«Ну хватит воспоминаний! – приказала я себе. – Надо действовать». И отдышавшись, несмотря на обездвиженные ноги, ловко перекинула свое тело через перила и зависла на руках в полуметре от земли, не в силах разжать руки. Во-первых, от страха и ожидания той ужаснейшей боли, которая неотвратимо пронзит все мое тело при ударе о землю. А, во-вторых, разжать руки и свалиться вниз мне мешала зацепившаяся за ажурную ковку балкона моя розовая ночнушка: единственное мое одеяние.

- Ну и дура я! Надо было одеть топик и шорты, - тихо чертыхаясь и болтаясь сосиськой в кромешной тьме, пронизываемой лишь отблесками тусклых уличных фонарей да неоновой витрины гастронома, который занимал большую часть первого этажа нашего дома.

Поэтому-то сравнение с сосиськой не было случайным, ибо сейчас висящее мое голое тело и неоновая реклама гастронома составляли единую завершенную композицию.

«Ну и видок сейчас у меня! Вся моя голая задница выставлена на всеобщее обозрение», - взбадривая себя и куражась, я даже немного пожалела, что сейчас за полночь и нету даже случайных перехожих.

Раньше, когда я была еще здорова, начиная где-то с подросткового возраста, моя кругленькая, сначала маленькая и аккуратненькая, а затем все возрастающая и возрастающая в объеме, попка у моих ребят-сверстников, да и у более зрелых мужчин вызывала живейший интерес и обильное слюновыделение. Помню…

Но тут мои руки сами непроизвольно разжались и ломая свою цветочную гордость, я встретилась с матушкой-землей. Боль была сильной, но терпимой. (Болезненный вскрик – в полсилы, а прокушенная губка-вишенка – в ползуба). Даже обездвиженные ноги, которые в последнее время стали терять свою чувствительность. Теперь болели вовсю.

Поохав и потерев ушибленные места (мне даже на какой-то миг почудилось, что на правой ноге большой палец зашевелился) и приведя дыхание и внешний вид в более-менее сносное состояние, перекатываясь сама, и перекатывая инвалидную коляску, выбралась из цветника на тротуар. Разложить коляску и взобраться на нее, для меня уже было привычно-«плевым» делом. И я в статусе нудистки поневоле стартовала в сторону гаража московского гостя.

Гаражные ворота на вид были весьма массивные, но благодаря то ли добротной смазке, то ли подшипникам в петлях, открылись на удивление легко. Вздрогнувши от неожиданно вдруг автоматически вспыхнувшего освещения в гараже, я, принюхиваясь, осторожно въехала внутрь. Из-за боязни поцарапать своей коляской супердорогой автомобиль, сбавила свою скорость передвижения до черепашьей.

Легонько ткнувшись своими, хоть и «неслухами», но по-прежнему вытончено-стройными ножками об оголенные, да к тому же волосатые сухопарые «ходули» пьяной знаменитости в кожаных белых мокасинах да пестрых носках, я снова призадумалась.

Ненавистный коротышка лежал на спине, да к тому же периодически издавал ужаснейший храп. Я брезгливо поморщила свой небольшой симпатичный носик, так по крайней мере утверждала покойная моя мать и даже сделала небольшой откат назад. Дабы избежать невольного касания волосатых конечностей о свой оголенную лодыжку. Святая наивность: я еще не знала, что ожидает меня впереди?!

«Как же мне добраться до ключа зажигания?» - возник у меня вопрос к самой себе после короткого раздумья. И как я не старалась напрячь все свои извилины, но вариант был всего лишь один и не имел альтернативы: «по головам своих врагов».

Да-да! Хочешь – не хочешь, но мне пришлось все же «немного» взобраться на Александра и «потоптать» его своими острыми локотками.

«Неужели этот бывший хлюпик теперь, кроме ночных кабаков, посещает еще и спортклубы?» - ощутив под собою мускулистую мужскую плоть, удивилась я. И постаралась побыстрее вернуться назад в свою инвалидную коляску. Ибо пьяным вдрызг, как показал недолгий практический экскурс, Санька был не весь.

Стыдливый румянец негодования зажег и без того пылавшие жаром мои щеки. Синие же «холодные» глаза сурово блеснули и метнули громы и молнии в сторону московской знаменитости. А слегка задрожавшие пальце не по-девичьи сильных рук спешно стали отрабатывать задний ход, стараясь покинуть территорию своего врага.

Колышащиеся от прерывистого дыхания и суетливой езды груди, своим неожиданным видоизменением привлекли мое внимание к собственной проблеме: «Я же совершенно голая! И как я теперь попаду назад в свою квартиру?» (Хотя я и живу на первом этаже, но это ничего не меняет. Ибо сделать пандус ЖЭК обещает мне уже больше года, но «воз» моих проблем и поныне там; под сукном стола у госслужащего-бюрократа!).

Я снова развернула свою коляску и заметалась взглядом по стенах и стеллажах гаража. Но, увы, даже обязательной принадлежности : «комбинезона механика» мой пристальный осмотр не обнаружил.

«Ну и слава Богу, - я сильно и не опечалилась, - а то бы пришлось водружать на себя всякое промасленное тряпье». И вдруг, неожиданно, почему-то, но возможно от ассоциации со словом «тряпье», мне вспомнились модные шорты и рубашечка им под стать, в которые была одета пьяненькая «обезьянка».

- А что?! – стала рассуждать я вслух. – У нас с ним практически один размер. Да и мужчина в одних трусах – это далеко не совсем то, что девушка без оных…

Шорты снять с Александра оказалось не очень и сложно, но боязновато, и стыдновато… рукам, а больше глазам. А вот с рубашкой пришлось повозиться. Для удобства _почему мне это раньше в голову не пришло, ума не приложу) пришлось даже перебраться на заднее сидение «Мерседеса».

Там же я и водрузила на себя экспроприированный фирменный прикид моего бывшего воздыхателя. От запахов его дезодоранта или дорогого мужского одеколона у меня закружилась голова. И я на какой-то миг даже поверила в эту телевизионную рекламную чушь о эротической силе запахов такого рода. Правда, затем, когда природное женское любопытство помогло мне отыскать деликатно-прикрытый мини-бар, пару глотков шампанского да добрый десяток съеденных шоколадных конфет вернули меня в реальный мир.

Но подступный велюровый плен чехлов сидений был так сладок и приятен, что я погрузилась сначала в долгие воспоминания, а затем и в по-настоящему крепкий сон. Возможно впервые после того, как у меня отнялись ноги.

2глава

С Шуриком Богушем мы, сколько я себя помню, жили в одном доме. Он с отцом и матерью, да бабушкой Зиной на втором этаже. А я со своими родаками на третьем. Правда, сначала-то мы жили в полуподвальном помещении этого же дома. Эту, с позволения сказать, квартиру, да еще и ведомственной принадлежности, мои родители получили от благодарного государства за то, что вставая каждый день ни свет – ни заря, мели и убирали закрепленную за ними территорию. Отец был «хозяином» всей площади, оставляя матери лишь тротуары да внутренний дворик «Гастронома», где та подрабатывала еще и уборщицей.

У Саньки же родителя были крутые, по тем временам, бизнесмены: круче вареных яиц. За что их и прибрали завистливые конкуренты. Подорвав их навороченный «Нисан» прямо на стоянке у нашего дома.

Смерть родителей Шурика была страшной, но слава Богу, мгновенной. С год люди обходили стороною «горелое» место. Ибо над ним еще долго-долго витал сладковато-приторный запах смерти: запах сгоревшей человеческой плоти. Но потом постепенно запах и воспоминания улетучились, уступив место обыденной суетности. Да и в те времена разборки такого рода были делом, можно сказать, каждодневным. На слезах сирот и крови конкурентов, как на дрожжах замешивались и шли в рост первые миллионы будущей бизнесэлиты.

Моему же отцу «крупно» повезло. Ему всего лишь оторвало ногу. Так как он в момент взрыва был рядом на своем боевом посту и вместо матери, которая в то утро завозилась у плиты, мел тротуар.