Ронан перечитывает написанное:
Дорогая мама!
Настоящим воякой (если не считать фамилии)[17] был не Ваш муж, а я. И теперь мне осталось выполнить последнюю миссию. Я твердо намерен довести ее до конца. После чего я избавлю Вас от своего присутствия. Конечно, существование мое помогло бы Вам приумножить Ваши христианские добродетели, но зато Ваше милосердие, вызывающее всеобщую зависть, в конце концов несколько поизносилось бы. Я заранее знаю, что моя последняя воля не будет исполнена, но все же прошу Вас похоронить меня рядом с Катрин.
Прощайте. Разрешаю Вам думать, что исчезаю из жизни в последнем приступе безумия. Это поможет Вам соблюсти приличия.
Обнимаю Вас
Ронан
Он запечатывает конверт, наклеивает марку. Через несколько часов он опустит в Париже это письмо. И когда оно дойдет до адресата, игра уже будет сыграна. Ронан проверяет револьвер, кладет его в чемоданчик. Последний раз он окидывает взглядом кабинет, спальню. Выходит из дому. Его уже нет.
Туристы, весело переговариваясь, один за другим влезали в автобус. Кере, стоя рядом с шофером, пробегал глазами список: сорок два пассажира, прибывших кто откуда. Несколько бельгийцев, пара из Германии, а остальные — пенсионеры, укрывшиеся здесь от толчеи летних отпусков… Дютуа, Мартен, Гобер, Перальта, де Гер… Кере поднял глаза. Де Гер!.. Ронан выбрал себе место сзади и разглядывал уличную толпу. Кере постепенно узнавал под жесткой маской заострившегося лица прежнего юношу, который, возникая из дымки стольких лет, будто играл с ним в прятки и то явственно проявлялся, то исчезал. Сердце Кере оглушительно билось. Если Ронан появился здесь, значит… Выйти уже нельзя! Слишком поздно.
— Все? — спросил Жермен, шофер.
— Все! — ответил Кере.
Мотор «вольво» мягко включился, и автобус, длинный и комфортабельный, как пульмановский вагон, отошел от тротуара. Выяснять отношения сейчас было бессмысленно. Делать нечего — Кере пошел по центральному проходу, проверяя билеты. Он приближался к Ронану, и тот уже вынул из портмоне бумаги, выданные в агентстве. Глаза их встретились. Ронан бросил на Кере безразличный, рассеянный взгляд и тут же отвернулся. Прояви он хоть малейший признак интереса, возможно, его решимость удалось бы поколебать. Кере понял, что всякий контакт исключен. Ронан сидел безликий, холодно бесчеловечный, как взрывной механизм, запрограммированный на определенное время.
Кере вернулся на свое место. Ему платят за вполне определенную работу. И он выполнит ее, несмотря на волнение, от которого он весь покрылся липким потом. Взяв микрофон, Кере обрисовал маршрут: первая остановка в Аржантане, затем через Домфрон и Мортен добираемся до Понторсона и Мон-Сен-Мишеля. Затем посещение ля Мервей; ужин и ночевка в Сен-Мало, в гостинице «Центральная». Завтра — осмотр города, обед в «Герцогине Анне» и свободное время до шестнадцати часов. Далее — посещение торфоперерабатывающего завода в устье Рансы. Ужин и ночевка в гостинице «Бельвю». И наконец в воскресенье — экскурсия на пароходике в Динар, обед — там же в ресторане «Маргарита». Вечером возвращение в Париж через Баньоль-де-л’Орн; последняя остановка в Вернее. Послышался удовлетворенный гул голосов.
— Валяйте дальше, — посоветовал Жермен, пока автобус выезжал из Версаля. — Расскажите им что-нибудь о Нормандии — в общем, создайте атмосферу. А после остановки по нужде пусть попоют хором. Они это обожают. Они же поехали развлекаться.
Говорить Кере умел. Прежде чем занять место священника в лицее, он был викарием в Сент-Элье. Он быстро пробежался по истории Аржантана и рассказал о боях за освобождение, в ходе которых серьезно пострадало немало памятников старины, в том числе форт и церковь. Ронан, казалось, спал, но Кере догадывался, что он все слышит. Когда же он решится действовать? И как это произойдет? Он же должен понимать, что противник всегда будет в окружении туристов.
Автобус прибавил скорость. Добравшись до Аржантана, он встал на Ярмарочной площади, напротив «Кафе под платанами»; Кере вышел последним, удостоверившись в том, что Ронан далеко от него, среди весело чирикавших пожилых дам.
— Народ попался легкий, — заметил Жермен. — Только не увлекайтесь вы чересчур историей, как в прошлый раз. На них это всегда тоску нагоняет, и тогда ерунда получается. Потом не забывайте поговорить о жратве. О местной кухне. Скажем там, рыба под сметанным соусом… Или расскажите, как в Нормандии пьют… Чтобы у них создалось впечатление грандиозного загула. Вы только взгляните на них. Не успели отъехать, а уже кое-кто решил пропустить аперитивчик.
Ронан, прислонившись к стойке бистро, потягивал из маленькой бутылочки «Виши»[18]. Кере подумал было подойти сейчас к Роману и сказать: «Давайте наконец объяснимся как следует!» Но автобус с минуты на минуту должен был двинуться дальше, да к тому же Кере все явственнее чувствовал, что разговаривать бесполезно. По поводу чего, собственно, объясняться? К какому согласию они могут прийти? В чем он должен получить прощение? Как переделать то, что уже сделано?
Жермен захлопал в ладоши.
— Поехали!
Ронан снова сел на свое место сзади. «Может быть, он только попугать меня хочет», — подумал Кере. И взял микрофон.
— Дорогие друзья, сейчас мы проедем через Мортен. Это очаровательный городок, расположенный над ущельем Кансы…
Ронан прикрыл глаза и, мирный, расслабившийся, стал еще страшнее, чем если бы вдруг принялся угрожать Кере.
— Церковь святого Евралия, построена в тринадцатом веке.
Автобус притормозил. На обочине лежала опрокинутая машина, возле «Скорой помощи» толпились жандармы. Вот повод остановиться, указать жандармам на Ронана и попросить его обыскать. При нем наверняка есть оружие. Но эти мысли лишь пронеслись у Кере в голове, как клочья тумана, в то время как он продолжал рассказывать:
— Построенное на острове Мон-Сен-Мишель аббатство стоит на высоте семидесяти восьми метров, считая от основания церкви…
Кере часто бывал на Мон-Сен-Мишель; он молился там, наверху. Гулял по аббатству, пытаясь обрести покой и укрепить свой дух. И теперь, по мере приближения к морю, Кере чувствовал, как тихая грусть сладостно обволакивает его, — так раковый больной погружается в дурман морфия.
— Ну-ка, давайте попоем немножко! — обратился к туристам в свой микрофон Жермен. — Пора дать нашему гиду отдохнуть. А ну, все вместе «Пэмполез»!
Все запели. Ронан сидел не шевелясь. Может быть, только чуть приоткрыл глаза, чтобы сориентироваться. Автобус только что свернул на шоссе № 176, и Мон-Сен-Мишель возник над серым ковром, поблескивавшим то тут, то там будто олово. Издали он казался совсем небольшим и скорее походил на уходящий в туман большой клипер, чем на скалу.
Ронан выпрямился. Наконец-то он у себя. Здесь его борьба обретала смысл. Возгласы восхищения, звучавшие вокруг, чуть не вывели его из себя. Автобус встал перед самыми Королевскими воротами, и весь караван во главе с Кере двинулся по главной улице.
«Может быть, он наконец заговорит со мной», — подумал Кере. Однако Ронан шел далеко в хвосте. И все же где-то они непременно столкнутся, произойдет бурный разговор. Возможно, Ронан и нанесет удар, но ведь не прежде же, чем выскажет все, что накипело на душе.
Шпиль церкви аббатства возвышается над берегом на сто пятьдесят два метра… Из ранних монастырских построек уцелели…
Кере терпеливо слушал монолог местного гида. Страх дремал в нем, точно застарелое горе. Маленький кортеж переходил из трапезной в винный погреб, оттуда — в залу для гостей, оттуда — в Рыцарскую. Затем они долго любовались садами. Насколько хватал глаз, далеко за стенами, за Куэноном, тянулись унылые, бесконечные пространства обнажившегося на время отлива морского дна, на которое вдали под блеклым небом узкой белой полоской наползало море.