Ибица — это остров, чей особый характер и экономическая структура сформировались благодаря жаркому лету и волшебным ночам. Когда в мае открывается курортный сезон, остров пробуждается от блаженной дремоты и распахивает свой зал прилетов людскому потоку, состоящему из полумиллиона гедонистов, солнцепоклонников и искателей удовольствия. До 60-х годов это был просто печальный обломок скалы, торчащий из вод Средиземного моря, глухой деревенский уголок Балеарских островов, имеющий очень слабые связи с материковой Испанией, с населением всего 37 тысяч человек. Туда мало кто приезжал и почти никто не оставался надолго — если не считать кучки богатых тусовщиков и небольшой колонии художников. Жилье там стоило дешево, пляжи пустовали, транспортная система пребывала в зачаточном состоянии, и на этом сонном островке с красно-коричневой почвой, с аккуратными белыми домиками и буйной растительностью сохранялась почти феодальная форма жизни, поскольку вся его экономика держалась на торговле солью.

Однако к середине 60-х годов ситуация стала меняться; фашистский премьер-министр Испании генерал Франко начал поощрять туристический бизнес на Ибице, чтобы привлечь иностранную валюту в свою доведенную до нищеты страну. Когда в 1967 году было завершено строительство международного аэропорта, число туристов стало расти на глазах и к началу 70-х достигло 500 000 посетителей в год, превратив туризм в основной источник дохода жителей Ибицы. Строились сотни новых отелей, ландшафт острова до неузнаваемости менялся. Некогда живописный рыбацкий поселок Сант-Антоии-де-Портмани превратился в Сан-Антонио, Вавилон наспех сколоченных туристических urbanizaciones[34], грязных кафе, сувенирных лавок и шумных пабов с названиями вроде «Уиган-Пирс»[35], призванных привлекать британских туристов, составлявших половину всех отдыхающих. Ибица привлекала и посетителей другого рода: битников, хиппи, туристов с рюкзаками, полюбивших остров за теплый климат и тишину, а еще за ненапряжное отношение к ним аборигенов. К 1965 году остров стал непременным местом посещения в маршрутах богемы, наравне с Гоа и Катманду. Peluts («волосатые») создали свою собственную инфраструктуру коммун, вечеринок в полуразвалившихся tineas (фермах) и каналов наркоснабжения. Однако счастливое царство просуществовало недолго: в конце 60-х на остров прибыли из Испании полицейские войска Гражданской гвардии, предпринявшие попытку выселить хиппи, хотя в конечном итоге их прогнала с Ибицы не полиция, а все возрастающая коммерциализация острова.

И все-таки, по сравнению с авторитарным режимом континента, остров был настоящей либеральной идиллией. Он как магнит притягивал к себе геев и богему, которые видели в Ибице спасение от фашистской ортодоксальности франкизма, а также богатых отдыхающих из самых разных стран, которые останавливались здесь на отдаленных виллах в холмах и наслаждались ночным декадансом в Ибица-тауне: политиков, аристократов, актеров и поп-звезд. Члены религиозных культов, включая последователей Бхагвана Шри Раджнеша, также основывали здесь свои базы. Хотя остров с каждым днем все больше походил на банальный туристический рай, его по-прежнему окутывала некая золотая аура — мечтания хиппи, иллюзорная пышность гей-сцены и глянцевый блеск жизни праздной элиты.

«Влияние хиппи было определяющим, поскольку весь этот дух на самом деле исходил от них — эта свобода и вольный образ жизни, — говорит Хосе Падилья, переселившийся из континентальной Испании на Ибицу в 1973 году и вскоре ставший одним из ведущих диджеев острова. — В этом наследие и подлинный дух Ибицы — бесплатные вечеринки, свежий воздух, луна и звезды, хорошая музыка, танцы. Хиппи больше нет — ну, может быть, встретится один-два на рынке в Лас-Далиас [так называемом «рынке хиппи», больше похожем на парк развлечений, посвященный ностальгии по прошедшим годам]. Они начали уезжать с острова из-за того, что общество стало меняться, все больше ударяясь в строительный бизнес и делаясь все более материалистичным. У хиппи было два пути: либо покинуть Ибицу и найти другое место, где можно было бы жить как прежде, либо остаться здесь и измениться самим. Хиппи на Ибице больше нет, но зато благодаря им в глазах Европы создался совершенно особый образ острова — свободного острова, острова любви».

С начала 60-х заграничный туризм становился все более и более привычным явлением. Люди, чьи родители считали заграничный отдых единственной прерогативой богачей, начали скупать туристические пакеты на испанские Коста-дель-Соль, Коста-Бланка и Балеарские острова. Благодаря слабости испанской валюты эти курорты с их дешевыми гостиницами, едой и выпивкой стали доступными местами отдыха для многих британцев из рабочего класса, раньше вынужденных ограничиваться поездками в Блэкпул, Скегнесс или Торкэ[36]. Ибица — и в особенности бетонная набережная Сан-Антонио, стала классическим местом зарубежного отдыха для британцев: море, солнце, песок, секс и сколько хочешь сан-мигелей.

В 80-х в Великобритании резко возросла безработица и на острове появилось новое поколение туристов. Это были не «рюкзачники» и не те, кто отправляется в двухнедельный круиз, чтобы каждый день напиваться до беспамятства. Это были умные, любознательные молодые люди, которых не устраивала перспектива пахать за ничтожную заработную плату или кормиться на пособие по безработице, которым хотелось вырваться из обыденности, увидеть мир, урвать немного солнца и радости вместо того, чтобы торчать в дождливой и мрачной Британии. Зимой они ездили на Тенерифе, летом — на Ибицу, и по пути часто заворачивали в Амстердам, чтобы попробовать в кофе-шопах Nederwiet[37]. Они перебивались на случайных работах, прислуживая в барах и раздавая флайеры, проворачивали аферы с кредитными карточками, совершали мелкие кражи или продавали траву. Жизнь этих новых хиппи, богемы рабочего класса едва ли можно было назвать роскошной, но уж лучше жить так, чем уныло прозябать дома.

«На Тенерифе мы встречали многих ребят с севера, из Манчестера, Корби и Шеффилда, — вспоминает Мэри Марден, лондонская клабберша, которая провела свое первое лето на Ибице в 1986 году. — Они уходили из дома в 16 лет, потому что у них не было ни карьеры, ни чего-нибудь вроде этого — в основном все они промышляли воровством. И вот они ездили по Европе и занимались разного рода мошенничеством: например, одевались в приличные костюмы, заходили в ювелирные магазины и, пока один разговаривал с продавцом, второй таскал из витрин "ролексы". Я помню, как они ограбили большой сейф на главном вокзале в Париже и выгребли оттуда двадцать тысяч. Когда никаких дел у них не было, они жили в Амстердаме, у них было там множество знакомых и они всегда находили, где остановиться.

Когда мы с ними познакомились, они взвалили на себя заботу о нас, шести девушках. Покупали нам туфли, дарили часы. Всякий раз, куда-нибудь уходя, они непременно возвращались с подарками для нас. Кончилось все тем, что мы стали жить вместе, а они продолжали проворачивать эти свои аферы — немного того, немного сего. А потом сказали:" Почему бы вам не приехать летом на Ибицу?", и мы послушались их совета».

Британские клабберы, приезжавшие на остров, сначала довольствовались дешевым пивом, которое они литрами глушили в барах Сан-Антонио, танцами на убогих дискотеках под «каникулярную» музыку и снимаемыми на задворках квартирами, куда они пошатываясь возвращались по ночам. Однако была у Ибицы и другая сторона, мир совсем иного уровня, который они в конце концов для себя открыли, мир богачей, швартующих яхты в гавани Ибица-тауна, наслаждающихся дизайнерскими бутиками, роскошными ресторанами и невероятными гей-барами на Калле-де-ла-Вирхен и завершающих пребывание на острове посещением богатейших ночных комплексов развлечений, расположенных во внутренней части острова.