– Не могу не согласиться с вашими словами, – задумчиво кивнул Телепнев. – Ну что ж. Если это все, о чем вы хотели поговорить…

– Не совсем, – протянул я, все еще сомневаясь в целесообразности сообщения князю информации, которая вполне могла оказаться простым совпадением… случайностью, ага. – Я бы хотел знать, кто имеет доступ к информации по нашему проекту.

– Ну-у, Виталий Родионович, что же вы прямо как маленький мальчик, право слово! – поморщился князь. – Нашли место для подобных вопросов…

– Я же не прошу назвать, кто и чем в нем конкретно занимается. Меня интересуют те, кому известно о его существовании, – хмыкнул я. – Тем более, как я заметил, с нашим приходом столик вы заглушили.

– Ох, Виталий Родионович… – покачал головой Телепнев. – Ладно уж. Будет вам список. Возьмете у секретаря вместе с бумагами для сыска.

– Благодарю вас, ваше сиятельство.

– Ну что ж. Тогда, думаю, мы можем идти. Куда вы сейчас? – Положив купюру на блюдце, князь поднялся из-за стола.

– В Нещадный. Хочу поговорить со свидетелями, – ответил я, поднимаясь следом.

– С кем? – не понял Телепнев.

– Прошу прощения, с видоками, разумеется, – поправился я.

– Неужто в допросных листах наших сыщиков вы какую-то неувязку обнаружили? – кивая на ходу распорядителю, поинтересовался глава канцелярии, на что я только пожал плечами. Впрочем, кажется, князь уже утратил какой бы то ни было интерес к моим делам или же сделал вид, что утратил, а потому не стал допытываться, что именно мне понадобилось от соседей Хельги. Ну и ладно.

Выйдя на свежий воздух, мы раскланялись с моим работодателем, и он укатил в дожидавшейся его закрытой коляске, а я принялся ловить извозчика.

Прокатившись по холодку в открытой коляске с явно нуждающимися в подпитке согревающими воздух воздействиями, по приезде на место я отказался от идеи вести разговор с дворником на улице. Отловленный мною у ворот во двор служитель метлы и лопаты с готовностью согласился побеседовать с представителем Особой канцелярии в квартире Хельги.

– Да нет. Не бывало ж у ней никого. Брат вот разве что приезжал, а боле… нет, не припомню, чтоб кто наведывался, – чесал репу бородатый мужик в фартуке, отвечая на мои вопросы и фактически точь-в-точь повторяя то, что уже было записано в допросных листах.

– Ну а как же тот господин, что подвозил ее на извозчике? Дядька Конон, вспомни, ты же сам говорил… – И что у местных за привычка такая, от отчества открещиваться?

– Да ну… Не, был такой щеголь, его-то как раз из квартиры Хельги Милорадовны синемордые… прошу прощения, охранители и выволакивали, – прогудел здоровяк-дворник. – Только и он пожалуй что впервые у нее побывал. Так обычно они как подкатят на извозчике, он госпоже Высоковской ручку-то поцелует и усвистает, а вот последний-то раз вишь как оно обернулось…

– Стоп. Ты хочешь сказать, что и вечером, накануне исчезновения, сей господин тоже привез Хельгу Милорадовну? И с ней вместе поднялся в квартиру?

– Так и было, – пожал плечами дворник. – Я как раз с Нишкой… ну с Нискиней-разносчиком со Столбовской на углу торговался, когда их коляска мимо меня пролетела, а от ворот дворовых она уж пустая ушла.

– А что ж ты того сыщикам не рассказал?

– Да они ж и не спрашивали. Ну а так-то… – Дворник замялся.

– Что? Не будет с тебя никакого спроса, обещаю, дядька Конон. Говори как есть. – Я подался вперед, заметив знакомые сполохи опаски над дворником.

– Да я ж, как допрашивали меня, о вечере-то почитай ничего и вспомнить не мог, – со вздохом признался бородатый. – Вот и сказал, что в дворницкой сидел безвылазно.

– С перепою, что ли? – Я усмехнулся.

– Так если б. Всего один полуштоф у Нишки и взял, а как сыскари-то меня растолкали, перед глазами только черное пятно заместо вечера, будто на свадьбе погулял. Как с разносчиком торговался помню, а как в дворницкую зашел, того уж и не ведал. Дали б мне водицы испить да отчий наговор на нее шепнуть, я бы тут же все и сказал, да где там! Как был в исподнем, так для допроса сюда и привели.

Ха, да если я полуштоф вылакаю, в одно лицо и без приличной закуски, тоже наутро не вспомню, что с вечера творил… Хотя Конон-то на полголовы выше меня будет, да и массой посолиднее. Хм-м. Ладно.

– Вот точно говорю вам, ваше благородие. Как есть Нишка, стервец, низовскую водку приволок. Иначе б с чего мне так с утра головой-то маяться? Я ему, поганцу, устрою веселую жизнь Он у меня заречется в Нещадный заглядывать. Всем окрест расскажу, какой подлостью он добрых людей потчует. – Пока я размышлял над сказанным, бородач разошелся не на шутку.

– Ну полно, полно тебе причитать-то, Конон, – попытался я утихомирить дворника.

– Да, а ежели Нишка над тем полуштофом наговор какой прочел? Он же, ирод, по сию пору мне должок отдавать не хочет и водки взамен не наливает. А ну как он и вовсе памяти меня лишить вздумал?

– Памяти, говоришь… А что, велик должок, что за него доброго человека памяти лишить можно?

– Полтора рубля… да не бумажками, а серебром. О как. – Дворник даже палец указательный для убедительности вверх воздел.

– И что, неужто и тебе такой наговор ведом?

– Батька мой вроде знал, да мне не сказывал, – развел руками дворник. – Как память возвертать, коли спьяну али ведовством лишен был, тому научен. Да у нас все села окрестные памятный наговор знают.

– Научишь?

– А что ж. И научить можно. Только, ваше благородие, наговоры такая вещь, даром не даются. Силу теряют, так наши старики говорят… Хоть рубль, а заплатить надобно, – степенно огладив бороду, хитро сверкнул глазами дворник. Ну-ну. Сделаю вид, что поверил. Заодно и идейку новую проверю.

Выпроводив в конце концов дворника, я наведался ко вдовой соседке, но выяснить у нее что-либо новое мне не удалось. Разве что в мужских костюмах в шкафу Хельги она признала вещи Берга, изредка остававшегося в квартире на ночь, а вовсе не Буса, как я предположил при первичном осмотре.

После разговора с жителями Нещадного переулка я, проклиная холодную погоду и совсем не ко времени пошедший дождь, отправился в Хольмоградский или, как его еще называют, Хольмский университет. Но как выяснилось на месте, адъюнкт-профессор Грац уже отбыл домой. Естественно, такой поворот дел не прибавил мне хорошего настроения. А потому, наплевав на все правила приличия, я отправился в гости к своему первому знакомцу в этом мире без всякого предупреждения. Впрочем, Меклен Францевич, кажется, был совсем не против нарушения некоторых обычаев и принял меня вполне радушно. Правда, стоило ему узнать о причинах моего визита, как улыбка сбежала с его лица, и профессор, предложив мне согревающего и усадив в кресло напротив, нахмурился.

– Странные дела нынче творятся в столице, Виталий Родионович, – проговорил Грац, вертя в руках бокал порто и одновременно окидывая взглядом свой кабинет, словно в поисках возможных «лишних ушей». – Вы ведь далеко не первый, кто возжелал побеседовать со мной по поводу этих татей.

– Вот как? Дайте угадаю. Кроме меня, ими интересовался и его сиятельство. Так? – отхлебнув горячего чая с бальзамом, проговорил я.

– Представьте себе, не только, – задумчиво протянул профессор. – Еще и Заряна Святославна, уж на что никогда не интересовалась подобными вещами, а вот поди ж ты, звонила, расспрашивала…

– Интересно… Весьма интересно, – кивнул я, судорожно прикидывая, для кого могла стараться Смольянина. К сожалению, у нас слишком мало общих знакомых, чтобы можно было строить какие бы то ни было жизнеспособные гипотезы, а сваливать все на Ставра по крайней мере преждевременно. Кстати, надо бы постараться не забыть и о втором вопросе… Но будем последовательны. – Меклен Францевич, давайте оставим размышления о том, кому и зачем понадобились сведения о смерти разбойников. Что вы можете сказать по самому факту?