За свое увечье отец получил сначала «полноценную» квартиру в том же подъезде. И мы из полуподвала, радуясь неописуемо, перебрались на третий этаж нашей, хотя и старенькой, но еще вполне надежной «сталинки».

А вскоре отцу выдали и «Таврию». Правда, через год Семен Семеновича, моего отца, когда он по пьяному делу куролесил по дороге, возвращаясь с рыбалки, переехал «Камаз». «Инвалидку» отправили на металлолом, а отца на кладбище.

Нам с матерью отца, конечно же, по-человечески было жалко. Но, если честно сказать, после его смерти, нам жить стало намного легче. Моя мать Лидия Ивановна перебрала на себя по наследству еще и работу отца. Правда, когда она болела или в дни праздников, когда народ сорил направо и налево, я тоже не брезговала взяться за метлу. Зато у нас неожиданно появились «лишние» деньги.

Мне тогда было уже четырнадцать лет. И мой скудный завсегда гардероб пополнили не очень и дорогие, но вполне приличные, а главное же модные вещи. И когда я подымалась по ступеньках к себе на третий этаж, на площадку первого всегда выходил «покурить» сосед дядя Женя. А на площадку второго – «подышать свежим воздухом» тихоня Шурик.

Мои платья, да и юбки, всегда были мини-некуда, и мужскому и юношескому восторженным взглядам для обозрения открывалась довольно-таки значительная часть моих стройных ножек. Дяди же Жени, по моему, и более того.

Так что, когда мне исполнилось шестнадцать лет и я пошла работать, заменив мать, которую вместе с бабушкой Шурика зимой у входа в наш подъезд убило огромной сосулькой, то большую часть своих зарплат тратила теперь на дорогое нижнее белье. От него у дяди Жени, «бизнесмена» хренового, наверное, и поехала крыша. И он однажды, сильно поднабравшись, предложил мне триста долларов на скутер. То есть на мою голубую мечту, о которой я растрезвонила наверное жильцам не только нашего дома, но и всего квартала.

Дядя Женя усиленно дышал на меня перегаром, заикался и старался говорить шепотом. Не в силах отвести взгляда от моих полуобнаженных грудей, он постоянно облизывал свои массные губы и дрожал, как первоклашка перед директором.

Мне его в тот момент даже немного стало жалко. Но я отказалась, не наотрез конечно, но отказалась. Прекрасно понимая, что от меня потребуется взамен.

Но дядя Жена был еще тот дядя, и однажды, когда я возвращалась вечером после дискотеки домой, сильно расслабленная джином с тоником и тому подобной молодежной мешаниной, он меня подстерег у подъезда. Благо его жена - медработник в тот вечер была как раз на дежурстве.

Легкие, но настойчивые поглаживания, сладко-дурманящие поцелуи сначала в щечки, а затем и в губы… И я сама не знаю, как оказалась в его спальне.

После смерти сначала родителей, а затем и бабушки Зины, Шурик школу конечно не бросил. Но учился спустя рукава; проводя большую часть времени за игрой в футбол и на гитаре.

Правда, успехи на этих поприщах у него были налицо. От его бардовских песен неистовали все мало-мальски известные дискотеки Полтавы. А меткости ударов по мячу мог бы позавидовать сам Андрей Шевченко. Но вот беда, бегать по футбольному полю, высунувши язык, Шурик мог не более четверти часа. Нужен был каждодневный, упорный труд, и не всегда безвредный для здоровья, и Александру на спортивной карьере пришлось поставить крест.

В тот вечер, когда я оказалась в спальне дяди Жени, Шурик на заднем дворике нашего дома натаскивал игре в футбол соседских пацанов, примеряя на себя тогу тренера.

Уложив меня на кровать, дядя Жена замешкался с раздеванием и это ему дорогого стоило. Виной тому были, во-первых, открытое окно, а во-вторых, крученый Санькин удар. «Безобидный» на первый взгляд шлепок мячом о голую мужскую задницу, в один миг сделал из дяди Жени пожизненного импотента. А меня словно ударной волной вымело со спальни прилипчивого, как банный лист, соседа-староперда.

С неделю, опасаясь ярости Александра, я избегала его. А он, отчаявшись за мною бегать, бросил все и уехал в Москву к своим каким-то дальним родственникам.

Не скоро, но все же я позабыла со временем смешного своего соседа-воздыхателя. Дядя ж Женя теперь обходил меня десятой дорогой, да и мне с год, как уехал Шурик, даже сниться перестали и старые, и молодые кобели. «Ну их всех в болото! От мужиков одни неприятности», - слушая пересуды умудренных жизненным опытом соседок, да вспоминая пьяные разборки матери с отцом, твердо решила я.

Но жизнь есть жизнь. И красиво жить другим не запретишь. В семнадцать, используя документы сердобольных соседок: старушек-пенсионерок, я пахала сразу аж на трех работах. Порою бычась по мужски до нельзя, напрягая не рожавшие свои внутренности. Да еще убирала чужие плевки и обвертки от конфет и мороженного. Которыми денно и нощно, шляясь по припарковой площади, мусорили мои бывшие одноклассницы, успевшие к тому же уже выскочить замуж. Дуры-троечницы и образины с лошадиными мордами, а родители богатенькие, вот счастье им и прет по полной программе. А у меня папаня, земля ему пухом, был урод и пьяница, да и мать, царство ей небесное, ему под стать.

Хотя, когда после смерти отца с матери сошли вечные синяки и слущилось струпье от ран после побоев, я просто ахнула:

- Мам, да ты у меня просто красавица! Какой же ты в молодости была?! – Воскликнула я восторженно.

- Эх, скинуть мне годков с тридцать! Были бы мы тогда с тобою сестрами-близнецами, - горько усмехнулась мать тогда мне в ответ.

Но не было у меня никогда ни сестер, ни братьев, да и родителей теперь вот не стало. И ни приданого, ни богатого наследства. Кому такая невеста нужна? Да никому!

Так что можно пить и гулять. «Благо» ни ответа, ни отчета ни перед кем теперь держать не надо. А молодость штука быстролетная. И как пел в одной из своих песен Шурик: «Года развеялись как дым, не уж и я был молодым?!»

Правда курить я так и не научилась. Может сосать сигаретки и пускать дым через нос «кольцами» - это круто и клево. Но противно ужасно и со рта воняет, как от дохлой кошки. А вот пивом да джином с тоником потихоньку баловалась. Но и тут здорово не разгонишься: чуть больше нормы хлебнула и дня два над унитазом блюю. Норма же у меня, как смеется знакомая барменша – губы вмочить да во рту спиртным пополоскать.

Так что хочешь – не хочешь, но временно мой кругозор сузился до телевизора и Интернета. Всемирная паутина вещь конечно интересная, но стоит денег, да и английский язык хотя бы мало-мальски знать надо. Тогда это кайф, а так одно баловство и напрасная трата денег. По телеку же, хотя у нас в Полтаве больше десятка каналов, часто густо такая бука, такая скука. Я ведь девочка нормальная: у меня нервы не железные и смотреть как женщинам горла режут, а мужиков в пах мочат, никакой нервной системы, пусть и молодой, не хватит. А всякие там фэнтэзи смотреть – это, когда всякая мразь и нечисть со всех щелей прет и лезет, тоже не подарок к Дню рождения. Можно и обписаться, сидя в кресле перед телевизором.

Хорошенькое развлечение смотреть такое кино! Потом бери «Ваниш» и ночь – не полночь чисти и замывай кресло да ковер напольный. Нет, увольте, я лучше книгу интересную почитаю.

И стала я постоянным и заядлым абонентом нашей общественной библиотеки. Благо пока что это удовольствие почти бесплатно. Почти, потому что за особо интересные книги (в фонд развития библиотеки) взимается плата в 30 копеек. Но даже для меня при моей социально-официально признанной бедности, деньги пустяшные. И я бывало раскошеливалась сразу аж на пять книг. (Больше за раз в одни руки не давали).

Вот тогда мне на глаза и попалась «Интердевочка». Мне тогда уже восемнадцать исполнилось. Взрослая стала и самостоятельная. Все предо мною и открылось. Или всю жизнь мусор из подъездов вытаскивать, или на себя мужиков «натаскивать». (Не нашу вестимо голытьбу и пьянь несусветную, а богатеньких иностранцев).