К удовольствию Кручинина, оказалось, что стеарин, накапанный возле двери, носит следы пальцев преступника.

— На этот раз в картотеке милиции оказалась карта нынешнего визитёра, вот она, — сказал следователь и положил перед Кручининым дактилоскопическую карту.

Кручинин бросил взгляд на фамилию её обладателя и сказал:

— Раз вам точно известна личность визитёра, едва ли составит большой труд отыскать его в Москве. Удивительно только, неужели этот одесский Сема Кабанчик не нашёл способа сесть в тюрьму там, непременно ему нужно было идти на верную посадку в Москве. Любитель столичных тюрем?

Подумав, Кручинин добавил:

— Идентичность действий даёт все основания предположить, что и в первом случае участвовал в деле этот Сема?

— Я так думаю.

— Сколько людей было, по-вашему, нынче? — спросил Кручинин.

— Пока не знаю… Сначала я думал, что их было двое. Я нашёл на пыльном полу у двери ещё вот этот след, являющийся, по-моему, отпечатком перчатки, вот… — И следователь положил перед Кручининым увеличенную фотографию.

Кручинин вгляделся в снимок следа.

— Да, перчатка, — сказал он. — Перчатка из свиной кожи. Итак?

— По-видимому, сначала Сема работал в перчатках по рецепту какого-нибудь американского детективного фильма, но потом, не выдержав и махнув рукой на все предосторожности, сбросил перчатки.

— Удивительно невыдержанный народ, — иронически проговорил Кручинин.

— Погодите, — сказал следователь, — сейчас вы удивитесь ещё больше. — И он перевернул карту другой стороной. — Поглядите на последнюю строчку биографии этого героя.

Лицо Кручинина выразило изумление. Грачик не удержался от искушения поглядеть через его плечо и… должен был перечесть эту строку дважды: «раздавлен трамваем». Дальше следовала дата, уже известная Грачику по заметке в газете милиции.

— Кажется, я сам видел, что это действительно так, — сказал Грачик.

— Что именно? — удивился следователь

— Э-э, какая история… — в задумчивости проговорил Грачик и уже уверенно повторил. — Я видел как этот Сема под трамвай летел.

На этот раз лицо следователя отразило почти испуг:

— Вы видели?

— Видел. Сема ударил карманника. Упал с площадки. Попал под колеса… Так и было.

— Тогда я ничего не понимаю, — пожал плечами следователь. — До этой минуты во мне жила ещё надежда на ошибку в регистрации смерти. Я полагал, что там ошиблись и списали за штат не того, кто попал под трамвай. А выходит… — Он осёкся и опасливо поглядел на Кручинина и Грачика: — Выходит, что дактилоскопия врёт?

Тут пожал плечами Кручинин. Все они отлично понимали: может произойти всё, что угодно, только не нарушение законов дактилоскопии.

— Я даже в детстве плохо верил в чудеса, — сказал Кручинин. — Советую ещё разок проверить карту и оттиски героя нынешней ночи. Может быть, в НТО ошиблись?

— Я так и подумал. И просил ещё раз проверить, но все оказалось верно. Сомнений нет. Сегодня ночью в институт приходил покойник, — сказал следователь и обернулся к Грачику: — Вы сами видели, как этот парень падал под вагон?

— Конечно, — сказал тот совершенно уверенно. — Под трамвай упал. Под трамваем и остался.

— Есть ещё одна надежда… — сказал Кручинин, снимая телефонную трубку.

Когда его соединили с научно-техническим отделом милиции, он спросил:

— Как вы идентифицировали личность Семы Кабанчика, погибшего под трамваем три дня назад?

Его собеседник объяснил, что с пальцев трупа, извлечённого из-под трамвая, были сняты отпечатки, по ним и была установлена личность Семы.

Кручинин с разочарованием бросил трубку:

— Я думал, что, может быть, они ограничились документами плюс фотографические карточки, но если были сняты дактилоскопические оттиски — крыть уж нечем. Значит, Сема действительно умер.

— Но также несомненно и то, что он был нынче в институте! — воскликнул следователь.

В один из следующих дней Кручинин предстал перед Грачиком с лицом именинника: Гордеев, наконец, признался в том, что был той ночью у Фаншетты. Но зато Фаншетта теперь категорически отрицала показание Гордеева.

И тут выяснилось ещё одно странное обстоятельство. Когда Кручинин сказал Гордееву о запирательстве Фаншетты, тот был, по-видимому, искренно обижен, даже возмущён. Кручинин предложил ему воспользоваться каким-нибудь доказательством, подтверждающим его присутствие у подруги:

— Взять хотя бы забытые тобою перчатки…

— Какие перчатки? — спросил Вадим.

— Твоя перчатки жёлтой свиной кожи.

Вадим посмотрел на него недоуменно:

— У меня никогда не было таких перчаток.

Друзья долго говорили в ту ночь о Гордееве. И именно во время этой беседы Кручинин вдруг как-то странно поглядел на Грачика отсутствующим взглядом.

— Что с вами? — испуганно спросил тот. — Нил Платоныч, друг дорогой, вы мне окончательно не нравитесь!

— Что? — спросил он, тряхнув головой, будто отгоняя какое-то видение. — Что ты сказал?

— О чем вы сейчас думаете?

Кручинин провёл рукой по лицу.

— Так, пустяки… кое-что вспомнилось… Ничего, ничего, давай-ка лучше займёмся делом. Позвони-ка, пусть пришлют мне сейчас обе карты.

— Какие карты? — с удивлением спросил Грачик.

— Дактилоскопические карты этого самого Семы Кабанчика. Обе карты: ту, что хранилась в архиве, и снятую с трупа после катастрофы.

— Но… сейчас ведь третий час ночи.

— Неужели? — Кручинин недоверчиво поглядел на часы. — Да, действительно… Что ж, придётся поехать туда самому.

Через час друзья сидели в Уголовном розыске, и перед Кручининым лежали интересующие его две карты. Но на этот раз он бросил только один взгляд на карты и обернулся к Грачику:

— Ты ничего не замечаешь?

— А что я должен заметить?

— Десять и восемь, — наставительно произнёс Кручинин, поочерёдно указывая на лежащие перед ним карты. — На карте, вынутой из регистратуры, — десять оттисков, как и подобает двум лапам всякого обезьяноподобного; на следующей — оттиски пальцев трупа, вынутого из-под трамвая… их только восемь. Почему не сняли оттиски с указательного и среднего пальцев правой руки трупа? И почему на стеарине у вскрытого вторично сейфа следы именно указательного и среднего пальцев?

— Откуда я знаю? — раздражённо сказал Грачик, которого все ещё клонило ко сну.

— А я, кажется, знаю… Садись и пиши: «Прошу эксгумировать тело Семы Кабанчика». Все!

К концу следующего дня Грачик приехал к Кручинину.

— Вам очень нужен труп Кабанчика?

— Да, как можно скорей.

— Так вот… труп Кабанчика предан кремации.

— Благодарю покорно!

— Пожалуйста, джан, пожалуйста.

— И всё-таки он от меня не уйдёт! — после некоторого размышления воскликнул Кручинин.

— Кто?.. Кабанчик?

Кручинин посмотрел на Грачика, словно перед ним был человек, задавший вопрос, достойный младенца. Не дав себе труда ответить, он уселся за поданный обед.

Грачик прощал Кручинину много странностей, которые тот допускал в отношении своего младшего друга и ученика. Но приняться за суп вместо того, чтобы объяснить все по настоящему! Это казалось Грачику просто, просто… Есть же границы и его терпению!

Он уже направился в переднюю и схватился было за шляпу, когда из столовой послышался ласковый окрик Кручинина:

— Эй, Сурен, старина, брось глупости! Завтра на рассвете мы едем за раками. Твоим нервам нужен отдых…

Наутро они уехали за город. Кручинин знал уединённое местечко, отличающееся отсутствием людей, общества которых утомлённые друзья стремились избежать.

Все шло чудесно. Они отдыхали: с утра залезали по пояс в воду в поисках раков, которых тут, кстати говоря, почти совершенно не было; варили на костре уху и ели чудесную пшённую кашу, пахнущую дымом костра.

Вокруг них не было ни души. От ближайшей сторожки их отделяло по крайней мере три километра.