Марио обожал скользить на грани двух восприятий, находясь под шелухой и над ней одновременно. Реальности волнового тела и галлюцинативного комплекса не желали смешиваться, как вода и масло, но со временем Марио научился входить в «мерцающий режим», где эти реальности накладывались, проступали друг сквозь друга, меняясь местами. Зачем он это делал? Марио Сонелли никогда не задумывался о первопричинах. Спроси его кто-нибудь, боргосец лишь плечами пожал бы – или процитировал своего внезапно разбогатевшего земляка. «Во-первых, это красиво!» – ответил тот, когда у него поинтересовались, зачем он явился на прием к стоматологу в изумрудном смокинге и золотом «кис-кисе», усыпанном бриллиантами.

Семеро верховых и один бегун пересекали цветущую долину. Сочное разнотравье частиц и квантов колыхалось волнами под порывами солнечного ветра; цветы-метеоры в бескрайних гравитационных полях вспыхивали кармином и бирюзой; горные пики, вставшие по правую руку, расслаивались ореолами магнитных линий; над ними нависала облачная гряда газопылевой туманности, подсвеченной квазаром. Фигуры всадников, сотканные из света и соединенные паутиной серебристых нитей, переливались янтарем и перламутром. Копыта коней едва касались земли, что не была землей. Континуум Ойкумены гостеприимно распахнулся, и коллант несся в его немыслимую даль, оставляя за собой мерцающий инверсионный след из потревоженного пространства и времени.

След истончался и гас позади.

Тревоги и сомнения остались внизу, на покинутой планете, в сброшенном коконе малого тела. Невропаст Сонелли наслаждался полетом, скоростью и ни с чем не сравнимой свободой. Инициирующую сеть он поддерживал рефлекторно, как и координатор-помпилианец – основную. Это не требовало сознательных усилий, и Марио мог целиком отдаться созерцанию пейзажей. Горный хребет окутала рыжеватая дымка. Пронизана восходящими магнитными линиями, она переливалась всеми цветами радуги. Зрелище завораживало…

– Эй! Вы кто?!

Голос был женский.

Марио повернул голову – и едва не свалился с лошади. Рядом на белой кобыле ехала незнакомая девчонка. В космосе! В, мать его через три пульсара, колланте!! В чужом большом теле!!!

– Я?! Кто я?!

– Да, вы!

– Это ты кто такая?!!

– Да как ты смеешь, нахал?! Кто вы все такие?!!

Всадники, ехавшие впереди, придержали лошадей. В глазах у Сонелли потемнело: окружающий мир сошел с ума, завертелся мигающим калейдоскопом. Галлюцинативный комплекс и волновая реальность сменяли друг друга судорожными рывками, оставляя в сознании лишь гаснущие следы мгновенных статических слепков. Распялен в беззвучном крике рот координатора. Встает на дыбы огненный конь вехдена. Искажено ужасом лицо техноложца. Указующий перст приблудной шлюхи – слепящий поток белизны – устремлен в грудь вудуни. Пятится чей-то жеребец. Ухмыляется астланин, вокруг яйцевидной головы – нимб: золото и пурпур…

– Что тут творится?!

– Откуда она взялась?!

– Я говорил! Говорил!..

– Кто вы такие?! Где мы?

– Успокойтесь! Успокойтесь, коллеги!..

– Где все?!

– Валим! Валим скорее!

– Диего! Куда вы дели Диего?!

Квантовые волосы Марио встали дыбом, и Господь прокляни Марио Сонелли, если это была метафора! Пространство между гематром и помпилианцем замерцало, потекло жидким стеклом. Из него выступила призрачная фигура: мрачный варвар верхом на ширококостном, мрачней хозяина, жеребце. Голову призрака венчала шляпа с пером. Шляпа, которой, судя по виду, давно пора было на помойку, выглядела вполне материальной и даже не слишком просвечивала. Шляпа – и еще длиннющая шпага у левого бедра. Все прочее осталось зыбким: сквозь конного варвара без проблем просматривался вехден, судорожно разматывавший поясную веревку, и дальше, за ним – горы, дымящие лазурью и аквамарином.

– Диего!

Шлюха бросила кобылу вперед, чудом не выпав из дамского седла. Она намеревалась заключить варвара в объятия, но призрак растаял в воздухе вместе с конем, когда шлюхе осталась до него жалкая пара метров.

– Диего!

В вопле прозвучало такое отчаянье, что в Марио проснулась совесть. Шлюха – грязное, обидное словцо… В следующую секунду невропаст Сонелли уловил, как опасно вибрируют нити ментальной паутины, связывавшей коллант. Страх? Да, страх, и он грозил перерасти в ужас, в панику. Марио поймал взгляд помпилианца. Слов не требовалось: все сейчас зависело от них двоих. Только координатор с невропастом в силах удержать сеть, погасить панические вибрации, не дать им войти в резонанс, разрывая в клочья нейроволновую структуру колланта.

– Коллеги, успокойтесь. Феномен уникальный, но я не вижу реальной опасности…

Гематр честно пытался помочь, но и он сбился, когда фигуры коллантариев замерцали, расслаиваясь и искажаясь. Казалось, коллантарии примеряют личины других людей. Не удержу, понял Марио. Еще чуть-чуть, и приехали. Титаническими усилиями он давил собственный страх, не давая лаве вырваться наружу, волной кислоты хлынуть в ментальную сеть, разъедая и сжигая хрупкие связи…

Тут все и кончилось.

Коллантарии обрели свой обычный вид. Приблуда рассыпалась роем искрящихся мошек, унеслась прочь, влилась в дымку над горами. А там и дымка убралась, втянулась в ущелье, сгинула.

До Таммуза они мчались, как угорелые, прибыв на пять часов раньше расчетного срока.

– Центр?!

Марио оскалился в лицо координатору:

– Я сам ему позвоню!

Если кто-то думал, что финансовая мощь Луки Шармаля, владельца заводов, верфей, звездолетов, остановит Марио, желающего сказать банкиру пару ласковых – этот кто-то плохо знал боргосцев в целом, и Марио Сонелли в частности! Зря, что ли, в колланте Марио связь с Центром держал не гематр, как предлагалось вначале, а лично господин Сонелли, и горите вы все огнем!

– Уж я ему скажу! Я ему скажу!..

Кипя от гнева, Марио не отказал себе в удовольствии заказать видеосвязь через гипер за счет вызываемого абонента. Спецканал для форс-мажорных случаев? Отлично! Сейчас он оплюет денежный мешок сверху донизу – за его же, мешка, деньги! Видео через гипер – это вам не в пиццерию Фульчетти сходить! Будет знать в следующий раз…

– Если хоть пальцем, – прохрипел Диего. – Если они тронули ее хотя бы пальцем…

В кабинете профессора Штильнера стало тесно. За то время, пока банкир Лука Шармаль – с несвойственным ему многословием, не смущаясь дороговизной расходов на прямую гиперсвязь, поминутно вставляя в монолог один художественный образ за другим, что свидетельствовало о перевозбуждении, более того, об опасном напряжении психики – пересказывал мар Яффе историю колланта Марио Сонелли, пока он ставил в качестве демонстрации запись своей беседы со взбешенным Сонелли, в кабинете успели собраться все. Словно какой-то черт ухватил их за шкирки когтистыми пальцами и выволок из курительной – Диего Пераля, Антона Пшедерецкого, Гиля Фриша… Яффе не мешал им слушать, напротив, сделал звук громче. Над сенсором, включающим конфидент-режим, Яффе задержал палец, выждал ровно две с половиной секунды – хоть по хронометру сверяй! – и убрал руку, так и не коснувшись сенсора. Смысл поведения алама истолковал бы и гематр, мастер логики, и распоследний варвар. Я доверяю вам, говорил Идан Яффе. Мое доверие имеет разумные пределы, но это доверие, а не суррогат. Я готов делиться всей информацией по интересующему нас вопросу. Вот, смотрите, я уже делюсь, ничего не требуя взамен. Оценили? И, на втором плане, доступном только гематрам или людям, проницательным от природы – я ничего не требую взамен, и само это уже является требованием ответных шагов навстречу. Вы хотите защиты Бюро? Мало стать полезным, мало даже стать незаменимым.

Надо стать своим.

– Хотя бы пальцем!.. они горько пожалеют…

Рамка погасла.

– Возьмите себя в руки!

Яффе прервал маэстро на середине угрозы, грозившей стать бесконечной. Резкость, с какой алам предложил Диего успокоиться, была насквозь искусственной. Яффе даже не попытался придать ей видимость натуральной. В этом крылось отдельное второе дно: искусственность окрика не вызвала в Перале ответного бешенства, зато сам факт одергивания напомнил отставному мастер-сержанту, кто здесь командует.