Эвмен взглянул на Итту-Бела.

-- Так записано в священных книгах иудеев, -- подтвердил сидонянин, -- у Иакова был любимый сын, именем Иосаф. Старшие братья Иосафа завидовали отцовской любви к нему и продали его в рабство в Египет. Но он там не пропал, а сумел необычайно возвыситься, и фараон отличил его, назначив своим соправителем. Когда в Египет прибыли братья Иосафа, он примирился с ними и испросил у фараона для них богатый край.

-- У какого фараона? -- спросил Эвмен.

Итту-Бел лишь пожал плечами.

-- Что же было дальше?

-- Народ Израиля жил в достатке, плодился и умножался, -- продолжил рассказ Эфраим, -- когда же иудеев стало слишком много, другой фараон заподозрил их в неверности и обратил в рабов. Вывел же предков моих из рабства пророк Моше.

Он замолчал.

-- И к чему ты все это рассказал? -- спросил Эвмен.

-- Господь внушил мне, недостойному, мысль о том, что если вывести народ мой из рабства, то и он будет спасён, и царь Александр получит выгоду, ибо много благ Египту принесли иудеи трудом своим.

Эвмен заломил бровь, а Итту-Бел скептически хмыкнул.

-- Пророк Моше творил чудеса перед лицом фараона, -- сказал финикиец, -- ты тоже на это рассчитываешь?

Эфраим покачал головой.

-- Тогда как ты выведешь иудеев?

-- Оказавшись среди моих соплеменников, я мог бы попытаться сподвигнуть их на восстание, -- уверенно заявил Эфраим.

-- Так говоришь, будто имеешь опыт в таких делах, -- улыбнулся Эвмен.

-- Имею.

-- Вот как? И в каком же восстании ты участвовал?

-- Полагаю, в том же, что и я, -- медленно сказал Итту-Бел, -- почтенный Эфраим, ты сражался с Артахшассой Охом, когда восстали Гебал и Цидон?

-- Да. Я не всегда водил купеческие караваны, и мне довелось повоевать с персами, когда мы, иудеи, поднялись против них, вдохновлённые примером жителей Цидона.

-- Царь Ох вырезал сорок тысяч моих соотечественников, а остальных обратил в рабство. Как ты уцелел в резне? -- спросил Итту-Бел.

-- Я командовал отрядом в окрестностях Назарета. Смог скрыться, когда нас разбили. Персы потом в наказание переселили многих иудеев в Гирканию, но мне удалось остаться на родине. Правда я потерял всю семью, дом и скот.

Эфраим повернулся к Эвмену и сказал:

-- Поверь мне, господин архиграмматик, я знаю, как надо действовать. К тому же ты будешь иметь в Египте свои глаза и уши. Я не прошу никакой платы, хочу лишь помочь своим братьям, которые томятся в рабстве. Господь открыл мне, что он изменил волю свою и не следует ждать прихода пророка Моше.

-- Когда же все это было? -- спросил Эвмен, -- все эти пророки и фараоны?

-- Трудно сказать, -- ответил Эфраим, -- я долго размышлял, сопоставлял. Думаю, пророк Моше ещё не родился, но, полагаю, народ Израиля уже находится в Египте.

Эвмен довольно долго молчал, покусывая губу. Наконец, сказал:

-- Хорошо. Мы обсудим твоё предложение, я доложу царю. Пока ты свободен.

Эфраим поклонился и, пятясь, вышел.

-- Что ты об этом думаешь? -- спросил Эвмен.

-- Не уверен, что ему удастся задуманное, но если не действовать нахрапом, мы могли бы постепенно создать в Чёрной Земле то же, что египтяне имеют в городах Ханаана.

-- Глаза и уши, -- кивнул кардиец.

-- Да. А может быть, действительно получится расшатать это неприступное царство изнутри.

-- Возможно с помощью "купца Эфраима" удастся связаться и с Аристоменом. Я поговорю с Александром. Думаю, он согласится, так что начинай снаряжать "купца" в путь. Подбери для него корабль и товары.

10

День родится на Востоке

Гебал (Библ)

Пожалуй, последние месяцы выдались для Аменеммаата, которого при рождении назвали Энилом, самыми напряжёнными и тяжёлыми за всю его жизнь.

Чрезвычайно вымотал морской поход на запад и сражение со вчерашними братьями по оружию. После возвращения отдохнуть не получилось -- Ранефер намекнул ему, что царю Гебала следует поучаствовать в переговорах с митанни. Зачем? Он мог лишь догадываться. Подозревал, что ремту свозили его на восток только для того, чтобы продемонстрировать Паршататарне, как изменился мир. Тот, конечно, был наслышан о случившемся год назад, но одно дело многократно искажённые слухи и совсем другое -- увидеть собственными глазами человека из другого мира, переговорить с ним. Энилу намекнули, что полезно будет рассказать царю о падении царства Ханигальбад. Не жалея красок поведать. Чтобы посговорчивее стал.

Видно, Паршататарну проняло. Назад послы возвратились с табуном в четыре тысячи нисейских коней[102] -- выкуп за мир и обещание Тутмоса, победителя при Каркемише, оставить митанни в покое. Пока.

Паршататарна, которого не сломило даже поражение при Мегиддо, где погиб его старший сын Артадама, после Каркемиша совершенно сник. На востоке, вдохновлённый ослаблением воинственного соседа, зашевелился Ашшур, бывший вассал. Царство Митанни находилось на грани краха. Мир, пусть и путём подчинения извечным врагам, был необходим Паршататарне, как вода умирающему от жажды. Царь сетовал на немилость богов, сокрушался о своём унижении. Воинственный пыл его, казалось, растаял без следа. Он согласился признать над собой верховенство Менхеперра, стать данником.

Шепсером-наместником Нахарина назначили юного (ему ещё десяти лет не исполнилось) наследника Аменхотпа. В жёны ему нарекли одну из дочерей Паршататарны, двумя годами старше мальчика. Сейчас Келхеби (так царевну звали в девичестве, но ей вскорости предстояло принять египетское имя) как раз в сопровождении огромной свиты ехала в Уасит.

Египтяне удовлетворились переговорами. Ранеферу удалось то, к чему он год назад безуспешно склонял Птолемея -- побеждённые митанни согласились по первому требованию предоставлять Священной Земле четыре тысячи воинов. Теперь они будут воевать против врага, которого укажут ремту. Воинам, естественно, заплатят. Почему нет? У ремту много золота, а недовольных плодить совершенно ни к чему.

Даже и без этого воинства уже немало митанни состояло на службе у египтян. Паршататарна не выкупил своих пленных воинов (не на что было) и победитель переманил часть из них на свою сторону, соблазнив щедрой платой.

Как выяснил Энил, рабства в том виде, к которому они привык, в Та-Кем не было. Военнопленные, не согласившиеся пойти на службу к фараону, занимались тяжёлым трудом, долбили канал в скалах, южнее Мемфиса. Но им за это платили и обещали отпустить на свободу через пять лет. Тех же, кто, по примеру наёмников-митанни и самого Энила, принимал Посвящение и новое имя, Рен, египтяне и вовсе считали ровней себе, не ущемляли ни в чём и наделяли всеми правами, что имели урождённые ремту. Только отрекись от своих прежних нечестивых богов. Впрочем, тех наёмников, кто сохранял веру предков, тоже не притесняли, только платили меньше и лишали возможности занять высокие начальственные должности.

Египтяне не заметили за показной, прекрасно сыгранной покорностью, истинных мыслей и замыслов униженного ими царя. Буквально за несколько дней до их прибытия, в Харране гостил посол могучего царя Ишкандара, доблестный Палемию. Ещё до знакомства с Энилом царь Митанни не пренебрёг возможностью тесно пообщаться с пришельцами из другого времени.

Палемию приехал тайно. Этот визит, о котором в царстве Митанни было известно всего трём ближайшим советникам царя, был подготовлен при посредничестве эмиссара Паршататарны в Киццувадне. Тот много месяцев после прихода макандуша не раскрывал себя, присматривался к пришельцам, пока не счёл, что снестись с ними будет полезным для его повелителя. Случилось это после того, как на рынках всех городов заговорили о кровопролитном столкновении макандуша и мицри далеко на западе.

Посол возвратился в Киццувадну не один, а вместе с наследником Шаушатарной. Палемию вездесущие Хранители проглядели, но отъезд царевича скрыть от их глаз было невозможно -- его сопровождала тысяча телохранителей и множество слуг. Впрочем, никто не увидел в этом ничего подозрительного. Хазетиу[103] свойственна показная пышность. Чтобы царственный наследник путешествовал без многочисленной свиты, которой хватит для взятия небольшого города? Это было бы недостойно его звания.