Поднимаюсь. Земля покачивается под ногами. Шагать приходится осторожно... На плетне, нелепо перегнув спину, вверх животом, повис человек в комбинезоне. Да это же танкист из нашего отделения! В нескольких шагах от него, уткнувшись мордами в землю, поблескивают стальными макушками двое в зеленовато-сером, из голенищ их сапог чернеют какие-то пластинки. Вытаскиваю одну, другую... Это автоматные магазины. Кладу их за пазуху. Смертельно хочется пить. А у тех двоих на задах суконные фляжки с черными стаканчиками.
Почему фляжки из сукна? Черт с ним, главное напиться. Остервенело рву фляжку. Он тяжело переворачивается на спину. Мне на все наплевать. Фляжка у меня в руках. Долго копошусь со стаканчиком и пробкой, наконец, прямо из горлышка глотаю... Глаза вылезают на лоб!.. Горло, желудок ошпарило, как кипятком.
Закашлявшись, швыряю флягу. Надо снять с него автомат. Зачем ему теперь эта красивая игрушка? И тому, другому, автомат ни к чему...
Я почему-то вспомнил, что ни разу так и не выстрелил из винтовки. Вот дурак! А где она — моя винтовка? Ах, да, она осталась у того...
На западной окраине села перестук винтовочных выстрелов, ахают взрывы, захлебываются от ярости пулеметы, фыркают автоматные очереди. Идет бой. Но я словно забыл, зачем пришел сюда. Поискал глазами фляжку. Вот где она спряталась, в траве у плетня.
В фляжке кое-что осталось. Еще раз глотнул. Хм, сейчас не так сильно ожгло. А это что у них за банки? Круглые, рифленые... Тьфу, черт, противогазы! А я-то думал — что-нибудь стоящее.
v Сколько я еще разглядывал немцев — представления не имею, начисто угасло чувство времени. Топот множества ног насторожил меня. Я схватился за автомат, два других здорово мешали. Напрасная тревога, это свои. Разгоряченные, сопящие бойцы перебегали широкую улицу, тянущуюся через все село, скрывались на задах дворов, огородах, в пыльной зелени садочков. По дороге с лязгом катил танк. Откуда он взялся? Наши танки давно сгорели. В боковую улочку проскочила двуконная упряжка с подпрыгивающей «сорокапяткой».
Кто такие? Может быть, подкрепление?
Размышления прервал окрик:
— Товарищ боец!
Оглянулся и попятился. На меня буквально налетел свирепого вида командир: багровый, остро пахнущий потом, глаза навыкат, весь в ремнях.
— Что вы делаете здесь, чем любуетесь?!— заорал он, размахивая пистолетом с длинным стволом.— Вы кто, боец или иностранный наблюдатель? Для вас что. отдельный приказ требуется — занимать оборону?
Какой приказ? Я совершенно потерялся. Подчеркнутое «вы» совсем не вязалось с размахиванием пистолетом у самого моего носа.
— Вы что, с луны свалились? Кто таков?
— Боец сводного батальона...
— Вот как,— перебил командир.— Что же вы здесь отираетесь? Батальон воюет,—он ткнул пистолетом туда, где угасала перестрелка,— а вы... Навешал на себя автоматов...
Мучительно покраснев, я соврал:
— Приказано собрать трофейное оружие.
Соврал удачно. Командир перестал махать пистолетом, сказал неожиданно усталым.голосом:
— Ладно, проваливай. И без тебя тошно. На всякий случай передай командиру... может, и он, вроде тебя, ничего не знает. Занимаем круговую оборону. Батальонного-то своего знаешь?
— Знаю, товарищ...— от волнения так и не разобрал чин грозного командира.— Сперва генерал командовал, но его убило (мне почему-то было стыдно сказать, что генерал умер сам), а сейчас старший батальонный комиссар Бобров. Если, конечно...
Командир с интересом посмотрел на меня. Даже голову набок склонил.
— Вот, пожалуйста, полюбуйтесь,— возле нас никого не было, и поэтому приглашение полюбоваться относилось ко мне.— Полюбуйтесь образцовым воином.— В голосе его опять зазвенело:— Отвечать надо коротко и ясно... Навоюешь с такими! Марш в батальон.
Приказание это я не заставил повторять дважды. От стыда горело лицо. Действительно, вояка! Товарищей бросил, комиссара потерял. Люди воевали, а ты прохлаждался да фашистское пойло лакал. Был бы жив Миляга... Жив! А что с Глебом, с Вилькой!..
Со всех ног бросился к своим.
На околице уже все кончилось. Фашистов выбили за увалистый пригорочек. Оттуда изредка прилетали мины.
Батальон спешно окапывался. Бойцы мастерили, пулеметные гнезда, рыли окопы. Возле дороги копали большую яму. Поодаль от нее рядками лежали те, для кого ее копали. Убитых немцев не трогали. Они валялись никому не нужные, похожие на добротные чучела.
Ребятсвоих я нашел на правом фланге, за клуней. Глеб и Вилька ковыряли землю под раскулаченным трактором ХТЗ, остальные бойцы — чуть правее. Командовал ими кавказец-артиллерист. Он все их поторапливал, сам трудился за двоих, зло выкрикивал:
— Давай нажми! Давай!
Глеб, завидев меня, радостно вскрикнул:
— Юрка! Живой... Юрка!..— Он кинулся ко мне, ощупал, вроде бы не веря тому, что я жив.— Юрка!
По-иному реагировал Вилька. Он тоже просиял, однако не упустил случая кольнуть: . -
— Явление третье. Те же и Юрий Стрельцов. Вооружен до зубов. Идет, пошатываясь под грузом лавров героя. Ну как там, дома, все в порядке? Можно воевать дальше?
— Вилька!— досадливо поморщился Глеб.— Не обращай на него внимания, Юрка. А автоматы —это ты хорошо придумал. Мою винтовку осколком раздолбало. Где ты пропадал, дьявол? Мы уж думали, все.
— Стукнуло чем-то,— соврал я.— Пока очухался...
— Эй!<— сердито прикрикнул артиллерист.— Зачем увещание? Работать нада. Живой — харашо. Пусть бе-оет лопату. Это о-очень харашо, что живой.
Он сказал так, словно рад видеть меня только потому, что мне можно дать в руки лопату.
— Почему этот тип командует?— спросил я, принимаясь за работу.
— Командир взвода. Сержант Мчедлидзе.
— А'куда девался лейтенант? Глеб рассердился:
— Куда-куда! Вопросик, называется. В отпуск уехал, на Черное море. Куда! Ну ранен он.— Глеб успокоился так же быстро, как и взорвался.— И вообще дела. Связиста помнишь?.. Красивый такой еврей с немецким автоматом... в клочья. Ткачуку руку осколком перебило. Ушел перевязываться. В тыл бы его.
, — В тыл,— протянул Вилька.— Где он — тыл?
Тыла у нас, оказывается, теперь не было. Ребята рассказали такое, что я ахнул. Засосало под ложечкой.
Наш батальон взял село. Однако правофланговый полк не продвинулся ни на шаг. А соседи слева, за озерцом, и вовсе преподнесли сюрприз: немцы опрокинули их и охватили нас с тыла.
— Странно ведут себя фашисты,— удивлялся Глеб.— Их же сила, а помалкивают. Чего ждут?
—. Твоего приглашения. Потерпи минуточку, сейчас принесут приказ на подпись...— Он не договорил, прислушался. Все разом перестали копать— с севера, из-за хуторка и кукурузных зарослей, вспыхнула канонада, доносился- пулеметный перехлест и непонятный гул. С пригорка, куда батальон вышиб немцев, и в тылу у нас взлетели десятки ракет. В от,вет сверкающая россыпь вспыхнула на севере, за кукурузой.
Прошло минут двадцать. Стрельба и шум нарастали. Еще немного погодя из кукурузы выскочили крохотные фигурки. Одни падали, отстреливаясь, опять вскакивали. Немцы, не давшие продвинуться , нашему соседу, почему-то не трогали бегущих. Из кукурузы появлялись все новые и новые человечки, выкатилось несколько игрушечных пушечек. Почти вся эта снующая масса неправдоподобно маленьких людей устремилась к позициям соседнего полка. Часть двигалась в нашу сторону. Фигурки увеличивались в размерах, то исчезали за скирдами, то вновь появлялись.
Странный шум превратился в тяжкий рокот. Грудь, словно железным обручем, сжало предчувствие беды.
...Вот она беда! Из кукурузы показалась коробочка, другая... десятая... двадцатая!.. Танки! Лавина танков. Другая лавина катила восточнее, прямо по дороге, колонной, она вроде бы ни на кого не обращала внимания. Катила "быстро, гораздо быстрей той, что перла на нас. Ясно теперь, почему немцы на -пригорке вели себя смирно. Наш батальон и все остальные попали в стальное кольцо. Фашисты решили раздавить нас без лишних хлопот.
