хом и телом, но не находил покоя. Вот приснился как-

то царю Ивану сон, что месячной ночью с отроком-

охотником в лесу на гриве сидит, пищаль наготове

держит, зверя поджидая. И в радостной тревоге би-

лось сердце царское усталое, замирая сладостно. Ког-

да же проснулся царь, поманило его не на пиры и

безумные радости, не в церковь грехи замаливать, а

позвало неудержимо в леса нижегородские зело ве-

селой утехи в последний раз изведать. Приказал он

своим прислужникам коней седлать и отправился по

дороге Муромской в Нижний Новгород.

Там грозный царь Иван дознаваться стал у бояр и

служивых людей о том, жив ли, проживает ли в ни-

жегородской земле ничейный человек Холодай-Голо-

дай, что в походе на Казань помогал охотой войско

кормить. Перепугались хозяева города, немедля из

застенка Голодая выпустили, помыли, накормили и

чуть живого перед царские очи привели. Не вдруг они

друг друга признали. Удивился царь:

— Видно, ты и вправду холодал да голодал, пока

меня не видал?

— Ну и ты, надежа-царь, не добрым молодцем

глядишь! Не сладко, знать, на Москве тебе живется!

Так Голодай царю сказал, но жаловаться на пе-

режитое не стал. Не откладывая надолго, царь с Го-

лодаем за Волгу отправились, бояр да прислужников

на берегу ждать оставили, а сами на моховые бугры

да гривы пошли, где звери водились. Долго ходили,

наконец выбрал Голодай одну гриву, на которую, по

приметам, ночами сохатые яриться приходили, и тут

засидку на двоих устроили. Засели и стали ночи

ждать, а чтобы не скучать, тихий разговор повели.

Спрашивает царя Голодай:

— Ты, надежа-царь, чай, старый стал?

— Скоро умру, — ответил грозный царь.

— Оно и пора, — согласился охотник. — Зажи-

ваться на белом свете — оно невыгодно. Как порань-

ше умрешь, кто-то да пожалеет, а до немощи дотя-

нешь, так только рады все будут, что бог старика при-

брал.

Усмехнулся горько-горько грозный царь Иван, при-

печалился и ничего в ответ не сказал.

В половине ночи, когда месяц круглый бугры и

гривы осветил, начали они попеременно рогачей под-

манивать. Вот откликнулся один, на бугор вышел и

стал яростно копытами в землю бить, рогами деревья

бодать, глазами и слухом врага разыскивать. За пер-

вым зверем другой да третий вышли, копытами зем-

лю копали, врага на бой вызывали. И затрепыхалось,

затукало по-новому измученное сердце царя Ивана,

и казалось ему, что за всю жизнь он не знал, не ис-

пытывал такой тревожной радости.

До зимних заморозков охотился грозный царь в

нижегородских лесах. Бояре на Москве уже радовать-

ся начали, надеялись, что государь совсем сгинул. А

он и прибыл вдруг, а следом за ним привезли на санях

добычу царскую, бурых сохачей и оленей седых. Ког-

да бояре, воеводы и гости заморские отведали у царя

на пиру оленины жареной да студня лосиного, не зна-

ли, что больше хвалить, чтобы угодить царю, — ло-

сину или оленину. А грозный царь Иван только одно

вымолвил, что до конца жизни не забудет охоту в ни-

жегородской земле на зверя столь красивого и храб-

рого!

Тогда, на пиру, никто не понял, какую охоту царь

хвалил, оленью или лосиную. Но чиновные люди, что-

бы царю угодить, задумали переделать на скорую ру-

ку герб земли нижегородской: вместо сохатого, буй-

ного да яростного, изобразить оленя рогатого, бьюще-

го в землю копытом. Только ничего у них в тот раз

не получилось, и зверь на царских печатях и на лося

и на оленя стал смахивать. Наверное, потому, что те

чиновники в заволжских лесах не бывали, в засидке с

Голодаем не сиживали и ни оленя рогатого, ни лося

сохатого живым не видывали.

После отъезда царя Ивана нижегородские бояре

Голодая-Холодая в темницу больше не прятали. По-

селился он в своей избе на Студеном посаде, по зи-

мам за Волгой сохатых и рогатых оленей добывал и

через нижегородских мясников в Москву на царский

двор отправлял. И была у грозного царя на пирах

дичина до самой его кончины. Помнил и согласен был

царь Иван со словами охотника Голодая о том, что

заживаться на белом свете невыгодно, и умер не очень

старым. Но жалеть и плакать о нем было уже неко-

му.

В годы лихолетья, когда задумали нижегородцы

воровских ляхов из Москвы выкурить, стали они вой-

ско набирать, оружие и продовольствие запасать. А

всю скотину вокруг ляхи да казаки разбойные загу-

били. Дикие звери сохатые и олени недалеко за Вол-

гой табунами паслись, только взять их не просто было;

лямку на рога не накинешь, на двор не приве-

дешь. Зверя добыть — не дерево подрубить. Тут вспом-

нили старожилы, что на Студеном посаде старик Хо-

лодай-Голодай живет, тот самый, что, бывало, с

царем на оленей хаживал. Разыскали старика и за

Волгу охотой промышлять послали. Давали было ему

охочих людей в помощники, но Голодай от них от-

казался :

— Старых дружков да лесовиков-охотников позо-

ву, а ваше дело добычу к месту прибирать!

До конца зимы Голодай с товарищами сохатых да

оленей добывали. Нижегородцы для своего ополче-

ния дичины впрок запасли и перед трудным походом

ополченцев свежинкой кормили, чтобы все воины си-

лы набрались. По весне, перед выходом ополчения из

кремля, вернулся из-за Волги сам Холодай-Голодай,

а с ним за полсотни охотников разных племен, с ро-

гатинами, копьями да пищалями. Только что отгуде-

ли колокола, народ Михаилу-архангелу помолился,

русского воинства покровителю, и все войско опол-

ченное, готовое к походу, под хоругвями нижегород-

скими стояло.

К©гда подвел старый Голодай свой отряд к вое-

водам, тот, которого народ запросто Минычем звал,

спросил старика:

— Ну как, дед Голодай, сам свое войско на ляхов

поведешь или под мое начало отдашь?

— Не будет худа, коли и сам пойду! — ответил

старик. Потом глянул на хоругви ополчения нижего-

родского со крестом и оленем яростным и такое ска-

зал:

— Нашему-то олешку да ярославского медвежка

на помогу бы позвать!..

Сразу смекнули воеводы ополченские, на что ста-

рый Голодай намекает, посоветовались между собой и

порешили не прямо на Москву идти, а через Ярос-

лавль, город под медведем. И не напрасно они так на-

думали. Ярославцы да костромичи изрядно помогли

нижегородцам, ратной силы в ополчении прибави-

лось. Тогда и на вражьих ляхов двинулись.

Дело в конце лета было, когда все олени, и соха-

тые и рогатые, силы набрались и рога вырастили, без

устали по лесам ходили, землю копали и ярились,

врага на бой поджидая. Пока войско до Москвы до-

биралось, Холодай-Голодай со своей ватагой не пло-

шали, попутно яростных оленей добывали и той све-

жинкой всех воинов кормили. С мяса лосиного да

оленьего силы и храбрости у воинов въявь прибави-

лось, и под Москвой с ляхами-захватчиками они ско-

ро расправились.

А дикий олень на хоругвях и стягах войска ниже-

городского, гордый своей породой, в благородной яро-

сти угрожал и копытом и рогами, радуясь победной

битве над врагом-супостатом.

В каком-то году царю

всея Руси Алексею Михайлову понадобилось церков-

ные книги и обряды пересмотреть, чтобы у народов

православной веры в церковных порядках разнобоя не

было. Вот и взялись за это дело церковники под на-

чалом двух главных попов — Никона и Аввакума.

Поначалу все попы заодно старались. Правда, часто