Алексей Старогородько мало понял в прочитанной легенде и принялся листать документ дальше. Когда он добрался до конца, была почти полночь. Архивариус спешно собрался, успев немного погоревать над не съеденными вовремя бутербродами, заботливо приготовленными дома с утра, и вышел на лестницу. Темень была страшенная, ни одна лампочка не горела, и без того тонкий месяц плотно заволокли густые тучи, и пробираться пришлось почти на ощупь. Держась за стену, Алексей ногой нащупал первую ступеньку и стал довольно уверенно спускаться по лестнице, так как количество ступенек за долгое время служения музейному делу он знал наизусть. Переступив с последней ступеньки на лестничный пролет, он наступил на что-то мягкое, раздался истошный кошачий визг. Тут же ногу в районе лодыжки, аккурат, где заканчивался ботинок, пронзила жуткая боль. Алексей рефлекторно дернул ногой, и кошка – а кто бы это мог быть еще? – отлетела и шмякнулась о стену. Раздалось злобное шипение и затем легкий шорох лап удаляющегося восвояси животного.

«Футы-нуты, – пробормотал архивариус, – до крови, наверное, ногу укусила, злобная тварь».

Алексей, сжимая в одной руке портфель, другой придерживаясь стены, быстро-быстро спустился на первый этаж, вышел на улицу и плотно закрыл за собой дверь, чтобы щелкнул автоматический замок. Злость, испуг и досада не покидали его. «Надо ж так! И света нет, и живность всякая шляется. Куда смотрят дворники! А нога-то как болит! У-у-у, тварь!» Положив ключи в карман, архивариус зашагал к дому. Не прошел он и десяти шагов, как рассмотрел сидящего на тротуаре кота. Тот тоже на него уставился яркими зелеными глазами. «Ах ты, дрянь такая!» Алексей с размаху дал коту пинка. Кот, хотя и подобрался, как пружина, отскочить не успел и получил от архивариуса сполна. Звонко мяукнув, он улетел в кусты. Оттуда животина зашипела, но в драку не полезла, прекрасно понимая, на чьей стороне сила. Подумав, кот решил убраться подобру-поздорову и, прихрамывая, поплелся к свалке за гаражами. Архивариус без происшествий добрался до дома, залил рану зеленкой, вскипятил воду, попил чайку, потом улегся на пружинную кровать и отошел ко сну.

К тому времени, когда Виктор Подольский выбежал из кафе и окликнул Льва Фрумкина, с последнего уже сошло семь потов. Только через пять минут после встречи с Иваном Ивановичем Ивановым почтальон догадался внимательно осмотреть письмо, после чего изумился несказанно, если не сказать – отчаялся. Конверт был чист. Ни отметок об отправителе, ни, что самое важное, об адресате. Возникал резонный вопрос куда его нести? Фрумкин было повернул назад, уточнить адрес, но что-то его удерживало от этого шага. Виной всему был то ли необъяснимый страх перед незнакомцем, то ли еще что-то, чего Фрумкин уяснить никак не мог. «Ладно, – решил почтальон, – Иванов мне четко сказал „отнеси его на другой конец города“. Я отнесу и, если не найду адресата, вернусь обратно и передам ему письмо».

Решив так поступить, Фрумкин тут же смекнул, что не обязательно тащиться на другой конец города, а потом говорить, что никого не нашел. Можно посидеть в сквере на лавочке, съесть мороженое… хотя какое сейчас мороженое – холодрыга, май, ветер. В общем, никуда не идти и вернуться обратно. Хотя внутренний голос подсказал, что Иванов может за ним проследить. То-то и оно! Фрумкин припустил с еще большей скоростью, почти не здороваясь и не обращая внимания на редких прохожих, вышедших на работу и приветствовавших его.

Подняв воротник старого служебного пальто, надвинув кепку почти на глаза, Фрумкин быстро зашагал по тротуару. Ровно до тех пор, пока, выбежав из кафе, его не окликнул Подольский. «Что ему-то еще понадобилось?» – успел подумать Фрумкин, прежде чем Виктор подскочил к нему и сунул почти под нос руку для приветствия. Почтальон быстрым движением пожал ее и собирался продолжить путь, но Виктор пошел рядом, будто так и надо, и даже вступил в разговор:

– Куда спешишь, Лёва?

– Срочное поручение.

– Срочно-е, – протянул Подольский, – от кого, если не секрет?

– Секрет.

– Вот как? Тогда ты просто обязан мне рассказать, от кого, ты ведь знаешь, я секреты обожаю.

– Поэтому и не скажу. И, вообще, извини, я тороплюсь.

– Что это за дело такое спешное, которое мешает пять минут поболтать со старым знакомым?

– Ну, Виктор, я же сказал, мне надо доставить письмо на другой конец города.

– И ты так спешишь из-за письма?

– Да, спешу, потому что письмо-то необычное.

– А что в нем такого?

– Оно без адреса.

– Не может быть? – ахнул Подольский, сразу заинтересовавшись новостью.

– Я тоже раньше думал, что не может, но вот, видать, стали письма без адреса посылать.

– Не верю, покажи!

Фрумкин понял, что сболтнул лишнего, и, чтобы поскорей отвязаться от Виктора, который и мертвого мог заговорить, нехотя извлек письмо из внутреннего кармана служебного пиджака.

Почтальону в последний момент пришла мысль, а не послать ли Подольского куда подальше с его расспросами, но передумал. Зачем ссориться по пустякам с человеком? Лев знавал за Виктором особенность беспричинно совать нос в чужие дела. Но ведь у каждого свои недостатки…

Письмо словно сопротивлялось, странным образом противилось тому, чтобы показаться на свет божий. Ой, как ему не хотелось быть извлеченным из кармана пиджака! Оно словно прилипло к руке почтальона, когда тот дотронулся до него. Фрумкин вспомнил взгляд, которым на него посмотрел Иванов, когда передавал конверт, и опустил веки. В это мгновение в его голове, как наяву, всплыл образ Ивана Ивановича, который зыркнул почтальону прямо в глаза, а точнее – прямо в душу. Глядел пристально своими черными, даже не черными, а черно-бездонными глазами, словно в них открывался иной мир, подземный ли, бескрайний или небесный. Зовущий, манящий, но холодный и звонкий. Фрумкин очнулся и заметил, что холодный пот предательски проступил на спине и на лбу крупными каплями. Он смахнул влагу с лица и извлек, наконец злосчастный конверт. Подольский так и припал к нему, разглядывая, хотя что, казалось бы, разглядывать? Но нет, Виктор внимательнейшим образом осмотрел письмо с обеих сторон, хотя и там, и там было пусто.

– А может, на нем невидимыми чернилами адрес выведен?

– Да брось ты чепуху молоть!

– Слушай! Придумал! Смотри, если на конверте что-то писали, то ручкой или какой-нибудь другой письменной принадлежностью неизбежно нажимали, и на конверте должны остаться вмятины.

Фрумкин, если честно, не очень понял про вмятины, но идеей Подольского заинтересовался.

– А как мы проверим это?

– Очень просто, надо положить кальку на конверт и попробовать карандашиком аккуратненько заштриховать.

– Хорошо, а как мы это сделаем?

– Очень просто, ты же помнишь, я тут недалеко живу, в пятиэтажке через два дома. У меня есть все необходимое.

Фрумкину ничего не оставалось, как согласиться, и они вдвоем быстрым шагом направились к Подольскому на квартиру. Привычным движением распахнув дверь, Подольский бросился, словно заправский сыщик, собирать необходимые вещи для проведения эксперимента, велев Фрумкину отправляться с конвертом на кухню. Усевшись за стол, заговорщики принялись за дело. Подольский взял инициативу в свои руки и ни за что не хотел доверить столь важное предприятие Фрумкину, которому оставалось лишь наблюдать за его ловкими движениями – будто тот уже не раз проделывал такое. Однако, как Виктор ни старался, ничего не выходило. Он тщательно штриховал кальку, подкладывая под нее то одну, то другую сторону конверта, смотрел на просвет, проводил подушечками пальцев, но все без толку. Импровизированный сыщик даже вспотел.

– Ладно, пойду, – сказал Фрумкин. – Спасибо, конечно, за помощь, но мне пора.

– Как пора? Куда пора?

– Так…

– Куда ты пойдешь? Мы же не знаем адресата?

Это «мы» крайне не понравилось почтальону и неприятно резануло слух. Будто они с Подольским уже одна команда или оба в чем-то замешаны.