Снаряженных подобным образом еретиков провезли по улицам Новгорода, после чего колпаки сожгли прямо на головах и разослали их в заточение по разным местам. Несмотря на то что никого из обвиненных в ереси не казнили, действо, устроенное архиепископом, произвело сильнейшее впечатление.
Но для московских «жидовствующих» тогда мало что изменилось. По крайней мере, политическая карьера дважды
уличенных в приверженности к еретической секте братьев Курицыных совершенно не пострадала, а уж они, находясь «на самом верху», умели защитить и остальных «жидовствующих».
Секрет неуязвимости братьев Курицыных крылся в близости к князю Ивану, который привык доверять им. Они уверяли князя, что да, была ересь, ее разоблачили и уличили на соборе, но всех виновных выслали к архиепископу Геннадию и строго наказали, а в Москве еретиков теперь нет, а есть только книжники, увлекающиеся науками индивидуумы, которые кажутся невеждам подозрительными в части вопросов исповедания. Убеждать они умели, а старший из братьев, Федор Курицын, кроме административных и политических способностей был еще и наделен писательским талантом. Он один из первых написал книгу о знаменитом персонаже — валашском господаре Владе III Цепеше, известном под прозвищем Дракула, которое ему перешло от отца. Дьяк Курицын, выезжая в Венгрию и иные места по дипломатическим делам, самого графа Цепеша живым не застал — тот погиб в бою с турками под Бухарестом в 1476 году. Тем не менее восемью годами позже дьяк сочинил занимательнейшую повесть «Сказание о воеводе Дракуле». Кроме того, как и многие книжники своего времени, Курицын бьш незаурядным астрологом; он говорил князю, верившему в астрологию, что церковь вот и это занятие осуждает, но ведь как же оно интересно и сколько в нем пользы! Ведь хорошо же государю и его верным слугам знать все наперед, чтобы выбрать правильное решение! Ну а кому-то это может казаться ересью, вот и ропщут. Но стоит ли обращать на это внимание? Ведь многое из того, что открыто высшими силами избранным, остальным людишкам совершенно недоступно и не нужно им того знать, а потому и слушать их ропот не стоит. Коровы вон тоже мычат, когда их доят, что же, теперь и молока не пить?
Наконец наступил тот самый роковой 1492 год, на который был «назначен» конец света. Этого так ждали и так боялись, что не пахали поля, и от того пришел великий голод. Но это всем казалось пустяком — по сравнению с тем, что конец света не наступил. Еретики торжествовали, твердя откры¬
то уже не только об ошибочности христианской хронологии, а о ложности учения вообще: «...в домех, на путех, и на торжище иноци и мирския, все сомневались и о вере пытали».
Зело возрадовавшись происходящему, «жидовствующие» совсем распустились, и первым показал пример митрополитеретик Зосима, который вел себя по меньшей мере странно. По поручению князя он принимал участие в составлении Пасхалии и сам исчислил даты празднования на двадцать лет вперед, писал поучения и назидания... Но тогда же он приказал убрать из своих палат иконы и кресты, распорядившись сначала свалить их «в нечистом месте», а потом и вовсе приказал сжечь. На митрополичьем дворе поселились гульба и пьянство, а сам Зосима показал себя еще и содомитом. Напившись, он говорил страшные для православного человека вещи: мол-де, Христос сам себя назвал Богом, а Пресвятая Дева не Богородица. Объявлял ложью Евангелия, апостольские и святоотеческие писания. Вопрошал: «Что есть Царство Небесное? Что такое второе пришествие? Что значит воскресение из мертвых?» И сам же отвечал: «Ничего этого нет! Умер, так, значит, и умер, по то место и быть!»
В это время архиепископ Геннадий обрел серьезного союзника в лице Иосифа, игумена Волоцкого монастыря. Грамоты, обличавшие еретиков, за подписью Иосифа Волоцкого игнорировать было не так-то просто; в одной из них сказано было, что православные, видя, что их правитель отпал от Бога, не только могут, но и должны, ополчившись на ересь, восстать, «ибо таковый царь не Божий слуга, но диавол, и не царь есть, но мучитель». Отлично понявший намек князь не стал будить лихо, а потому судьба Зосимы была предрешена. Впрочем, никто не хотел скандала — по официальной версии Зосима попросился на покой сам «за многие немощи». Его поселили в Троице-Сергиевой лавре, где он прожил до самой смерти.
На кафедру был возведен бывший игумен Троице-Сергиевой лавры Симон, и это назначение изменило расстановку сил в Кремле. Борьба с еретичеством постепенно стала смещаться в сферу политического противостояния. Великий князь старел, вопрос о наследнике становился все более актуальным, и потому в кремлевских теремах сразу несколько интриг переплелись в тугой узел, петля которого едва не задавила великую княгиню Софью и ее чад до смерти.
В 1497 году по распоряжению великого князя на большую государственную печать нанесли новый, унаследованный от Византии символ — двуглавого орла, хотя права на эту символику у русского князя были весьма спорными. Родственники в который уже раз подвели Софью Фоминичну! Брат Андрей, прогуляв последнее, впал в нищету — до Москвы дошли сведения, что его видели на римских улицах в лохмотьях. Чтобы поправить свои дела, он продал права на византийский престол французскому королю Карлу VIII, собиравшемуся в новый крестовый поход на турок. Правда, поход на Константинополь не состоялся, а король Карл умер в 1498 году, но Андрей Палеолог, изобидевшись на московскую родню, не желавшую поддерживать его материально, в духовном завещании, составленном незадолго до смерти в 1502 году, отказал эти права еще раз — теперь Фердинанду Испанскому и его супруге Изабелле Кастильской.
Тем временем в Москве борьба двух придворных кланов привела к раскрытию в декабре 1497 года заговора. Якобы дьяки и дети боярские — Федор Стромилов, Владимир Гусев, князь Иван Палецкий, Афанасий Яропкин и иные с ними, подговаривают княжича Василия убить сводного брата Дмитрия и совершить переворот. Особо говорилось о великой княгине, которая приваживает московских знахарок, варит с ними зелья, чтобы погубить противников княжения Василия ядами. В случае неудачи заговорщики собирались захватить московскую казну и уйти на север, суля князю Василию в борьбе за московский престол поддержку белозерских монастырей и «верхних людей» Вологды и Новгорода.
В подтверждение этих слов кремлевская стража захватила нескольких московских баб, идущих к великой княгине Софье, — и при них действительно нашли какие-то «зелья». Так и выстроилось все: странная смерть княжеского сынанаследника Ивана, увлечение княгини зельями, арест знахарок... Каждое лыко многолетних наговоров и нашептываний встало в свою строку. Жену князь удалил от себя и стал жить «в бережении от нее», заговорщиков казнили, а знахарок утопили в Москве-реке.
В четвертый день февраля 1498 года князь венчал внука своего Дмитрия Ивановича на великое княжение, возложив на него в Успенском соборе символы власти — мономахов венец и бармы. Казалось, что уж теперь «греческой партии» пришел конец. Но у Софьи Фоминичны нашлись верные союзники в лице Иосифа Волоцкого и Геннадия Гонзова. Неизвестно, сколь ревностна в вере была Софья Фоминична в действительности, но противоположная партия буквально заталкивала ее в стан борцов с «жидовствующими»! Победа над сектой означала победу над политическими противниками, а потому именно люди Софьи Фоминичны — греки Юрий и Дмитрий Траханиоты — помогли борцам с ересью подготовиться к дискуссии, присылая из Италии нужные книги, а также ученых и богословов, слово которых много значило для князя Ивана Васильевича.
Это противостояние, где переплетались интересы политики и религии, заслуживает отдельного рассказа, а для нашего исследования важно, что доказанная связь княгини Елены и князя Дмитрия Ивановича с сектой, отрицавшей христианские догматы, послужила приговором. Не мог князь, претендовавший на наследие византийских императоров, допустить, чтобы власть после него перешла в руки «жидовствующего» внука!
Сначала зимой 1499 года были взяты под стражу князь Семен Иванович Ряполовский и его тесть Иван Юрьевич Патрикеев с двумя сыновьями, обвинявшиеся в заговоре против великой княгини. Князя Ряполовского обезглавили на льду Москвы-реки 5 февраля того же года, а его сродников Патрикеевых понудили принять монашеский постриг. Тогда же из-под стражи был освобожден князь Василий Иванович, а Софья Фоминична вернулась к супругу. Придворная партия и круг «жидовствующих» с каждым днем теряли людей и влияние, а увенчалось это полным разгромом противников «гречанки»: 11 апреля 1502 года вышло распоряжение великого князя не поминать князя Дмитрия в ектиньях; его и княгиню Елену Стефановну взяли под стражу. Спустя три дня — 14 апреля — регалии великого княжения были торжественно возложены на князя Василия Ивановича.
