привязана лошадь. Она лениво вскидывает мордой и

шлепает себя по бокам жестким хвостом, отгоняя мух.

Длинным, тонким прутиком мальчик лет одинадцати

помогает лошади.

Чуть подальше, склонившись над огромной

лоханью, работница моет бидоны из-под молока,

опрокидывая их в специальные деревянные гнезда для

просушки.

— Вожатый говорил, что всем притти надо, —

обиженно тянул мальчик.— В поле пойдем сорняки

рвать. А я что скажу?

— Так и скажешь, что мать не отпустила,

наказала тебя за то, что не хотел помочь. Сиди, все равно,,

никуда не пущу.

Покончив с бидонами, она опустилась на корточки

перед маленьким рыжеватым теленком и

металлической лопаткой стала счищать шершавые кружочки

лишая па его морде. Теленок слабо сопротивлялся.

Во двор вошел невысокий коренастый человек.

— Вот хоть у него спроси, у бригадира, — сновя

заныл мальчик, — мы к нему должны нттн.

— Ты почему здесь? — удивился бригадир.

— Слышишь барабан?

0<)

В чистом воздухе летнего утра слышалась

ритмичная дробь барабана и звонкие детские голоса.

Мы,, как буря, лрозны в нападенья,

И в защите, как стена.

Так учила нас война.

Наша мшюдость сильна...

Наша молодость сильна-,

Росистые утренние тени тянулись от деревьев к

зданию фермы, от густой листвы шел едва уловимый

пар. На дороге, прорезавшей пшеничное поле,

показался пионерский отряд. Сверкало золото на алом

знамени, пламенели галстуки на белых рубахах ребят.

— Видишь? — умоляюще глядя на мать, сказал

мальчик. — Я говорил, что пойдут.

Мать сердито глянула на сына и ничего не

ответила.

— За что его так? — спросил бригадир.

— За дело, — спокойно ответила мать.

— Может, отпустишь? Он на лошади раньше

отряда к месту доскачет, — попросил бригадир,

недоумевающе поглядывая то на мальчика, то на мать.

— Нет, — отрезала женщина. — Он наказан.

Я его попросила бочеиок воды привезти — сам

знаешь, сейчас лишних рук нет,—он не захотел. В

отряд, говорит, пойду, общественное задание

выполнять. Тоже мне — общественник! — сказала

женщина, сердито посмотрев на сына. — А что деревья два

дня в такую жару не политы, это ему, видите ли, не

общественное...

— Ребята дразнить станут, — громко всхлипывал

мальчик, — скажут: единоличник, матери трудодни

помогал зарабатывать... А вожатый говорил, что спер,

в а надо общественное.

— Не хнычь! — прикрикнула мать. — Ишь, какой

колхозник нашелся! И чему вас только вожатый учит,

если ты до сих пор не можешь понять, что и

пшеница, и ферма, и сад, и телята — все одинаково наше,

не бог знает чье. Вон листья на деревьях от жары

свернулись, а ты, вместо того, чтобы помочь боченок

воды привезти, все утро доказываешь мне — что

57

есть общественное, а что — личное. И скажи,

пожалуйста, откуда это у них берется? Погоди, вот я сама

вожатому расскажу, как ты ведешь себя дома, так

тебе еще выговор товарищи дадут! х

— Значит, кефир ребятам к обеду пришлешь, —

сказал бригадир, вглядываясь в волнистую даль

пшеничного поля, над которым плыло пионерское

знамя. — Ну, пойду, а то опередят.

Он ударил лошадь, сочувственно посмотрел па

мальчика и, кивнув головой в сторону матери, развел

руками — не могу, мол, ничем помочь, не моя #ад

тобой власть.

— Мама, я пойду, — подойдя к матери н

умоляюще заглядывая ей в глаза, сказал мальчик.

—Если бы ты была на моем месте, ты бы понимала,

что значит пропустить сбор, не пойти со звеном...

Мать сняла фартук, отряхнулась и посмотрела на

сына.

— Если бы я была на твоем месте? — задумчиво

повторила она и, положив ладони на щеки сына,

приблизила обиженное лицо мальчика к себе. — Если бы

я могла быть на твоем месте!.; Тогда я была бы

очень счастлива. Как вы должны любить и ценит!

все, что имеете!

Мальчик обрадовался и торопясь заговорил:

— А я, что, разве не люблю? Вот я и говорю

тебе, мамочка, отпусти в звено...

— Все, все, от большого ученого до рядового

колхозника заботятся о вас. Оправдаете ли вы все

это?.. А мы знаешь, как росли?

— Знаю, знаю: при старом режиме учителя вас

били, в угол ставили, вы в рваных платьях ходили,

сухой чурек кушали—торопливо перечислял

мальчик, — ты мне уже говорила об этом.

— А теперь я хочу сказать тебе о другом, —

перебила она сына. — Пойми, к чему я разговор веду.

Наша молодость сильна.

Наша молодость сильна,

—призывно доносится удаляющаяся песня. Мальчик

вслушивается, нетерпеливо поглядывая на мать.

58

— Скорее, мама, — торопит он.

— В крови и страданиях родилось твое счастье,—

взволнованно говорит женщина, тоже вслушиваясь в

звонкую песню детей. — Помню себя такой же, как

сейчас ты. Январьская пурга заметала снегом село.

На краю села в окопах наши люди на смерть бились

с белогвардейцами. Плечо к плечу дрались родные

братья и кровники, русские и осетины. Тогда и

родилась твоя молодость... В окопах твой дед встретился

с глазу на глаз со своим кровником. Видел

бригадира? Так вот, встретился твой дед с его

дедом..Сорок лет они ненавидели друг друга, сорок лет

враждовали. Бывало, мирили их всем селом, но ненависть

опять вспыхивала в их сердцах.

— А за что они так ненавидели друг друга? —

заинтересовался мальчик.

— ...В морозную ночь, — задумчиво продолжала

мать, словно не расслышав вопроса, — полз твой

дед навстречу белым бандитам. Ветер заметал окопы

ледяной порошей, пули со звоном ударялись о

мерзлую зе*млю. Тут он встретился со своим кровником.

Оба схватились за кинжалы, но еще неосознанная

сила отвела удар кровной мести... Тогда-то и

родилась твоя счастливая молодость...

— Как, разве я родился в девятнадцатом году?—

удивился мальчик. — Не понимаю, мама.

— И да, и нет, — ответила мать. — Если бы не

эти годы, не видать бы нам нашего счастья сейчас...

Дед был ранен, он умирал, и, умирая, передал свое

оружие кровнику. Он показал на наступающих белых

и сказал: «Убей их, это они твои кровники, они

кровники наших детей». Тогда мне были непонятны

слова отца, и все люди, окружавшие его тоже

удивились — впервые они встретили силу, которая отвела

кинжал кровной мести... В страданиях, в крови и в

борьбе родилась твоя молодость... Сегодня, слушая

твой разговор о личном и общественном, я вспомнила

об этом времени... У меня украли детство, а твоя

жизнь идет светлой, широкой дорогой. Борись за нее!

Вот ты отказался полить деревья, они задыхаются

от жажды. А для кого они посажены здесь?.. Каж-

59

дой мелочью, трудом доказывай, что ты достоин

своего счастья...

— Сейчас полью, — 'горячо перебил ее мальчик,,

направляясь к бочке.

— Не надо, я сама сделаю, — остановила его

мать. — Я отведу тебя к вожатому и скажу, что не

пустила на сбор. Но ты сам расскажешь товарищам,

что не хотел мне помочь. Пусть звено решит, кто из

нас прав.

— Хорошо, — неожиданно твердо, по-мужски

произнес мальчик, — я расскажу... А можно мне

рассказать на звене про деда, про бой с белыми, пра

кровников? Можно рассказать, как они помирились?

Мать кивнула головой.

Они молча пересекли пшеничное поле. Высокие

колосья тяжело клонились к земле, легкой рябью

пробегал по ним ветерок. В теплом шелесте зреющего

зерна, в несмолкаемых шорохах ветра слышалась ей

звонкая молодость сына...

1950 г.

ЗАПИСКА.

Дочери моей

Ламзе посвящаю.

Значит, договорились, ребята?