Закончив высасывать, Питер кончает, и удержать его Тутс не в силах, как ни старается. Он извлекает член у нее изо рта, сползает и еще пару минут небрежно, как будто имеет дело с сестрой, поигрывает ее грудями. И, что самое возмутительное, ей это нравится.
О, я должно быть сошла с ума, бормочет Туте, когда позволила ему, этому, по сути, ребенку, так со мной обойтись. Впрочем, безумие, похоже, не так уж сильно ее беспокоит.
Она разрешает Питеру все: теребить соски, кусать живот… И когда он, перевернув ее на живот, заходит сзади, Тутс ведет себя покорно и не сопротивляется.
Его маленький, но крепенький сучок тоже возбуждает ее. Может, он и не дает всей той полноты ощущений, как настоящий, полноразмерный хуй, но когда трахаешь женщину в задницу, быть жеребцом вовсе не обязательно. Питер заставляет ее положить руки на ляжки, и она, удерживая створки, ждет продолжения.
Туте не Таня, она растянулась на весь диван, так что Питеру приходится поработать. Он без особых проблем вставляет инструмент в нужное отверстие, а она — с ее-то задом! — также без проблем его принимает. Юный ебарь хватается, как обезьяна, за ее груди, и поскакали…
Генри смотрит на подпрыгивающую, как у наездника, задницу Питера. Он напоминает мне бродячего кота, наблюдающего за глупой жирной птицей. На лице, разрезав его точно шрам, застыла широкая улыбка… в следующий момент он уже стоит возле дивана и щупает Питера. Мальчишка оглядывается и ждет… И вот оно — Генри вставляет ему шпильку.
Туте оборачивается, видит, что происходит, и едва не скатывается с дивана. Ничего подобного она и представить себе не могла… о боже, в какой же грязи ее изваляли после возвращения из Италии! Питер советует ей лежать спокойно, иначе он нассытей в задницу… Чего-чего, а апломба этому сосунку не занимать.
Мой боец уже отдышался и тянет головку вверх. В такой ситуации, когда пахнет пиздой, я всегда доверяюсь ему — что бы там ни твердил здравый смысл. Тутс видит перед собой хуй и протягивает руку… требует… просит…
Для такой женщины, как Тутс, помешанной на трахе, нет ничего невозможного. Вы можете совать в пизду, в жопу, в рот и уши… в общем, во все дырки, дать в руки и еще запустить пару пощекотать пятки — ей будет мало… потребует положить между сисек или потереть животик. Она едва не отрывает мой член и хватает меня за ноги, чтобы не отобрал соску.
Господи, ну и свалка! Питер вопит, что кончает. Генри уперся так, что его шланг вот-вот лопнет. Тутс слишком занята, чтобы отвлекаться на что-то, и только причмокивает. Ах, веселый Париж! Должно быть, нечто подобное и имеют в виду люди, когда говорят о богемной жизни.
Смотрю Тутс в глаза. Она пьяна от возбуждения, никого и ничего не узнает и понимает лишь, что сосет член. Вены на шее и висках вздулись и пульсируют. Тискаю груди… под ними барабаном колотится сердце.
Господи, какие же ебучие сучки все эти милые девочки! Хотя бы ради приличия закрыла глаза, когда я кончаю! Нет же, сразу начинает глотать… А в следующую секунду кончает сама… за ней Питер… Боже, весь гребаный мир бьется в оргазме!
Танины письма лучше не читать на ночь. Похоже, Александра отправила детей в какую-то богом забытую глушь. Конечно, если в пределах десяти миль есть хоть однапалка, будьте уверены — такая девчонка, как Таня, рано или поздно обязательно ее отыщет. Сейчас же она жалуется на скуку, одиночество и неудовлетворенность. С Питером ее разлучили, держат под наблюдением, так что единственное развлечение — щенок, которого она понемногу развращает в надежде на будущее удовольствие.
…он еще маленький и ничего не умеет, не может даже трахаться. Вообще не понимает, что это такое. Когда я ложусь и кладу его между ногами, он виляет хвостиком и переворачивается на спину. Наверное, думает, что когда так ложится, я буду сосать его крохотную пипку! И ему это уже нравится. Какая же я плохая девочка, что рассказываю тебе об этом. Да, твоя Таня сосет у забавного черного щеночка. Сосет его тонюсенький прутик. Он не больше твоего пальца, но на нем уже есть волосики. Забавно, правда?..
И дальше…
…иногда, когда я играю с ним и знаю, что ему пора гулять, я раздеваюсь, ложусь и кладу его на живот, чтобы он пописал на меня… на груди, на ноги и сам знаешь на что! Я даже знаю, как сделать так, чтобы он меня облизывал. Наливаю на себя молока, между ног, и… у него такой длинный гладкий красный язычок! Надеюсь, скоро мне не придется обливаться молоком…
Дальше идут детальные описания снов с моим участием, а потом следует кое-что неожиданное:
…Когда мама у знает, что меня трахают козлы и свиньи, я скажу, что виновата во всем она сама. Зачем нужно было отправлять нас в такую даль? И все эти разговоры о церкви! Я ведь знаю, что у нее какие-то темные делишки с каноником Шарентоном! Я и раньше кое-что слышала, так что пусть не считает меня совсем глупой…
Выходит, Тане что-то известно! Любопытно, откуда она добывает такую информацию.
Эрнест оказал мне огромную услугу. Сам того не сознавая, спас, возможно, мою жизнь. А я ею, своей жизнью, весьма дорожу.
В десять вечера он заваливает ко мне с окровавленным рукавом. Пальто разрезано, но рука едва задета. Оказывается, в подъезде его поджидал незнакомец с ножом и намерением выпустить из него кишки. К счастью, Эрнест был, как обычно, пьян и в решающий момент споткнулся, так что удар пришел мимо.
Обливаем царапину виски — спикам[3] доверять нельзя, ножи у них, как и все прочее, чистотой не отличаются; мало того, порой они даже умышленно натирают лезвие чесноком, чтобы рана загноилась. Потом я накладываю повязку — свежий носовой платок, — и Эрнест опять как новенький. Он в курсе того, что за мной после посещения Розиты ведут наблюдение и что целью нападавшего был не он, а потому особенно и не волнуется — чтобы сохранить шкуру целой, нужно всего лишь держаться от меня подальше и избегать ситуаций, когда его могут перепутать со мной.
Но ладно Эрнест… а что делать мне? Переезжать не хочется, да и толку — даже если сменить квартиру, тем, кто следит за мной, не составит труда узнать мой новый адрес.
Проблему надо решать, и мы с Эрнестом отправляемся в ближайший бар и напиваемся. Эрнест рассказывает длинную и не очень связную историю об одном изобретателе, с которым он познакомился и который вроде бы не против, чтобы он, то есть Эрнест, трахнул его жену и дочь. На протяжении вечера Эрнест несколько раз порывается отправиться в заведение, где выступает Розита, и устроить разборку. Разнесем все вдребезги, говорит он, порвем в клочья. Боже, пьяному ему не хватит сил газету порвать.
Александра определенно свихнулась. Мне она говорит, что одержима демонами. Ее исповедник рвет и мечет. Видно, уже и сам не рад, что обзавелся такой прихожанкой. Но сказать напрямую, что у нее больное воображение, и направить к психоаналитику тоже не может, потому как положение обязывает идти на контакт с силами тьмы. Таково одно из правил мистицизма: приходится признавать существование обратной стороны, и если Александра утверждает, что сам дьявол наведывается к ней попить чайку, ты вынужден проглотить пилюлю и смириться.
Механика всей этой чепухи невероятна сложна. К тому же протестантская религия в изложении Александры предстает чем-то невероятно пресным и скучным. Она рассказывает о чудесах и "божьей каре" так, будто все это случилось только вчера, и я бы несомненно знал о них, если бы регулярно читал газеты… потом выясняется, что речь идет о событиях XV века.
А кто этот каноник Шарентон, спрашиваю я. Он что, в наши дни устраивает чудеса?
Александра удивлена. Значит, Таня была права в отношении своей мамочки и насчет остального тоже. Откуда я узнал о нем, спрашивает Александра. Ссылаюсь на ее демонов.
— Каноник Шарентон, — сообщает она, — изумительно одаренный человек. Именно через него совершается то, что многие считают чудесами.
— Например, общение с инкубами?
Александра признает, что действительно встречалась с ним несколько раз и… да, он обладает такой способностью. Стоит только, собираясь ложиться в постель, подумать, с кем бы тебе хотелось совокупиться, как желание осуществляется. И это не сон, поспешно добавляет она. Ей всю жизнь снились эротические сны, но здесь совсем другое, куда более яркое и запоминающееся.
