалой победе «Меркурия» было для Николая I особенно приятно.

В отношении же самого фрегата «Рафаил» император был не менее категоричен, чем в отношении его командира

— Если когда-либо представится возможность уничтожить бывший «Рафаил», то каждый офицер Черноморского флота должен считать это делом своей чести!

В указе император написал так: «Уповая на помощь Всевышнего, пребываю в надежде, что неустрашимый Флот Черноморский, горя желанием смыть бесславие фрегата “Рафаил”, не оставит его в руках неприятеля. Но когда он будет возвращен во власть нашу, то, почитая фрегат сей впредь недостойным носить Флаг России и служить наряду с прочими судами нашего флота, повелеваю вам предать оный огню».

… Долгое время Казарский и Стройников приятельствовали, соперничали в продвижении по службе: Казарский командовал старым транспортом «Соперник», а Стройников — бригом «Меркурий». Впрочем, перспективы у Стройникова были многим лучше, чем не только у Казарского, но и у многих других офицеров. Еще недавно Стройников состоял в адъютантах у командующего флотом, причем пользовался расположением не только самого Грейга, но и его всесильной гражданской жены. Ниже мы еще подробно остановимся на личности супруги адмирала Грейга Пока же констатируем тот факт, что, судя по всему, Стройников был весьма тесно связан и с полусветом Николаева, причем весьма удачно извлекал из этого свою выгоду. Помимо всего прочего Стройников являлся и георгиевским кавалером, правда, свой крест 4-го класса он получил не за одновременный подвиг, а за 18 морских кампаний. Чтобы получить крест за морские кампании, надо было иметь еще и «удостоение начальства». Такое «удостоение начальства» у Стройникова имелось. Именно такой вывод можно сделать из послужного списка «удачливого» капитан-лейтенанта.