Кончаю так, что она не в состоянии все проглотить! Голова опущена слишком низко, и Розита захлебывается и кашляет… пытается отстраниться, но я не позволяю. Удерживаю член у нее во рту, пока ситуация не возвращается в норму, и с удивлением обнаруживаю, что она все еще сосет. Рот заполнен спермой, глотать не может, но все равно не останавливается!

Обнимаю Розиту одной рукой, приподнимаю, хватаю за волосы — не отпускает. Трясет головой — мол, нет, глотать не стану. Потом отворачивается, пытается оттолкнуть меня. Несколько секунд мы молча боремся на коврике. Розита вдруг начинает хохотать, открывает рот и показывает, что там уже ничего нет.

Я сижу на полу, она лежит рядом на животе. Через какое-то время снова начинает облизывать мой член. Язычок снует туда-сюда по яйцам… Ей хочется знать, понравился ли мне танец. Рассказывает, что каждый раз все кончается одинаково — она показывает им все, что они хотят увидеть, потом кто-то прорывается в комнату. Однажды какой-то негр, здоровущий черный парень с синими губами, порезал ее бритвой… демонстрирует тонкий, диагональю пересекающий живот шрам. Потом он заявился сюда, трахнул ее и остался на всю ночь. Других негров старуха к ней не допускала, тот остался единственным…

Я спрашиваю, почему в коридоре так тихо, почему никто не колотит в дверь. Объясняет, что у нее свой порядок. Иногда она принимает после танца одного или двух, но никогда не больше трех. Порой у нее бывают двое одновременно. При желании ей бы ничего не стоило заполучить их всех, однако такое она сделала только раз в жизни. Пропустила через себя пятнадцать человек, одного за другим! Они были такие грубые, что ей стало страшно… двоих пришлось вышвырнуть.

Давно ли она танцует? Трудно сказать… Ей было, наверное, лет двенадцать, когда отец сорвал с нее одежду и заставил танцевать голой перед мужчинами… он держал бар в городке неподалеку от Мадрида. Она помнит, что было страшно… один парень хотел ее отыметь, а потом отец увидел, как он приставал к ней на заднем крыльце. Она соврала: сказала, что он ничего такого не делал… на самом деле парень заставлял ее брать в рот…

Рассказывая, Розита не забывает и моего уставшего приятеля: поглаживает… лижет… засовывает в рот. Через пару минут у меня уже встает. Она лижет ноги, живот. Говорит, что я ей нравлюсь, что если бы не пришел сам, она спустилась бы вниз поискать… Не хочу ли остаться на всю ночь? Это можно устроить. Денег больше не надо… гарантирует такой трах, какого у меня еще не было ни с кем… она здесь лучшая.

Объясняю, что пришел с друзьями, что скоро надо возвращаться к ним, и сучка моментально мрачнеет — расстроилась. Снова берет в рот и сосет несколько минут, потом встает и ложится, раскинув ноги, на кровать. Поглаживает пизду так нежно, как будто у них там любовь.

Мой лысый друг, похоже, забыл, что уже получил урок французского. Вскакивает, готов мчаться на свидание с той раскуроченной милашкой, что устроилась у Розиты между ног. Подхожу. Сучка задирает ноги, машет руками, как краб клешнями.

Развалины, если смотреть сверху, внушительные… Жаль, нет фонарика, а то можно было бы заглянуть в эту темную скважину. Прямо-таки "Черная дыра Калькутты"…[2] Я уже почти вижу тела всех тех, кто пытался трахнуть ее, а теперь валяется там в куче себе подобных. Наверное, если, спустившись туда, двигаться по прямой, попадешь прямиком к ее коренным зубам.

Впрочем, у меня есть чем заполнить дыру. Хватаю ее болтающиеся в воздухе ноги и толкаю вверх, пока они не упираются коленями в сиськи. Теперь передо мной весь зад и пизда, больше ничего. Сую член наугад, зная, что не промахнусь, и он исчезает в зарослях. Ну и чаща! Не успеваю привести прибор в движение, как Розита подскакивает, будто я сыпанул в топку ведерко горячих углей. Тянет руки вниз, хватается за яйца и дергает их так, что я уже начинаю беспокоиться, как бы шарниры не разболтались. Розита стонет, что вот-вот кончит… я впиваюсь в ее соски… Такое чувство, что попал на извергающийся вулкан.

Пережидаю, пока тряска пройдет, и начинаю трахать ее по-настоящему. Устраиваюсь основательно, словно намерен провести здесь несколько лет. Через три минуты она уже пыхтит и стонет, через пять молит о пощаде.

Когда кончаю, чувство такое, будто комната переворачивается. Вместе с кроватью. Что-то сильно бьет меня в живот. Перед глазами круги, но я все же слышу всхлипы Розиты. Ее, похоже, тоже стукнуло.

Сучка свихнувшаяся… Стоило мне сползти с нее, как она уже хлопается на пол… целует мои ноги… кусает пальцы… Я должен остаться, говорит Розита. Я не могу уйти, не имею права лишать ее такого чудесного хуя. Хочет, чтобы я остался на всю ночь, на всю неделю… бесплатно. Смотрит на мою одежду. Она купит мне новый костюм, кучу новых костюмов…

Постепенно до меня доходит: Розита предлагает мне стать ее сутенером. Прежний много пил и месяц назад вывалился из окна.

Вот дерьмо… У меня нет времени на то, чтобы быть чьим-то сутенером. Кроме того, я просто не смогу вынести испанский темперамент больше двух недель. Пытаюсь объяснить, но Розита не желает слушать, совсем свихнулась, настоящая маньячка. Она уже кричит, злится. Да, я дотрахался до того, что хуй распух, но деньги я платил не для того, чтобы еще и драться с кем-то. Ору в ответ. Потом начинаю одеваться.

Осталось натянуть второй ботинок, и я наклоняюсь, когда вдруг вижу у нее в руке маленький нож. Хватаю щетку и швыряю в нее. Мимо… Она метает нож. Тоже мимо. Он ударяется о стену и падает на пол.

Выскакиваю в коридор в одном ботинке, Розита устремляется за ножом. Мы снова орем друг на друга, потом я вижу, как она вскидывает руку… Захлопываю дверь. Звук такой, словно кость треснула. Дверь тонкая, панельная, и лезвие пробивает ее насквозь. Сил у этой свихнувшейся шлюхи хватает, в следующий раз может и не промахнуться. Натягиваю второй ботинок и убираюсь на хрен из чертова вертепа.

Эрнеста внизу уже нет. Наверное, трахается где-нибудь со своей шлюшкой. Забираю у старухи шляпу. Спрашивает, хорошо ли я провел время. Приглашает заходить еще…

Мисс Кавендиш с нами больше нет. Сообщила консьержке, что район не совсем такой, как ей хотелось бы, собрала вещички и потихоньку улизнула. Сид говорит, что видел ее пару дней назад на бульваре Сен-Жермен. Заметив его, наша бывшая соседка развернулась, рванула в противоположном направлении, вскочила в такси и исчезла.

Мне же повсюду, за каждым столбом мерещатся испанцы. Наверняка эта стерва Розита натравила на меня пару своих дружков… Каждый раз, идя по темной улице, ожидаю удара ножом в спину. Дошло до того, что огибаю углы по широкой дуге и подпрыгиваю, когда из-за двери выскакивает какой-нибудь мальчишка. Надеюсь, мне удастся продержаться, пока Розита не найдет другое увлечение, которое займет ее время и мысли.

Боже, эти сучки!.. Если у них не получается завладеть вами, они вполне могут вас убить, а если почему-то не хотят вас убивать, то готовы лишить жизни себя. Именно во Франции, и особенно в Париже, вы в полной мере осознаете всю чудовищность женщин; не случайно, что само выражение "французский роман" стало синонимом пустой болтовни по поводу, кто кого любит и почему не любит. В здешнем воздухе есть нечто такое, что постоянно напоминает вам о женских трюках, штучках и интригах.

Вот, например, подружка Карла, Туте. Решила оставить его, задавшись целью поймать на крючок богатого американца. Жить с Карлом, объясняет она мне, совершенно невозможно. Правда же, на мой взгляд, заключается в том, что у Карла кончаются деньги… думаю, если бы Тутс вдруг узнала, что он получил откуда-то несколько сотен тысяч, жизнь с ним моментально показалась бы ей легкой и беззаботной. Так или иначе, Тутс нашла-таки богатенького американца и теперь готовится подцепить его на крючок. Говорит, что, может быть, даже выйдет замуж. В Америке у него сеть бакалейных магазинов, а вот ни семьи, ни детей нет. Но прежде чем выйти за него замуж, надо сделать так, чтобы он с ней переспал… и не показаться при этом шлюхой. Американец — очень высокоморальный старый ублюдок, рассказывает Тутс, он даже не пытается залезть ей под юбку, и это беспокоит ее и настораживает.