– Ну, ты же видишь, мне так не хватает твоего внимания…

– Подожди, не приставай…

Иванов почесал в затылке. «Да-а. Этих-то куда девать? А, ладно, потом разберемся. На 17.40. Нет, здесь уже занято дворником с улицы Пятидесятилетия Октября, ага, есть окно в 18.15».

Или:

– Ты зачем это сделал?

– Я нечаянно…

– Да ты хоть знаешь, супостат, если пять пустых бутылок пива сдать, можно купить одну полную!

– Знаю я, знаю… Выпала просто. Разбилась.

– Нет, ничего ты не знаешь, скотина. Вот я тебя сейчас научу, как надо с бутылками обращаться! (Далее – увесистая затрещина.)

– Ой, не надо!

Иванов написал: «Кузьма Пивоваров и Егор Разволяев. 19.25». И в скобочках, чтобы не забыть: «Пьянство, сквернословие, побои…»

Пока Иванов, проходя мимо одного из окон, фиксировал в блокноте важную информацию, он вдруг неожиданно для себя почувствовал, что в одной из квартир не происходит ничего. Вот так вот. Пусто. Очень любопытно! Иванов вытянул шею на полметра, что не потребовало от него сколько-нибудь заметных усилий, и заглянул в окно. Свет падал на большой письменный стол с разбросанными на нем разными бумагами. На листах коряво, от руки, было выведено по нескольку строчек. Большинство бумаг начаты, но явно не закончены, а сами они либо смяты и скомканы, либо с перечеркнутым текстом. За столом сидел человек в халате и домашних тапочках. Иванов мельком глянул в записи и ухватил несколько фраз, которых было вполне достаточно для того, чтобы уяснить суть того, что человек пытался отразить на бумаге: «…вышеупомянутый гражданин неоднократно был замечен в подозрительной компании… разговоры (частично) записаны на пленку».

И Иванов снова принялся строчить в своем блокнотике.

В следующем окне он расслышал любопытный диалог:

– А здорово было бы, Борисыч, согласись, если бы сделался в каком-нибудь отдельном взятом обменнике курс доллара раза в два пониже. Вот я бы развернулся!

– Ну, хоть на полчасика.

– Да мне, пожалуй, и пяти минут хватило бы.

– Мечтать не вредно…

«Так. Кривуля Алексей Евграфович и Миронов Игорь Борисович, оба на 19.40. Если так дальше пойдет, без помощников не обойтись», – удрученно подумал Иванов. Хотя вместе работать веселее. Иванов вообще больше любил массовые акции, чем индивидуальную работу.

Здесь все шло, одно к одному… Правда, надо было подумать и о другом – скоро Главпочтамт перестанет всех вмещать. «Надо раздобыть помещение побольше. Не поговорить ли с начальником городского спортивного комплекса?»

Архивариус Алексей проснулся в это утро совершенно разбитым, будто и не спал вовсе. На работу идти не хотелось, что случалось не так часто, поскольку график работы у него был до известной степени плавающим. Проснувшись по будильнику в девять часов, Алексей толком не мог ни окончательно проснуться, ни снова заснуть. Позвонить директору, сказаться больным? Взять отгул? Зачем? Какой смысл? Право, отгул лучше брать, когда здоров и весел, чтобы с толком провести день. Накинув халат, он прошлепал на кухню в тапках и сварил себе кофе. Голова сразу прояснилась, спать расхотелось, глаза широко раскрылись, зато появилось смутное ощущение тревоги или даже страха. Алексей проверил стойку с газом, зашел в туалет, в ванную, принюхался – может, пожар. Нет, ничего вроде. Тогда он нехотя оделся и вышел во двор. Сделав несколько шагов в направлении музея, остановился с острым чувством того, что ему туда не надо. Нет. Не сейчас. Не сегодня. А куда тогда идти? На почту! Как же, конечно, на почту! Куда еще можно отправиться с утра, как не на почту? Повернувшись на сто восемьдесят градусов, Алексей уверенно зашагал к Главпочтамту и уже по пути понял, а потом и вовсе уверился, что поступил совершенно правильно. Непонятно только, что именно его туда так тянуло? На проходной он почему-то, сам того не желая, спросил:

– Иван Иванович у себя?

– Вам по коридору направо, потом налево и прямо, там увидите, – ответил вахтер.

Архивариус уверенно зашагал в указанном направлении. Остановился рядом с дверью, на которой в потемках различил табличку с надписью «Отдел доставки». Тихонько постучался. В глубине комнаты раздался голос:

– Кто там?

– Алексей. Архивариус.

– Кто-кто? Входите!

Алексей вошел в кабинет и встал почти на пороге, переминаясь с ноги на ногу. В кабинете находились два человека практически ничем не примечательной наружности. Один одет более солидно, другой – в форменном пальто почтового служащего.

– Ивана Ивановича можно?

Тот, кто был одет в почтовую форму, спросил:

– А вам он по какому вопросу? Вас что, вызывали?

Архивариус не знал, что сказать, тем более, как он теперь понимал, Ивана Ивановича в комнате не было, а разговаривать с кем-либо другим ему совсем не хотелось.

– Он не говорил, когда будет?

– Нет, – ответил теперь тот, который был одет более солидно.

– Ну, тогда я здесь подожду? – робко спросил Алексей.

– Пожалуйста, – небрежно ответил почтовый служащий.

Алексей сел на стул. Сначала ничего не происходило. Потом два человека, похоже, вовсе перестали обращать внимание на то, что они не одни, и, начисто забыв про него, вели себя так, будто в помещении, кроме них, никого нет.

– Чего будем делать? – спросил тот, что посолидней.

– Не знаю… Что мы наделали… почему, зачем прибежали сюда?

– Вот и я не понимаю. Какого лешего нас сюда понесло?

Может, пойдем отсюда подобру-поздорову…

– Вот так возьмем и уйдем?

– Да, а что?

– Ну, Виктор, давай попробуем.

Они подошли к двери, почтовый служащий толкнул ее плечом. Дверь не поддалась.

– Эй, ты чего, дверь запер? – обратился он к Алексею.

Архивариус отрицательно помотал головой и для пущей убедительности уточнил:

– Не запирал. Да и как я могу, у меня же ключей нет.

Тот, которого звали Виктор, тоже попробовал открыть дверь, но с тем же успехом, что и почтовый.

– Лёва, а если вместе навалиться?

Почтовый пришел на помощь Виктору, но и у них двоих ничего не получилось.

– А она как будто и не заперта вовсе.

– Чертовщина какая-то… – резюмировал Виктор. – Но линять нам отсюда надо точно. Давай через окно попробуем. Пока Иванов не пришел. Это же первый этаж?

– Конечно, первый, – подтвердил Лев.

– Тогда годится. – И Виктор направился к окну, Лев – за ним, но почти сразу остановился.

– Кстати, а ты зачем сюда пришел? – вспомнил он опять о существовании архивариуса.

– Не знаю… На прием… – неуверенно пролепетал Алексей.

– Странно. Но вообще-то, шел бы ты лучше отсюда подобру-поздорову, – посоветовал Виктор, – хотя как знаешь, – и махнул рукой. Кто он такой, этот Алексей, чтобы давать ему советы и вообще проявлять заботу. Ведь не друг же и не сослуживец. Да, живут они в одном городе, но и что с того?

…Они подошли к окну и без труда распахнули раму. Вскарабкались на подоконник, подбадривая и помогая друг другу. Приготовились прыгать, посмотрели вниз, вычисляя, куда лучше приземлиться, или, точнее, рассчитывая траекторию прыжка, чтобы не угодить в полураскрытый канализационный люк.

Виктор Подольский стоял на самой кромке подоконника, уже занеся ногу для прыжка. Вдруг он увидел, что, вместо пробивающейся к солнцу сквозь окурки, бумажные обрывки и старый чай (который Фрумкин почему-то всегда выбрасывал в окно, приговаривая «для удобрения») майской травы, перед его глазами простирается бесконечная пропасть, а они с Лёвой возносятся все выше и выше, точно на скоростном лифте. Под ними с ураганной быстротой высился этаж за этажом – окно, промежуток стены, снова окно, снова стена и так далее. И вот они уже взмыли на небывалую высоту, Подольский даже и не думал, что такая вообще существует. Ветер, гуляющий за окном, обдувал их со всех сторон, бил в лицо и трепал волосы. Они стояли на маленьком спасительном подоконнике точно на краю скалы, готовые рухнуть вниз, устремившись прямо в пропасть. И разбиться, конечно, насмерть, если во время полета не остановится сердце и они не шлепнутся на майскую травку уже холодными трупами. Виктора зашатало: он и меньшей высоты боялся как огня. Бухгалтер ухватился за Фрумкина, который сам был не в лучшем положении: бледный, глаза вытаращены, распростертые для равновесия руки… Взгляд, словно магнитом, был прикован к тому, что творится внизу, к пропасти под ним, которая постоянно увеличивалась и расширялась.