— Твоей матери нет дома?

— Нет. Она пошла на чьи-то похороны. У нас повсюду тьма-тьмущая разных кузенов — ты же знаешь, что такое родовитые семьи.

— Как ты-то?

— Да не блестяще. Я выдал что-то вроде рецидива. Копыта, можно сказать, совсем отказали. Но, говорят, должно пройти.

Ронан тащит Эрве в гостиную.

— А ты? Что-то ты давно не показывался.

Эрве кладет на низкий столик пачку сигарет и зажигалку.

— Работа, старичок, работа. Я хочу уже этим летом открыть бюро туристских путешествий. Сам понимаешь, приходится поворачиваться. Так что я на бегу.

— Но все-таки минута у тебя найдется! Прости, мне нечем тебя угостить. У нас в изобилии только минеральная вода. Правда, если хочешь утолить жажду «Эвианом»… Нет?.. Точно?.. Я стрельну у тебя сигаретку. Ничего, проветрю, когда уйдешь. Она, правда, мигом унюхает, будь уверен. А я скажу, что это нагнало с улицы. Она хоть и подозрительна, но смекалкой не блещет. Ну, так что с нашими Кере? Последний раз ты говорил, что он поступил в какой-то частный лицей… Нет, погоди, его уже оттуда уволили или что-то вроде того.

— Угу, а то ты не знал, — усмехается Эрве. — А то ты не следишь за каждым их шагом! Естественно, его уволили. Я же звонил тебе по этому поводу.

— Невероятно! — говорит Ронан, в шутку разыгрывая удивление.

— Хотя не так, — поправляется Эрве. — Он сам ушел по доброй воле, если это можно назвать доброй волей. Ты же помнишь, что сыграл в этом известную роль.

Ронан жестом его успокаивает.

— Ну, ладно, ладно. Если угодно, да. Но ты же знаешь, что я лишь чуточку насторожил его начальство. Должен же все-таки директор лицея знать о своем сотруднике. А если Кере решил потом сняться с якоря, это его личное дело. Не вздумай, главное, устраивать припадок угрызений совести. Я ведь больше не прошу тебя служить почтальоном.

— Я бы, наверное, отказался, — говорит Эрве.

— Я так и подумал. К тому же я решил, что лучше отправлять письма отсюда. Непосредственно от производителя — потребителю.

— Письма? — воскликнул Эрве. — Ты что, отправил их уже несколько?

— Два. Я сам отнес их на почту.

— Чтобы не сомневаться, что они дойдут по назначению?

— Вот именно. Как на охоте. Бах! Бах! Ну и что? Он снова сидит без работы. Должен вроде бы уже и привыкнуть, верно? Не так ведь это и страшно — сидеть без работы. Такая же болезнь, как и всякая другая. Вот если бы он загремел, как я, на десять лет в тюрягу, он еще мог бы жаловаться. Да и потом, я ведь тоже сижу без работы. Тебе смешно?

— У тебя — другое дело, — возражает Эрве.

— A-а! Ты так думаешь! Может, ты мне скажешь, куда я могу сунуться с моими бумагами?

— Все знают, что у вас есть состояние.

Ронан поворачивается к портрету отца, где он изображен в расшитой золотом фуражке, победоносный, с орденами на груди, и отдает честь.

— Верно, — соглашается вдруг Ронан, — деньжата у этого старого кретина водились. Но он слишком нежно любил республику и так поместил капитал, что оставил нас без гроша. Лучше бы уж взял на содержание шлюху.

— Не заводись, — тихо произносит Эрве.

— А я и не завожусь. Я просто считаю, что Кере не на что особенно жаловаться.

— Если бы ты видел его, ты бы так не говорил. Он совсем высох. Одежда на нем болтается, как на вешалке. Даже на новом месте ему не прийти в себя.

Ронан хватает Эрве за руку, как он делает всегда, когда приходит в возбуждение.

— Каком еще новом месте? Дай-ка мне еще сигарету. Тебя сегодня убить мало. Каждое слово клещами надо выдирать. Какое еще новое место?

— Элен ему…

— Ах, ты уже называешь ее Элен! — прерывает его Ронан.

— Так короче. Словом, в салоне, где она работает, все только и занимаются болтовней; там она и узнала, что один из служащих похоронной конторы уходит на пенсию.

— Ну и что с того?

— Это как раз и есть новое место Кере! Там нужен распорядитель.

— Что! Типчик в черном костюме, который рассаживает родственников и который… Ты шутишь?

— Ничего подобного. Кере согласился.

От приступа безумного смеха Ронан сгибается в три погибели. Он бьет себя кулаками по ляжкам. У него перехватывает дыхание.

— Ну, умора! Да ты, наверное, заливаешь.

— Слово даю.

Ронан выпрямляется, вытирает глаза тыльной стороной ладони.

— Вообще-то говоря, Кере создан для этого, — обычным уже голосом говорит он. — И будет чувствовать себя вполне в своей тарелке. Ты видел, как у него получается?

— Смеяться тут не над чем, — раздраженно парирует Эрве. — Сначала он полез на дыбы. И наотрез отказался. Честное слово, я его понимаю.

Ронан делает возмущенное лицо.

— Нет дурацких профессий, — проникновенно говорит он. — Ты вдруг стал законченным снобом. Я, скажем, был бы счастлив заниматься организацией похорон. — От нового приступа смеха у него начинают трястись плечи. — Не сердись, — продолжает он. — Уж очень смешно. Так и вижу глубокие поклоны, шарканья ножкой… Пожалуйте сюда, мадам… мсье… Не угодно ли вам следовать за мной… Да наш малый будет там как рыба в воде.

— У тебя что, сердца совсем нет? — говорит Эрве.

Лицо Ронана точно замыкается на замок.

— Не говори таких слов, — шепчет он. — Ты про это ничего не знаешь.

Он встает и обходит гостиную, словно больной у зубного врача, пытающийся утишить боль, потом снова садится.

— Прошло, — говорит он. — Рассказывай. Я слушаю.

— Да мне нечего рассказывать. Просто я думаю, что он не выдержит, вот и все.

— Но в конце-то концов, не такое уж это насилие над собой — бить поклоны перед покойничком или лебезить перед родственниками.

— Но зато как унизительно!

— Ты забываешь, что у меня самого по части унижения большой опыт! И ничего, ты знаешь, привык. Где же он будет служить? Я имею в виду, в какую фирму его берут? Похоронных контор ведь полным-полно.

— Не надейся, что я снова стану снабжать тебя сведениями.

Ронан комически приподнимает одну бровь.

— Уверяю тебя, я не намерен делать ничего дурного.

— Слушай, старик, — говорит Эрве, — с меня довольно лжи. Кере доверяют мне, а я помогаю тебе с ними разделываться. Может, Кере и сволочь, но я решил, что с меня хватит. И ты еще думаешь, я скажу тебе, где он будет работать? А через неделю там получат донос и вышвырнут Кере за дверь. Нет уж. С меня хватит. Продолжай сам.

Ронан вздымает руки кверху.

— Ну ты даешь, — говорит он, — клянусь, ты попал пальцем в небо. И сейчас я тебе докажу это. Возьми Кере к себе. Отвали ему какую-нибудь работенку. Наверняка это не слишком трудно для такого босса, как ты, у которого в услужении куча всякого народа.

— Представь себе, я об этом думал, — сухо говорит Эрве.

— А ты не думал, что, если он будет работать у тебя, анонимки прекратятся?

— То есть?

— Ты же знаешь Кере как облупленного, не хуже меня. И если ты будешь его хозяином, чем я смогу подпортить ему в твоих глазах? Так или не так?

— Так, — соглашается Эрве.

— Ты берешь его к себе и тем самым затыкаешь мне рот.

— А что же за всем этим стоит? — подозрительно осведомляется Эрве.

Ронан улыбается, вложив в улыбку все свое обаяние.

— Да, — говорит он. — Могу тебе признаться. Когда я думаю о Кере, на душе у меня становится тяжело. Но я не намерен мстить вечно. Я уже дважды — ты прав — его подсек. И хватит. Теперь я совершенно искренне уговариваю тебя взять Кере на работу, а то, не дай бог, я снова поддамся искушению. Вот видишь, я играю в открытую. Без всякого камня за пазухой.

— И ты больше не станешь писать?

— Ну, естественно, нет. Зачем же мне рассказывать тебе то, что ты и сам великолепно знаешь!

Какое-то мгновение Эрве колеблется.

— Похоже, что так, — тихо произносит он. — Да. Это был бы выход.

— И наилучший, — убежденно говорит Ронан. — А что ты можешь ему предложить? Надо бы что-нибудь поспокойнее. Как ты думаешь, он согласился бы поселиться здесь, вместе с женой, разумеется.