Он тяжело вздыхает.
-Да, зараженные вполне могли оказаться в толпе. Нет четких признаков, предшествующих тому, что носитель начнет кусать всех, кто попадется на глаза. Следует понять, что своё присутствие в организме жадинка прикрывала огромными дозами эндорфина, действие которого сродни опиатам. Даже если человек чувствует недомогание, он не обращает на него внимания. И вот он выходит на улицу, идёт вместе с толпой пока его мозг медленно гибнет. Спазмы сводят тело, но к этому времени отдел мозга, отвечающий за боль, уже мертв. Затем, он будто медленно засыпает, продолжая брести на автопилоте. Так похожий на всех остальных. Только бледнее, со сведенными мышцами и иногда с мокрыми штанами. Но кто сейчас без странностей? И вот через несколько секунд жадинка уже внушает ему свою идеологию. Глаза начинают искать открытые участки на теле, бредущих рядом людей. Уши вслушиваются в бессмысленные крики, ища по ним новых жертв. Слюна наполняется десантом из бактерий, готовым создать колонию в новом теле. Человек исчезает. Остается тупое кровожадное существо. И оно хватает людей. Грызет плоть, распространяя жадинку…
Алексей Павлович качает головой.
-Мы слишком поздно увидели окончание катарального периода. Слишком поздно познакомились с конечной формой зараженного человека. Хотя нам звонили из больниц, из карантинных пунктов. Но мы считали, что люди просто так проявляют агрессию, своё несогласие с изоляцией. Мы считали, что человек не может перемещаться на сведенных спазмами ногах, что зараженные обязательно сообщат о своих недомоганиях, даже не смотря на эндорфиновуюэйфорию. Мы считали жадинку обычной болезнью. Но мы все ошибались… Это наша самонадеянность поставила тогда горожан перед смертельной опасностью…
Егор Дьяченко (старший лейтенант ОМСН, во время инцидента - участник спасательных операций)
Егор чешет затылок.
-У нас на эвакуационном пункте творилось что-то жуткое. Да хотя, по рассказам, это было везде. Мы, значит, размещались в парке. На пункте стояло три Ми-38 и пять палаток для анализов. Нас было человек 30. Может больше. Сколько было ученых, я хрен его знает. Они всё бегали, мельтешили, да и разве до счету мне было? Ребята, что стояли у проема в ограждении пропускали по три-пять человек. Их, значит, проверяли, грузили в вертушки. НуМи-38 не резиновые же. Тридцать человек залезло, и вертушка улетала. Через пару минут на её место другаяприземлялась. Так и работали, что даже по нужде не отойти. Но всё равно это было слишком медленно. Народ всё прибывал, мы только успевали шибко наглых отгонять. Пришлось даже пару раз по роже двинуть тем, кто русского языка не понимал. Перед полуднем все вообще как с цепи сорвались. Будто обезумели разом. Не, ну понятно, час в давке простоять, в панике. Ещё когда все про инфекцию какую-то талдычат. И вот они начали уже ограждения растаскивать, на нас с кулаками кидаться. Ну майор предупредительную очередь из «калаша» в воздух выпустил, народ вроде поугомонился… Людей было очень много…
Егор шумно сглатывает и чешет нос. Похоже, что он копается в своих воспоминаниях, чтобы лучше описать хаос эвакуации. Но решает перейти к главной части рассказа.
-Бардак, одним словом… Ну вот. Это, значит, цветочки были, а ягодки начались часам к двенадцати. Я стоял у ограждения и то, что там, в глубине толпы происходит, мне видно не было. И вот вдруг народ начинает копошиться. Где то неподалёку кричать начали, люди стали по сторонам оглядываться, толкаться, бегать туда-сюда. Я тогда решил, что опять попытка прорыва намечается. И тут прямо передо мной на ограждение наваливается парень, а у него на спине какая-то женщина, в шубе, золоте, с косметикой хорошей, только скрюченная какая-то. И вот она, значит, своими когтями наманикюреными ему в плечи вцепилась, а зубами ухо откусывает. У парня по шее кровь струится, он орёт, а от боли сделать ничего не может. Я, честно сказать, растерялся. Руки сами как-то автомат схватили, и женщине прикладом по лбу. Она, само собой, метра на три отлетела с мочкой парня в зубах, пока о стоящих сзади не притормозила. Затем свои несимметричные глаза на меня подняла, я как окаменел. Помада у неё размазалась, с кровью смешалась. Лоб вместе удара рассёкся и кровоточил. Там сотрясение - минимум, а она спокойно стояла и на меня смотрела своим пустым взглядом, пока её кто-то из людей в спешке с ног не сшиб. Я тогда будто ото сна очнулся. Смотрю на парня - он вниз по ограждению сполз, сел на корточки, за израненное ухо держится и что-то причитает. Лицо бледное, глаза широкие, руки дрожат. Ну, шок нехилый пережил. Я его, значит, спрашиваю: «Ты в порядке?», а он только ладонь к своему кровавому огрызку ещё сильнее прижимает и причитает что-то. Ну, думаю, надо ему медика позвать. Глаза поднимаю, и вижу - народ врассыпную разбегается, а прямо передо мной, десяток скрюченных схватили себе по человеку и грызут их в шеи или лица… - Егор опускает глаза и крестится. – Прости, Господи…
Георгий Вагнер (журналист – писатель)
-Как можно говорить о профессионализме людей, допустивших такое? – Он всплескивает руками и ехидно улыбается. – Любой кто, имеет хотя бы малое представление об эпидемиях, понимает, что ни в коем случае нельзя собирать людей в тесные группы. Пусть даже болезнь не передается воздушно-капельным путем, пусть даже теоретически зараженные не способны перемещаться (хотя это надо было заранее проверить). – Георгий смотрит поверх очков и утверждающе тычет указательным пальцем. - Всё равно, эвакуация методом стада – нарушение элементарных правил безопасности в условиях биологической угрозы. Зараженные спокойно сливались с толпой и в определенный момент начинали мясорубку, заражая всех, кто подвернется под руку. Появлялась паника, усиливалась страхом и приправлялась кровавыми брызгами из ран укушенных. И, как результат, появлялся коктейль, называемый хаос. Зараженных становилось всё больше, и было вопросом времени, когда оставшиеся в городе представители власти потеряют последние крохи контроля. – Он разводит руками, будто говоря тем самым «Всё просто и предсказуемо».
-Овцы разбегались из стада, в котором завелся волк в овечьей шкуре. Прочь, из-под защиты и власти пастуха, понимая, что он ни на что не способен, думая, что справятся своими силами. Они прятались по укромным углам, но лишь попадали в лапы других волков, дожидавшихся этого. – Георгий смотрит поверх камеры, и, похоже, делает вывод, что не всем будет понятна его аллегория. – Я имею в виду, что очень скоро люди разочаровались в своих немногочисленных защитниках. Военные с оружием, внушавшие поначалу благоговейный трепет, олицетворявшие несокрушимость и мощь, полностью потеряли свой ореол величия в первые секунды начавшегося хаоса. Но как мы можем их винить? Они были скованы приказами сверху, строго запрещавшими применения оружия к гражданским лицам. А, не смотря на свои иррациональные садистские позывы, зараженные всё же оставались гражданскими лицами. Всё что военные могли – заламывать им руки или пытаться лишить сознания натренированным ударом по голове. Разумеется, эти методы усмирения плохо работали на преображенных болезнью телах. И солдаты так же получали дозу заражения через укусы. Но в отличие от обычных граждан, способных сбежать, военные были обязаны выполнять свою работу и вынужденно шли на контакт с зараженными, обрекая себя на ту же участь. – Кажется, что на секунду в его глазах за очками, появляется тень сочувствия, однако лицо остается беспристрастным.
-И так, солдаты заражались, люди бежали. Идеально работавший в начале план эвакуации обернулся полным провалом…
Виктор Суриков (до инцидента – студент, одногрупник Сергея Нестерова)
-Как я тогда понял, пункт эвакуации находился на Дворянке внизу, у реки. Нам оставалось до него метров сто. Даже меньше. – Глаза Виктора не видя смотрят на стол перед собой. Руки сильно сжаты в кулаки. – Но дальше детской поликлиники мы пройти не смогли. Она располагалась слева от дороги, по которой мы шли. Такое здоровое здание из желтого кирпича с ржавой лестницей сбоку фасада. Детище угловатой советской архитектуры. Выглядело оно как картинка из Чернобыля –стены грязные, голые деревья вокруг, а у входа с разбитыми стеклянными дверьми все плиты травой поросли. И вот по этим плитам бредут дети. Куча детей. Начиная от самых малышей и заканчивая старшеклассниками. И вид у них как у той девушки. Военные в противогазах, пытавшиеся их обратно в поликлинику загнать тут же оказывались облепленными ими. Дети запрыгивали на них сверху, кусали их за затылки. Те дети, что выглядели похуже, медленно подбредали к военным, сражавшимся с насевшими на них, и вгрызались им в руки. В конечном итоге мощная фигура в камуфляже просто тонула в телах сумасшедших детей…
