Павел Менезий принадлежал к шотландскому аристократическому роду. Во время правления Кромвеля дела его семейства пришли в плачевное состояние, и он как младший сын, согласно старинному шотландскому обычаю, отправился искать счастья на чужбине. Молодой человек завербовался в польскую армию, где познакомился с другим офицером-шотландцем, Патриком Гордоном, таким же, как и он, эмигрантом благородных кровей, вынужденным скитаться по чужбине. Гордон окончил Браусборгский колледж в Данциге и в июле 1655 года поступил в шведскую армию. После нескольких походов, совершенных в шведском войске, он попал в плен к полякам и, как часто бывало в то время, принял предложение о переходе к ним на службу. Возможно, к этому шагу его подтолкнуло еще и то немаловажное обстоятельство, что шведы по исповеданию были лютеранами, а Патрик Гордон — убежденным католиком. Среди католиков-поляков шотландец чувствовал себя вполне комфортно. В польской армии Патрик Гордон прославился как редкий храбрец и задира, получив прозвище Стальное Запястье и репутацию отчаянного бретера.
В это время военная удача была на стороне польского войска; русская армия, понеся большие потери, отступила почти со всей территории Малороссии, уже входившей в состав земель русской короны. Немало русских попало в плен, в том числе и иноземные офицеры, служившие русскому царю. Во время боев под Чудно личными пленниками Гордона стали два полковника русской службы — Сиков и англичанин Томас Кроуфорд.
В 1661 году, после заключения перемирия, в Варшаву для переговоров с польским королем Яном-Казимиром прибыл опытный русский дипломат Василий Федорович Леонтьев, который помимо всего прочего обсуждал условия по обмену и выкупу пленных. Русские полковники, которых он выкупил у Гордона, рассказали послу, что господин Патрик, офицер знающий и человек хороший, обращался с ними по-доброму, данное слово держал. Человек он небогатый, ищущий лучшей доли, польской службой тяготится и уже подал в отставку, намереваясь перейти в армию императора Священной Римской империи Леопольда I.
Заинтригованный столь лестными рекомендациями, Леонтьев встретился с Гордоном и пригласил его на русскую службу. Согласие было получено; к Гордону присоединился и будущий Павел Менезий. Дорогой они заехали в Ригу, где Гордон встретил своих земляков, Ландельса и Вальтера Айрта, с которыми служил в шведской армии. Они и еще несколько человек англичан, валлийцев и шотландцев по окончании войны оказались в Риге без новых контрактов и подыскивали место новой службы. Мистер Стальное Запястье позвал их с собой в Московию, и вскоре вся эта компания отправилась в дорогу.
Как было условлено заранее, Менезий и Гордон получили назначение в полк Кроуфорда, соответственно в чине капитана и майора. Полк сначала квартировал у Красных ворот, но потом его перевели в слободу Огородники, где они встали на обывательских квартирах — между Мясницкой и Покровкой. Под команду Гордона отдали 700 русских солдат и несколько офицеров, часть из которых были русскими. Рядовые были из числа штрафованных — большей частью из дезертиров, пойманных в разных местах и возвращенных в полк. Гордон основательно за них взялся и гонял на учения дважды в день.
Постепенно Менезий и Гордон обжились в Москве, втянулись в службу, стали принимать участие в местных забавах — так, Гордон в июне 1662 года выиграл на скачках, сорвав куш в изрядную по тем временам сумму 100 рублей, которые, впрочем, почти целиком ушли на угощения и пиры для тех, кто приходил поздравить его с удачей.
Упоминание о скачках, сделанное в дневнике Гордона, открывает нам неожиданную сторону московской жизни той поры — даже в Париже, при дворе французских королей, первые скачки на призы состоялись 23 февраля 1689 года. Судя же по записи в дневнике Гордона, в Москве скачки проводились за двадцать шесть лет до этого, а вероятно, и того раньше, поскольку Стальное Запястье упоминает о них как о деле вполне обычном, в котором он просто принял участие и выиграл.
Среди приятелей, приобретенных Гордоном и Менезием в Москве, был шотландец Айвен Аннанд, который прежде служил в армии и даже имел чин капитана, но предпочел оставить службу ради более выгодных занятий медициной в русской столице. Свели их весьма прискорбные обстоятельства: как-то раз, зайдя в гости к Менезию, Гордон излишне приналег на вареную щуку и водку, переел и расхворался. Для пользы лечения с полковой квартиры Гордона перевезли в Немецкую слободу, в дом полковника Снивенса, где его окружили заботами семейство Кроуфорд и хирург Аннанд, взваливший на себя обязанности врачевания.
Мистер Аннанд, как и другие московские знакомые шотландцев, уже давно жившие в Москве, без устали твердил Гордону и Менезию, которые считались завидными женихами, что им пора жениться.
В Немецкой слободе брачные интриги были одним из самых ярких и насыщенных эмоциями развлечений. Окрутить вновь прибывших на жительство в слободу холостяков было своего рода спортом, многодневным действом, за ходом которого следили десятки заинтересованных глаз. Созерцатели делились на партии, каждая из которых «болела» за свою кандидатку в супруги, всячески стараясь ей помочь «устроить судьбу». Тайно принимались даже ставки на то, кто из претенденток сумеет увести под венец очередной объект брачной охоты.
Первым из двух друзей-шотландцев капитулировал осажденный сватами Павел Менезий, который женился в 1662 году. Вслед за ним стал склоняться к мысли о законном браке и Гордон, решивший подобрать себе суженую из офицерских дочерей, справедливо полагая, что люди одного с ним сословия и примерно равных доходов охотнее его примут. Перебрав несколько кандидатур, он остановился на Катарине Бокховен — дочери Филиппа Альберта ван Бокховена, который вместе с отцом и братом, как мы помним, прибыл в Москву еще при царе Михаиле, обжился и осел здесь, похоже, навсегда.
С будущей невестой Гордона свел Аннанд. Отец девицы в это время пребывал в плену у поляков, попав туда в ходе той же кампании, что и полковник Кроуфорд. Его брат Корнелиус ван Бокховен тоже угодил в плен, но ему удалось освободиться при посредничестве посла Леонтьева, как Кроуфорду и многим другим. В 1662 году Корнелиус уже был в Москве.
То, что Катарине было всего тринадцать лет, Гордона совершенно не смущало — девушка она была крепкого сложения, рослая и вполне уже созревшая. Он явился в дом Корнелиуса Бокховена и, застав предмет своего интереса в одиночестве, с прямотой шотландца, недаром носившего прозвище Стальное Запястье, изъяснил свой интерес. Девушка ответила, что целиком полагается на волю своей благодетельной матушки, а потому как та скажет, так она и поступит.
С тем они и распрощались. Случай переговорить с будущей тещей Патрику представился уже на другой день: у Катарины ван Бокховен был день рождения, и, будучи приглашен на торжество вместе с Айвеном Аннандом, Патрик Гордон, купив в подарок дамские перчатки, ленты, еще кое-чего по мелочи, все это поднес виновнице торжества. Тут же, не откладывая дела, он объявил мамаше своей избранницы, что намерен просить руки Катарины.
Пребывая в некотором смятении чувств, госпожа Бокховен кликнула свояка, и явившийся на зов Корнелиус заявил, что при живом отце, без его согласия, решать брак дочери совершенно невозможно. Решили ждать возвращения Филиппа Альберта ван Бокховена, договорившись, что майора станут принимать в доме как жениха, а Катарина без него или его согласия не будет посещать свадьбы, балы и другие увеселения.
Меж тем служба Гордона и Менезия шла своим чередом — оба побывали с войсками на Украине, участвовали в осаде Риги и в других боевых делах, в которых отличились, за что в 1663 году оба получили повышения — Гордон стал подполковником, а Менезий майором.
Долгое ожидание свадьбы тяготило Гордона, и он предпринял усилия, чтобы ускорить возвращение потенциального тестя. Место его содержания было известно, и Гордон, вступив с Филиппом ван Бокховеном в переписку, несколько раз посылал ему денег. Тем временем поляки объявили, что готовы разменять Бокховена на своих, но, понимая, сколь важная фигура находится у них в руках, они желали получить за него большую группу польских пленников. Переговоры тянулись более года, наконец на исходе 1664 года пленные поляки по согласованному списку были собраны в Смоленске. Но ни брат пленника, ни Гордон, занятые делами службы в Москве, выехать на место, чтобы проконтролировать обмен, не смогли, и поляки, назначенные за Бокховена, были обменяны на других людей. После срыва обмена госпожа ван Бокховен, которая уже привыкла смотреть на Патрика как на зятя, написала мужу письмо, прося его дозволения на брак дочери с Гордоном.
