- Бейте его по щекам, Игорь Кондратьевич, - советовал другой голос, такой же громкий, но тонкий, как свист.

- Хорошо, - раскатился гром. – Ты только сумку, Алёна, подержи, а то яблоки из неё сыпятся.

- Всё ясно: он отравлен! Посмотрите на синюшность его лица! – отозвалась Алёна.

- Так трясите его, трясите! – взвизгнул другой тонкий голос. – Это самое первое средство!

Костя понял, что сейчас неизвестные чудовища затрясут его насмерть, и постарался открыть глаза.

В узенькие дрожащие щёлки хлынул свет. Когда скатились первые слёзы, Костя увидел над собой потолок, обшитый вагонкой. С потолка свисал хрустальный плафон и тихо плыл вниз, грозя Костю раздавить.

Костя застонал и снова закрыл глаза.

- Очнулся! Очнулся! – запищали рядом. – Трясите же его, трясите!

Костя почувствовал мощную хватку под мышками и вдруг затрясся так, что понял: ещё минута, и его голова отвалится от позвоночника, как яблоко от ветки. Да, так и есть! Это яблоки с тупым стуком падают за окном! Он всё вспомнил! Он жив. Он в Копытином Логу. Он сейчас умрёт.

Костя хотел что-то сказать, но вышло одно утробное мычание. Он снова приоткрыл глаза.

Тряска прекратилась. На фоне вагонки возникло бледное лицо конопеевской аптекарши, большое, как одеяло. Рядом, столь же огромные, нарисовались губки сердечком Иды Васильевны и её пудреные морщины. Наконец эти видения заволокло багровой тучей, по которой в беспорядке плавали тусклые глазки и нос пуговкой.

Вдруг посередине тучи разверзлось жерло и окатило Костино лицо горячим душем.

- Это хорошо, что вы его опрыскали, Игорь Кондратьевич, - закричала Алёна. – У нас появилась надежда! Давайте разденем больного и начнём растирать его кожный покров. Пульс нитевидный, но прощупывается. Больной отравлен дигиталисом – вы только понюхайте эту бутылку!

Раздался ураганный, с треском, шум.

- Ну вот, понюхал я, - сказал после этого Бабай (красное лицо принадлежало, конечно, ему). – Вонь, как из сортира. Как он мог этого хлебнуть? Пацан, конечно, тупой крайне, меня ещё Кирюха Колдобин предупреждал. Выпить любит, тянет в рот всякую дрянь, вот и нализался. Всё ясно: притравили дачника как свидетеля, чтоб не мешал тёщу Смыковых убивать.

- Какую тёщу? – спросил Костя.

Хотя его сухие губы выговорили что-то другое, проницательная Ида Васильевна вопрос поняла и охотно ответила:

- Так убили же тёщу Смыковых! И в овраг сбросили – точно так же, как шурина Шнурковых. Тело нашли сегодня утром. Я к вам зашла, чтоб позвать посмотреть, а вас нет. Дверь была открыта…

Тёща… В путаной памяти Кости вдруг возник день приезда в Копытин Лог. Нарисовался и Кирилл Колдобин, указывающий на чей-то огород. В огороде, кажется, торчал женский круп в ситцах. Так вот где Костя увидел впервые эти голубые цветочки с розовыми листиками! На тёще Смыковых, которая полола грядки! И нынче ночью те же цветочки были на незнакомом трупе. Конечно, незнакомом – ту тёщу живой он видел один раз и только сзади.

Костя снова застонал.

- Что-что-что? – навис над ним Бабай.

Костя смолк. Он услышал, как Бабай снова набирает в рот воду. Лена-аптекарша взмолилась:

- Не форсируйте события, Игорь Кондратьевич! Видите, как он слаб. Ему нельзя пока говорить.

- Ясен пень, пацан что-то знает, - сказал Бабай. – Тут его оставлять никак нельзя – убийцы враз уберут. Лучше в КПЗ его посадить. Туда уж никто не доберётся – окон нет, а дверь я прикажу заварить.

Ида Васильевна ужаснулась:

- Вы с ума сошли! Не слышали, что ли, про нитевидный пульс? Молодого человека нужно срочно доставить в больницу!

- Не довезём ни в район, ни в Конопеево, - горестно вздохнула аптекарша. – Сами знаете, какие тут у нас ухабы. Он умрёт по дороге.

- Так давайте перенесём его к нам, - вызвалась Ида Васильевна. – Мы с Михаилом Пахомовичем обеспечим ему покой, уход, отличное питание.

Костя вспомнил варенье Петра Первого и испустил тяжёлый вздох.

- Нет, всё это не годится, - сказала Лена. – Надо доставить его ко мне. Я квалифицированный медицинский работник. Промою ему желудок, вколю, что надо, доктора, в конце концов, привезу.

- Идёт, - согласился Бабай. – Охрану я обеспечу. Сейчас же звоню в райотдел! Следственная группа до сих пор в овраге копается. Там осмотр закончим – и сразу к тебе, Алёна. А сейчас, женщины, тащите одеяло! Будем транспортировать потерпевшего.

Костя хотел возразить, но голос потерял окончательно. Как его сгрузили на одеяло, он не заметил, потому что снова погрузился в потёмки.

Иногда он приходил в себя. Тогда он видел над собой тусклое небо, какое бывает после большого дождя, мокрые листья и незнакомые лица, которые, покачиваясь, клонились к нему, заглядывали в лицо и произносили всякие глупости вроде «Глянь, дачника несут!»

Наконец Костя очутился в покое, в полутьме, в жилой прохладе деревенского дома. Пахло здесь хорошо, сушёной какой-то травкой. Аптекарша Лена еле ощутимо, но страстно, горячими пальцами, погладила голубую вену в сгибе его левого локтя. Потом она мазнула там спиртом, и стало зябко. Легко вошла в сосуд тонкая игла с косым срезом.

Слепое забытье заструилось в кровь. Оно расправило затекшие члены, достигло мозга и закрыло те дверцы, через которые Костя внимал миру.

Проснулся он от очередной тряски и пощёчин. Бил не Бабай, иначе голова моталась бы по подушке куда сильней. Но и эта бьющая рука была жёсткой, ловкой, сильной. Когда Костя открыл глаза, его щёки неистово пылали. Сознание было ясным, как солнечное утро, тело слушалось и жаждало жизни.

- Ну что, гражданин Гладышев, отпустило вас? – ласково спросил коренастый мужчина средних лет, склонившись над изголовьем.

- Говорить можем? – склонился и спросил другой, длинный, сипловатый.

Пока Костя пробовал совладать с языком, который от долгой немоты слежался и прилип к зубам, гости объяснили, зачем пришли. Оказалось, по делу об отравлении.

Обоих Костя уже видел в овраге, когда нашли труп Артура Зайцева. Коренастый, бритоголовый, с лицом по-боксёрски компактным (нос и уши почти не выдавались на кочане головы) назвался Данилой Сергеевичем Кармановым. Он носил звание старшего лейтенанта милиции и работал в районном уголовном розыске. Следователь Прухин Дмитрий Александрович имел длинное зеленоватое лицо и большие костлявые руки. Наверное, именно он и приводил Костю в чувство.

- Где вы взяли эту жидкость? – строго поинтересовался Прухин.

Длинным сухим пальцем он указал на «Альбукерке» (бутылка, заключённая в пластиковый пакет, стояла на тумбочке рядом).

- На кухне в шкафчике, - с расстановкой ответил Костя.

Силы к нему вернулись, но он нарочно говорил слабым голосом - если гаркнуть во всю мочь, то наверняка свезут в КПЗ, как обещал Бабай.

- Где этот шкафчик? На кухне у Колдобиных? – уточнил Прухин и записал что-то в большом синем блокноте.

Костя присмотрелся к блокноту и с удивлением прочитал на его обложке золотую надпись «Участнику конференции юных пчеловодов».

- Да, шкафчик на кухне, - сказал Костя. - Только ещё вчера утром бутылки там не было.

- Как не было?

Данила Карманов сощурил малозаметные боксёрские глаза и тоже принялся сыпать вопросами:

- Подкинули, считаешь, бутылку? Как думаешь, кто? Зачем тогда пил? Кого видел вчера на даче? С кем общался? Когда последний раз говорил с пенсионеркой Смыковой? Не говорил? А почему? Как, не познакомился? Тогда почему тебя не насторожил запах дигиталиса? Какая бутылка коньяку? Какого? Сколько звёздочек? И где же она теперь? А кто знает? Не приглашал ли ты выпить пенсионерку Смыкову? Когда видел её последний раз?

Отвечал Костя сбивчиво. Всякое упоминание пенсионерки Смыковой заставляло его содрогаться под ватным одеялом. В глазах своих собеседников - крошечных у Карманова и огромных, навыкате, у Прухина - он читал угрозу и твёрдую уверенность в том, что именно он, Костя Гладышев, прикончил несчастную чужую тёщу и сбросил в овраг.