Николас

5 лет назад

Звук его кардиомонитора замедляется, вызывая у меня резкую боль. Его грудь поднимается и опускается. Мои глаза следят за его дыханием, и каждый раз, когда его грудная клетка поднимается, я выдыхаю. Я с тревогой наблюдаю за этим. Я пододвигаюсь ближе и беру его за руку. Его кожа холодная под моими пальцы. Я едва могу прощупать пульс на его запястья, когда нажимаю на него. Держись. Мой мир рушится. Пожалуйста, очнись, Алекс. Я слышу тихие всхлипы позади себя, исходящие от моей сестры, Эмили. Она сидит в углу комнаты в одиночестве, свернувшись калачиком на стуле.

— Он умер, Ник, — плачет она. — Нет. Я отказываюсь верить, что единственная вещь, которая удерживает его здесь рядом со мной — это аппарат искусственного дыхания. Мир похож на кадры из фильма, которые проигрываются в моей головы. Всего час назад мы были на реке. Я не могу припомнить, когда мы были так счастливы. Просто так ничего не бывает. Это все моя вина. Я не должен был подталкивать его на это; я знал, что скала была слишком высокой. Он был бы здесь, если бы я не подначивал его спрыгнуть. Он пытался произвести впечатление на всех присутствующих.

— Ник, папа уже в пути, — говорит Эмили, сжимая в руке свой телефон. Я слышу, как она встает со стула. Она обхватывает меня руками и плачет на моем плече, повторяя снова и снова имя брата.

— Ник, скажи что-нибудь, — шепчет она.

Я не могу сказать "прощай". Я не буду. Не сегодня. Никогда.

***

Александр Стонхейвен, наследник издательской империи, умер от несчастного случая, прыгая со скалы. Вероятно, в этом замешаны наркотики.

Я ударяю кулаком в стену, отделяющую мою ванную от спальни. Часть стены почти мгновенно ломается из-за силы моего удара. Частицы пыли отлетают от моих костяшек, как пепел. Ложь. Дерьмо. Я не могу поверить, что она могла так поступить с нашей семьей. Я убираю окровавленный кулак от стены, испытывая мучительную боль. Это хорошо. Если бы я только мог забыть о боли, которую причинила моя мать нашей семье своей ложью.

Я сминаю газету в руках и бросаю ее через спальню. Моя мать выдумала ложь и продала смерть моего брата в газеты. Я не могу вспомнить ни одного человека, который бы поступил также. Она, бл*дь, монстр.

Мой отец был так слеп. 

Настоящие дни

Ребекка Элизабет Геллар

Судя по документам, она голубая мечта каждого работодателя. Мой член дергается при виде ее имени. Он встает, издеваясь надо мной. Я могу сколько угодно притворяться, что этот стояк не имеет никакого значения для меня, но это не так. Личное дело Ребекки из отделов кадров все еще лежит на моем столе. Я просматриваю его, пытаясь найти способ, проникнуть в голову Геллар. Ее рекомендательные письма только подтверждают мои предположения об ее профессиональной этике. В каждом письме хвалят ее профессионализм, внимание к деталям, и адаптацию к любой ситуации. Там нет ничегошеньки, чтобы помогло избавиться от нее, а она добровольно не сдаться.

Я знаю, точно, она тянется ко мне, как и я к ней. Назовите мне, ублюдком, но я знаю, что это не выдумка. Ребекка внешне упрямая, но внутри она застенчивая. Не знаю, почему, но у меня такое чувство, что она не привыкла к мужчинам, трахающими ее глазами. Инцидент в лифте было подтверждением того, насколько легко будет надавить на нее. Если бы я действительно хотел, я мог бы напугать ее, но понимаю, что в компании моего отца она будет ценным сотрудником. Я просто не могу иметь ее возле себя, поэтому нравится мне это или нет, Ребекка заставляет меня чувствовать себя пещерным человеком. Она заставляет меня чувствовать, что единственная вещь, которая мне нужна, чтобы продолжать существовать в этом жестоком гребаном мире — это быть внутри нее прямо сейчас, это опасные мысли.

У меня перехватывает дыхание, когда я вытаскиваю фото Ребекки из второй папки, доставленной мне час назад. Выражение ее лица, которое смотрит на меня с ксерокопии водительских прав посылает электрические волны по всему моему телу. В ее глазах есть характерный блеск. Я видел его однажды. Она наградила меня таким же самодовольным взглядом перед тем, как врезала коленом по яйцам, несколько часов назад. Я ерзаю на стуле, поправляя себя. Мой член пульсирует под нежной тканью брюк. Я сдерживаю стон, когда задеваю его. Неудовлетворенность — это преуменьшение, того, как, я себя на самом деле чувствую. Образ Ребекки, покидающей меня, по-прежнему сводит меня с ума. Если бы у меня была возможность реально вернуть те 30 секунд, я бы перекинул ее через колено и выбил из нее все дерьмо. Никогда за двадцать восемь лет моего существования женщина не поступала так со мной. Но самое интересное, чем больше она пыталась отшить меня, тем больше я ее хотел. Я знаю, что глупо хотеть ее. Действительно глупо. Но я не могу остановиться.

Если бы я не знал ее лучше, я бы сказал, что она либо чокнутая на всю голову, либо самая пылкая женщина, которую я когда-либо встречал. Ребекка — это загадка. Я многого о ней не знаю. Мне не следует знать, но я хочу.

Это нужно прекратить. Менее чем через пять месяцев я буду женат на Элисон. Мысль о том, что я буду прикован к ней на всю оставшуюся жизнь — так, бл*ть, подавляет меня.

— Ник, ты хотел меня видеть?

Я поднимаю глаза, и обнаруживаю Страйкера, одного из сотрудников моего отца, стоящего в дверях кабинета. Почти семь часов вечера; я удивлен, что он еще до сих пор на работе. Страйкер работает в StoneHaven Publishing, с тех пор как мне исполнилось 23. Он когда-то был агентом службы безопасности в международной организация, которая предоставляла охрану для богатых и знаменитых. Он также отец моего лучшего друга. Мой отец к счастью вернул его из отставки, когда моя мать начала посылать отцу письма с угрозами.

— Здесь всё? — спрашиваю я, когда он подходит и садится напротив моего стола. Стул скрипит под тяжестью его коренастой фигуры. Он небрежно откидывается назад, теребя в руках застежку на наручных часах, как будто у него предостаточно времени. После инцидента в лифте, я позвонил Страйкеру, который мог быстро раздобыть для меня информацию о Ребекке. Обычно я не просил его об одолжении, но думаю, что Ребекка не будет отвечать на мои вопросы.

— Да, здесь всё, начиная с выписок о состоянии банковского счета и заканчивая записями ее телефонных разговоров. Я также изучил ее семейное окружение, — говорит он, колеблясь.

— И?

— Ничего, они чисты.

— Спасибо. Если обнаружишь что-нибудь еще, присылай мне.

— Конечно.

— И Страйкер, я бы предпочел, чтобы мой отец не знал об этом.

Он одаривает меня улыбкой. — Зачем тебе нужна такая подробная информация о твоей помощнице, Ник? Компания в установленном порядке проводит проверку всех анкетных данных.

— Мне не нужны основные сведения, — признаюсь я.

Самодовольная улыбка появляется на лице Страйкера. — Тебе она нравится, не так ли?

— Она? — спрашиваю я, игнорируя его ухмылку.

— Рыжеволосая. Она милая. Немного пылкая, но милая.

— Где ты ее видел?

— Камера в лифте, Ник.

— Так ты видел, что она врезала мне коленом по яйцам? И ничего не сделал? —спрашиваю я, удивленный.

— Ты справился просто великолепно, — говорит он, издавая смешок.

— Верно, и за что я тебе плачу? —спрашиваю я, смеясь.

— Не ты. Твой отец.

— Конечно, как я мог забыть об этом?

Страйкер хорошо знаком, с моим МО (прим. пер.: способ, которым человек имеет тенденцию решать проблемы или что–либо делать) с женщинами. Я делаю одно и только одно с ними — ебу их. Уверен, ему нравится смотреть как я пускаю слюни по Ребекке. Он хорошо знает о числе помощниц, с которыми я спал. Думаю, что это куча народа. Он единственный кто не осуждает меня, но это впервые, когда я услышал, что он так многословен, и ему действительно кто-то нравится из моих помощников.