вытянутым до места брам-шкотам.

Команда под руководством Павла Степановича быстро

развивалась и знакомилась с своим делом. Строгий до крайности за вялость,

сн умел привязать к себе матросов; никто лучше его не умел

говорить с ними; немногие знают, какое таинственное влияние он имел

не на одни суда, которые носили флаг его, а на многие другие,

независимо от влияния начальника дивизии. Знают это немногие, потому

что истинное достоинство, как всякая добродетель, не любит

выставлять себя наружу, а остается скрытым до тех пор, пока

добросовестный историк выработает его из лабиринта ветхих материалов.

...Во время бомбардированияг ранен легко адмирал Нахимов.

Адмирал Нахимов тип оригинального, отменно честного моряка,

любимый всеми, он имеет много странных сторон.

Государь император, отправив в Крым полковника флигель-

адъютанта Альбединского, приказал ему передать поклон его и

поцелуй Нахимову.

Альбединский исполнил поручение государя. Нахимов принял

царский привет со слезами на глазах.

Через неделю позже Нахимов, озабоченный обороною

Севастополя, после обхода батарей возвратился к себе; является флигель-

адъютант, чтобы передать генералу Нахимову новый поклон

государя, сообщенный им в письме к Меншикову.

«Милостивый государь-с! — начал Нахимов. — Вы опять с по-

клоном-с, благодарю вас покорно-с, я от первого поклона был

целый день болен-с, не надобно нам поклонов-с, попросите нам плеть.

Плеть-с, пожалуйте, милостивый государь, у нас порядка нет...»

«Вы ранены?» спросил кто-то Нахимова. — «Неправда-с, —

отвечал он, заметив на лице кровь, прибавил, — слишком мало-с,

слишком мало-с...»

Никогда не забуду тот момент, когда в первый день

бомбардирования Корнилов, Нахимов, Тотлебен и почтенный священник с

крестом, благословляя всех, обходили бастионы. С каким чувством

каждый из нас подходил к кресту и как одушевляли нас своим

спокойным духом все эти достойные люди. Но, к сожалению, в

первый же день мы должны были лишиться героя нашего Корнилова.

Ежедневными посетителями моего бастиона были начальник

оборонительной линии адмирал Нахимов, главный инженер Тотлебен и

жившие у нас на бастионе начальники 2-го отделения, сначала ад-

мирал Новосильский, а потом капитаны 1 -го ранга Кутров, Спицыи

и Микрюков. От начала бомбардирования и, можно сказать, до

конца его 4-й бастион находился более всех под выстрелами

неприятеля, и не проходило дня в продолжение всей моей 8-месячной

службы, который бы оставался без пальбы. В большие же

праздники французы на свои места сажали турок и этим не давали

нам ни минуты покоя. Случались дни и ночи, в которые на наш

бастион падало до 2 тысяч бомб и действовало несколько сот ору-

лий. Но подобные сильные угощения случались довольно редко,

отплачивать за них приходилось большою потерею людей и

разорением какого-нибудь бруствера, который мы должны были всегда

создавать к утру вновь, а также переменять подбитые орудия и

станки под сильным неприятельским огнем. Приятно было видеть,

с какою любовью каждый командир орудия хлопотал об

исправлении своей амбразуры, траверзы и орудия и вообще о приведении

всего в порядок, и как хватало сил у этих молодцов работать день

и ночь, для каждого из нас было непонятно. В первые 2 месяца на

4-м бастионе не было блиндажей для команды и офицеров; все мы

помещались в старых казармах, но когда неприятель об этом

разведал, то направил на них выстрелы и срыл их. Вообще внутренность

бастиона представляла тогда ужасный беспорядок. Снаряды

неприятельские в большом количестве валялись по всему бастиону;

земля для исправления брустверов, для большей поспешности

бралась тут же около орудий, а потому вся кругом была изрыта и

представляла неудобства даже для ходьбы. Адмирал Нахимов, приходя

ко мне, каждый раз выговаривал обратить внимание на приведение

бастиона в порядок и устройство блиндажей. Но мне казалась эта

работа тогда невозможною, так как под сильным огнем и

беспрерывным разорением брустверов, нам едва хватало времени

поспевать исправлением к утру повреждений брустверов. Но как у нас

в Черном море невозможного ничего не было, то я и начал отделять

по нескольку человек прислуги от орудий на эту работу и через

2 недели усиленных трудов с помощью инженеров я успел сделать

6 блиндажей, выровнять по возможности землю, подобрать в кучи

бомбы, ядра и осколки и привести бастион в лучший вид. Блиндажи

мы делали довольно скоро, потому что дубовые кряжи брались из

Адмиралтейства, на верхний накат. Сверху насыпалось около

аршина земли, потом клали в два ряда фашинник, пересыпанный

землею. Но несмотря на эту настилку и насыпь, все-таки 12-пудовые

бомбы, падавшие иной раз в одну точку одна за другой, пробивали

и блиндажи. Также случалось, что некоторые бомбы, вкатываясь в

блиндаж и разрываясь внутри, убивали и ранили находящихся там.

Я сам два раза был свидетелем появления в блиндаже подобной

непрошенной гостьи, но меня бог в те разы миловал. Разумеется,

от синяков, контузий и легких ран нельзя было уберечься, равно

как и от земли, которая, обваливаясь с брустверов и траверзов,

засыпала зачастую. Но пока силы дозволяли, до последней своей

раны, я оставался на бастионе. Ядра и бомбы, приходившиеся нам

по калибру, мы обратно посылали к неприятелю. Ежедневно же эта

приборка производилась на заре, так как пальба в это время была

слабее, и каждый комендор после своего утреннего обеда, т. е.

около 3 часов утра, имел обыкновение убирать часть бастиона

около своего орудия.

Впоследствии я вполне согласился, что подобные усиленные

занятия заставляют солдата забыть тягостное его положение, не дают

ему времени думать об окружающей его опасности и тем делают его

совершенно хладнокровным. По приведении бастиона в порядок

адмирал Нахимов благодарил меня за сделанное и сказал: «Теперь

я вижу-с, что для черноморца невозможного ничего нет-с».

...Павел Степанович Нахимов, будучи строг и взыскателен по

службе, в то же время был очень добр и заботлив о своих

подчиненных — офицерах и матросах. Корабельные чиновники, шкипер,

комиссар и другие были им почтены: им даны были и рабочие, и

экономические материалы, чтобы построить дома.

Нахимов про них говорил: «Они заведуют большим казенным

имуществом, на десятки тысяч рублей; жалованье же получают

маленькое. Так чтобы они не крали и были не только исправны, но и

ретивы, нужно поддержать их».

Заботливость Нахимова о матросах доходила до педантизма:

ни за что, например, не позволялось потребовать матроса во время

отдыха или посылать на берег шлюпку без особой надобности.

Нахимов был холостой и всегда восставал против того, чтобы

молодые офицеры женились. Бывало, ежели какой-либо мичман

увлечется и вздумает жениться, его старались отправить в дальнее

плаванье для того, чтобы эта любовь выветрилась.

«Женатый офицер — не служака», говаривал адмирал.

Особенно же сердечность Павла Степановича высказалась во

время Севастопольской обороны.

Помню, как Нахимов в походе на фрегате «Коварна» сделал

мне замечание за то что моя «десятка» 2 плохо выкрашена или

уключины были не в порядке.

Характеристика Нахимова будет не полная, ежели мы не

коснемся, хоть вкратце, состояния Черноморского флота того времени.