— Ну давай, — говорит Фредди I. — Это не больно.

Линда раздумывает, а у меня возникает подозрение, что Фредди I улегся так, чтобы ловчее было заглядывать ей под платье в желтых цветочках. Я предлагаю ей лечь на живот и скользить вниз по шесту, а уж когда не сможет больше держаться, разжать руки. Она так и делает и, неуклюже потрепыхавшись в воздухе, еще метра полтора летит вниз, пока не плюхается с размаху сандалиями на пузо Фредди I; тот заходится кашлем и багровеет лицом как раз в тот момент, когда из бомбоубежища выходит с шезлонгом и двумя женскими журналами мамка в солнечных очках.

— Что еще за глупости !Финн, чем вы тут занимаетесь?!

По лицу Фредди I видно, что он хотел было выступить в мою защиту, но не может издать ни звука. Мамка, испуганно озираясь, чтобы понять, не следит ли за нами из окна или, может, с балкона мать Фредди I, подбежала к нему, помогла ему подняться и сесть на чугунную скамью, куда обычно ставили корзины с бельем. Но мать Фредди I вообще ни за чем не следила: она спала, отец Фредди I работал на стройке, а старшие сестры уехали в лагерь. Фредди I ехать наотрез отказался; он хотел отдохнуть дома, на своей улице, когда здесь нет его мучителей, потому что они разъехались по этим дурацким лагерям, и это и были для Фредди I настоящие каникулы.

Мы послушались мамкиных вразумлений и пошли помогать ей разложить шезлонг. На это ушло довольно много времени. Потом мы немножко погоняли мяч и лениво уселись на траву, всячески демонстрируя скуку, пока мамке это не надоело и она не спросила нас: что, заняться нечем? Тогда мы перешли Травер-вейен и поднялись на Хаган; там ей нас было не видно, и там был один дуб, до веток которого легко дотянуться даже человеку такого маленького роста как Линда и на который даже Фредди I мог вскарабкаться до второй станции, как мы называли место, откуда начинает расти крона и где между массивными ветками образовалось нечто вроде площадки с полом из дубовой древесины. Там могли разместиться четверо, а то и пятеро или шестеро ребят, и оттуда Фредди I как-то написал на голову Фредди II, которому удалось забраться только на первую станцию.

Нам видно было светящееся теплое марево, исходившее от центральной части города, новые дома в районе Дисен, Трондхеймское шоссе и наш собственный кооператив с пустынными улицами, квартирами и пустырями, на которых уже начали к этому времени стричь траву, так что постепенно они превращались в газоны, предмет забот дворника и садово-парковой службы; и все это само по себе абсурд — жилищный кооператив без жителей, пустая оболочка, оставшаяся от тех, кто разъехался по своим родным местечкам, чтобы научить своих детей метать сено в стога, ловить рыбу, грести и лазать по деревьям: Эсси увезли на машине на другую сторону гор, в Румсдал; Ваттен уехал в Сулёр, а Рогер — на север, я уж не говорю о всех тех, кто поехал в летний лагерь на остров Хюдёй и исходил там тоской по дому и холму Хаган и завистью к нам, кто остался и любуется этим захватывающим дух видом — привычный мир безо всех его обитателей; лето странное такое время, загадка почище зимы.

Но это лето обычным не получилось. Во-первых, с нами была Линда, а с ней невозможно было претворить в жизнь большинство затей Фредди I, кои заключались по большей части в том, чтобы спереть что-нибудь ненужное из кладовок в подвале или на чердаке — пакет муки, крем для обуви, горох, которым мы по крайней мере могли пулять из трубочек, а лучше всего насобирать пустых бутылок на ипподроме, их можно сдать и купить себе мороженое. Я не мог вовлечь Линду ни в одно из этих занятий. Во-вторых, потому, что когда мы тем вечером вернулись домой, за кухонным столом сидел Кристиан в каких-то очень уж больших шортах цвета хаки и еще большей рубашке цвета хаки, из-за чего он стал похож на доктора Ливингстона из “Иллюстрированной библиотеки классики”. Как оказалось, у него к нам было неожиданное предложение: не хотели бы мы одолжить у него палатку и отправиться отдыхать?

— Ну ты и скажешь, — откликнулась мамка, и мы заерзали на стульях, а я задумался, с чего бы это нас удостоили визитом, ведь Кристиана почти совсем не было видно и слышно с тех пор, как Линда заболела, два месяца считай.

Да, действительно, у Кристиана была палатка-дом, как он выразился, и она поставлена у него в Осло-фьорде на острове Хоэйя и там все лето и стоит, он на выходные любит выбираться туда на лодке, — сказал он.

— Палатка-дом, это как?

— Да вот, на шесть человек. Даже с предбанником.

Я хотел было спросить, на что одинокому съемщику комнаты палатка на шесть человек, но он меня опередил.

— Только это не какой-нибудь там шикарный шатер, она мне дешево досталась, ее немножко пожаром повредило.

Мама засмеялась.

— Да этого почти и не видно, — оправдывался Кристиан.

Но именно то, что палатка вроде бы и не имела особой ценности, делало ее почти доступной и превращало тем самым в соблазн, противиться которому не было никаких сил.

— А тебе самому она не нужна, что ли?

— Нет. Я же говорю, зря пропадает. Заперта на навесной замок. Вот ключ от него.

И он извлек откуда-то крохотный ключик, на вид как от шкатулки с драгоценностями, протянул его к нам, чтобы все могли им полюбоваться, и положил на стол между тарелками. Ключик во всяком случае не был поврежден пожаром, он так ярко блестел, что хотелось его сразу схватить.

— Тогда возьмемте с собой Фредди I! — выкрикнул я.

— Ну перестань, Финн, не собираемся мы ни на какой остров и ни в какую палатку...

— Да почему же нет?—сказал Кристиан.—Ты же и там сможешь загорать на солнышке?

— Ну всё, достаточно.

— Я же вижу, ты загорела немножко, тебе это идет.

— Прекрати, я сказала!

— А детям нужно на свежий воздух...

— Палатка, — сказала Линда, сгребла к себе ключик и долго его разглядывала, а потом бросила к себе в стакан с молоком.

— Линда, ну что ты делаешь!

— Фредди I никогда никуда не ездил на каникулы! — выкрикнул я. —Жалко же его, Фредди I!

— А почему это, собственно, вы его так зовете — Фредди I?

— Потому что его так зовут!

— Дай-ка сюда ключ, Линда.

Линда сунула руки в стакан с молоком, выудила ключик и отдала его мамке, на что та покачала головой и вытерла и ключ, и Линдины руки посудным полотенцем. Но потом застыла с ключом в руке, внимательно глядя на него, примерно так же, как она разглядывала зайчика из золота, который был ей когда-то подарен на Рождество и которого она через некоторое время, как я заметил, стала надевать на работу в обувном.

— А спальные мешки? — растерянно спросила она. Кристиан и об этом подумал. Не было такой вещи, о которой Кристиан не подумал. Даже о складном брезентовом ведре, чтобы принести воду из колонки и повесить его на ветку сосны рядом с палаткой, ведре с окошечком в донце, открывать и закрывать, и если ведро повесить достаточно высоко, то можно встать под него и даже принять душ, а если вода успеет нагреться на солнышке, то это вообще приятно.

Но тут мамке показалось, что предложение выглядит уж очень хорошо спланированным, как в тот раз, когда он втирался к нам в доверие со своим телевизором и продуктами и золотым зайцем и шахматной доской, ее я, кстати, все это время “одалживал” у него, и на данный момент она аккуратненько стояла на моем письменном столе.

— Фредди I поедет с нами! — упорствовал я.—Я не поеду без Фредди I!

— Тебя забыли спросить!—раздраженно отреагировал Кристиан, казалось, он вот-вот стукнет кулаком по столу.

— А ты чего раскомандовался? — откликнулась мамка, моментально переметнувшись на мою сторону.

— Тьфу, ну и народ, — сказал Кристиан, поднялся и устремился к двери в своей широченной рубахе цвета хаки.

— Сердится,—сказала Линда, когда захлопнулась дверь в комнату жильца. Мамка села, мы все сидели и смотрели друг на друга через стол, а на нем лежали теперь и блестящий ключик, и недоеденный Кристианом бутерброд, взывая к нам, так что мы еще серьезнее посмотрели друг на друга, а мамка со вздохом отвела с лица несколько выбившихся прядок и проговорила: