– А что именно мы говорили о Таджикистане?

– Не знаю, наверное, то, что там тепло, солнечно и вызревают офигительные дыни.

Тут следующее остановкой объявили Гжель, и мы поспешили в тамбур заранее готовиться к выходу.

Платформа города-героя Гжель встретила нас резкими порывами колючего ветра, отчетливо пахнущего снегом. В Подмосковье оказалось значительно холоднее, чем в стольном граде.

– Ну-с, – печально вздохнула я, окидывая взором окрестности, – начнем делать репортаж прямо сейчас, какая разница, все равно придется сенсацию высасывать из пальца. Шлепну пару фотографий, чтоб уж точно было видно – я была в Гжели.

Достав из сумки «мыльницу», я нацелила объектив на указатель с соответствующей надписью.

– Стой-ка, чего зря пленку тратить, – Таиска поспешила к указателю, – сфотай и меня заодно.

Встав по центру, она выставила ногу, отклячила попу, да еще как-то умудрилась оттопырить в сторону бедро, изобразила суперсексуальный взгляд и растянула малиновые губы в призывную улыбищу. Я опустила фотоаппарат и снова печально вздохнула.

– Тай, ты ж не для журнала «Досуг с выездом на дом» снимаешься, а всего-навсего для газеты аномальных явлений. Будь лапочкой, встань нормально, а?

С недовольной гримасой Тая изменила положение и встала так, будто ее собирались расстрелять на фоне этой большой черной надписи. Мне очень захотелось попросить ее вообще отойти к чертям собачим от указателя, но не стоило портить отношения. Сделала пару снимков и убрала «мыльницу» в сумку. Таисия подошла ко мне и сумрачным взором окинула окрестности.

– Ну, что ж, – без особого энтузиазма произнесла она, – сейчас будем как две дуры грязь месить и спрашивать у всех и каждого, где тут дом какой-то непонятный. Делать нечего вашему Конякину, и сам спокойно не живет и другим не дает.

– Ты не понимаешь, он горит за идею, сердцем болеет за нашу газету.

– Вы б ему намекнули деликатно, чтоб он себя поберег хоть немного.

Спустившись с платформы, мы пошли, куда глаза глядят, а глядели они в сторону ближайшего скопления частных домов. Первым гжельцем, попавшемся на нашем нелегком пути, оказался вдребезги пьяный мужичок – всем телом выписывая замысловатые геометрические фигуры, он отчаянно пытался куда-то дойти. В качестве источника информации гжелец никуда не годился, пришлось изыскивать другие варианты. Вариантом номер два оказался мальчик лет десяти, на котором мы и решили потренироваться в задавании идиотических вопросов.

– Мальчик, а мальчик, – сахарным голосом начинающего маньяка педофила произнесла Тая, – скажи-ка нам мальчик, где у вас тут чудесный дом находится?

После минутного раздумья, мальчик сказал:

– Что?

– Дом какой-то необыкновенный у вас тут в Гжели где стоит?

– Не знаю, – ответил мальчик и бросился бежать.

– Зашибись… – вздохнула Тая, и мы пошли дальше.

Путь дорога лежала вдоль плотно пригнанных друг к другу заборов и калиток. Заборы были глухими и высокими, заглянуть через них никак не получалось, а долбиться в калитки, выкликая домовладельцев, нам почему-то не хотелось. Но вскоре нам свезло: одна из калиток отворилась и показалась крошечная бабуська. Плотно замотанная в платок, в куртке дождевике и резиновых сапогах, она напоминала маленький непотопляемый кокон.

– Извините, пожалуйста! – крикнула я. – Можно у вас спросить?

Непотопляемый кокон никак не отреагировал, он бодро топал вперед.

– Черт побери! – тихонько выругалась Тая, и мы синхронно ускорили шаг, не желая упустить потенциального информатора. – Бабушка! Бабуля! Подождите! Бабуля-а-а-а!

Кокон притормозил и обернулся, на нас уставились маленькие сердитые глазки.

– Чаво вам? – вежливо поинтересовалась гжелка, в смысле – жительница Гжели.

– День добрый, – самым приветливым образом заулыбалась Тая, – вы не подскажете, где здесь находится какой-то удивительный дом? Дело в том, что мы много о нем слышали и вот теперь хотели бы взглянуть.

Бабуся очень долго и пристально изучала нас колючими глазками, в сравнении с которыми рентгеновский аппарат просто детские шалости, и, наконец, решила снизойти до общения с нами.

– Да, есть у нас дом необычный…

Фух, слава богу!

– …его сам нечистый построил! – бабуся многозначительно подняла вверх указательный палец. – Сам нечистый!

– Что вы говорите, – Тая сделала «большие глаза». – Собственноручно построил или бригаду нанимал?

Я предостерегающе наступила ей на ногу, опасаясь, что информатор передумает делиться сведениями. Но, к счастью, информатор не понял скрытого сарказма Тайкиной фразы и продолжил выкладывать данные.

– Через тот дом люди пропадают, по ночам молнии бесовские сверкают прям над крышей, звуки доносятся, вроде как стоны человечьи…

– И где же этот дом находится? – не выдержала любопытная Тая.

– Идите прямо до конца улицы, свернете налево и снова до конца идите, там он и стоит – у леса.

Ну, естественно, где ж ему еще стоять, только у леса. У темного, страшного, дремучего леса… Распрощавшись с бабусей, двинули в указанном направлении.

– Нет, ну надо же такое придумать, – покачала головой Тая, пристально глядя себе под ноги, – «нечистый построил»! Сколько в людях идиотских суеверий, прямо средневековье какое-то. Сен, ну ты сама подумай, каков маразм: решил себе нечистый дачку в Гжели срубить, отдохнуть, так сказать от своих прямых обязанностей, срубил и давай по ночам дискотеки устраивать! Ерундистика!

– Тая, ну что ты так переживаешь, наоборот радоваться надо, что не зря съездили и мне не придется мучительно сочинять очередную отсебятину.

Следуя бабусиным указаниям, мы проследовали заданным маршрутом и вскоре показался Тот Самый Дом. Выглядело таинственное сооружение довольно жалко и на первый взгляд напоминало здоровенный старый сарай с треугольной крышей. Коричневая краска на стенах основательно облезла, обнажив темное дерево, дверь, болтающаяся на одной петле и кое-как заколоченные досками окна, довершали блистательную картину дьявольской дачи. Окружала дом буйная растительность, когда давно, видимо, бывшая садом-огородом. В унылом молчании созерцали мы данный натюрморт до тех пор, покуда из ближайших елок не вышел пожилой дяденька в болоньевой куртке, кепке и резиновых сапогах до колен, в одной руке он держал основательную такую палку, а в другой корзинку. Корзинка вселяла надежду, что дяденька грибник, а не маньяк, поэтому мы решили затеять с ним деловую беседу.

– Извините, пожалуйста, – уже без особого энтузиазма и широких улыбок произнесла Тая, – можно у вас спросить?

– Можно, – закивал он кепкой, меняя траекторию движения, – отчего ж нельзя. А чего вы хотите узнать?

При ближайшем рассмотрении дядя оказался не таким уж пожилым, где-то под полтинник, а его корзинку наполняли страшноватенькие подмороженные опята.

– Мы хотели бы расспросить об этом доме, – Тая кивнула в сторону объекта, – какие-то странные слухи ходят о нем, непонятные такие, противоречивые… Вы не могли бы внести хоть какую-нибудь ясность в этот вопрос?

– Ох, девочки, – дядя наклонился, чтобы поставить корзинку на землю, – очень темная тут ясность, сам толком не знаю. Кто о чем сплетничает, где правда, где придумки не разберешь. Дом этот уже лет семь пустует, даже бродяги в нем не прижились, будто и впрямь он какой-то проклятый.

– А кто в нем жил раньше, семь лет назад? – я полезла, было, в сумку за диктофоном, но передумала, не хотелось отвечать на кучу встречных вопросов.

– Какая-то семья, я точно не знаю, сам не так давно сюда перебрался.

– И куда же эта семья подевалась? – Тая с беспокойством посмотрела сначала на небо, потом на свои часы, гостить в Гжели допоздна в ее планы не входило.

– Да там тоже какая-то непонятная история, кто что говорит: толи муж от водки помер, толи жена его отравила – не известно. Как мужи схоронила, так с ребенком и уехала отсюда насовсем. С тех пор дом и пустует.