--Господи, что я делаю? -- простонал он, закрыв лицо руками, -- и что она делает со мной? -- Хьюго резко откинулся назад и стукнулся затылком о стену, -- нужно разорвать этот замкнутый круг!..

   Тут что-то привлекло его внимание, какой-то звук, точнее, струнный перебор. Кто-то играл на гитаре где-то совсем рядом. Чуть погодя к мелодии добавился хрипловатый женский голос:

   Разум не в силах понять,

   Сотни осколков ранят сердце,

   Но смысла нет бежать,

   Всё уже решено.

   Голос пел по нарастающей, и Хьюго был уверен, что уже слышал этот завораживающий тембр.

   Себя не сумеешь простить,

   Если забудешь это имя.

   Образ стремишься разбить,

   Но создан он слишком давно...

   И струны взорвались звенящим боем, разбивая на осколки реальность.

   Так её любить.

   Лишь о ней мечтать.

   Уничтожить

   И во сне опять создать!

   Быть или не быть,

   Взглянув в себя

   Найти причину.

   Счастье, слёзы, страх --

   Всё слилось в твоих глазах!

   Хьюго плотно прижался к стене, крепко зажмурившись, не в силах подняться. Из-под плотно прикрытых век катились слёзы отчаяния, а струны всё рвали и рвали этот мир на куски. Голос серебряным клинком вспарывал невидимые нити.

   Правду расскажут сны,

   Ложь растворится в лунном свете.

   Но отрицаешь вновь

   Днём её красоту.

   Как же ей быть с тобой?

   В слове "любовь" печаль застыла.

   Всей этой жизни боль --

   Познай её глубину!*

   Бой, бой... Звук, как резкий вскрик... и вновь мелодичный перебор... тишина.

   Хьюго резко поднялся на ноги. Там, за поворотом, дальше по коридору, должно быть окно с широким подоконником -- певица, наверняка, там. Священник быстро двинулся по коридору, но когда свернул за угол, то увидел лишь лежащую под окном крупную серую собаку, похожую на волка. Она смотрела на Хьюго удивительно человеческими глазами. Де Крайто отпрянул, развернулся и пошёл прочь, не оборачиваясь.

   Анна спала, свернувшись калачиком. Священник укрыл девушку потрепанным одеялом. Чародейка беспокойно шевельнулась, но глаз не открыла.

   О том, что она очнулась, едва они вернулись в гостиницу, княжна всё равно говорить не собиралась.

   Архив ##MN susN4 (часть первая)

   /На основе объяснительных записок Кипелова Виктора, оружейника; капитана Священной Стражи Рида и князя Высокого дома Эрика Ди Таэ/

   Господин Хунта мрачно просматривал отчёт об окончании операции в Мадриде, точнее о её провале. Сказать, что он был зол -- не сказать ничего. Он был в бешенстве.

   Кажется, это уже становится дурной традицией: в самый неподходящий момент на сцену выходят либо брат и сестра Ди Таэ, либо этот щенок Де Крайто. А в этот раз они даже умудрились объединиться. Надо же... Хунта никогда не предполагал, что принципиальный до звона в ушах Хьюго Де Крайто будет сотрудничать с ведьмой. Скорее господин инквизитор склонялся к тому, что они друг друга перебьют, но, увы, ошибся. Хьюго Де Крайто -- этот самоуверенный, исходящий ненавистью к чародеям тип, не только сотрудничал с ведьмой Ди Таэ, но и спас ей жизнь. Кристобаль Хунта непроизвольно сжал кулаки.

   А главное -- книга! Из отчёта следовало, что рукопись исчезла в искривленной реальности вместе с рыцарем инквизиции, который пытался её перехватить. В дверь кабинета постучали.

   --Кто там? -- недовольно вскинулся Хунта.

   --Ваше святейшество, -- в кабинет вошёл капитан внутренней инквизиционной гвардии, -- вернулся наш человек, пропавший в Мадриде.

   --Ну? -- инквизитор подался вперёд.

   --Мм, как бы это сказать... То, что вернулось, было уже не совсем человек, -- капитана передёрнуло, -- пришлось его нейтрализовать. Но при нём было вот это, -- гвардеец протянул инквизитору увесистый продолговатый свёрток, обёрнутый чёрной тканью.

   Хунта усмехнулся. Что ж, в кои-то веки судьба расщедрилась. Теперь можно будет заняться отделом Пшертневской вплотную.

I

   ...Неделю спустя кабинет отца Рида и малый архив были приведены в порядок и каталогизированы совместными усилиями архонта и Арьяты, и теперь девочка выдумывала любые предлоги, чтобы пообщаться со священником. Тот, впрочем, был не против, а наставники ведьмочки тихо посмеивались, наблюдая за ними.

   Впрочем, особо свободного времени у Арьяты не было. Анна, вернувшись из Мадрида и немного оправившись от повреждений, взялась за обучение девочки всерьёз, добавив к магическим тренировкам ещё и физические.

   "Что ты будешь за маг, -- говорила она Арьяте, -- если не будешь уметь бегать, прыгать и падать. Хорошая физическая подготовка -- это половина успеха".

   Но сейчас у девочки было время до следующей тренировки, и она решила заскочить к Риду, поболтать. За эту неделю, изобиловавшую различными забавными ляпсусами, она выяснила, как много у них, оказывается, общего. И Рид нравился ей с каждым днём всё больше. Единственное, что Арьяту не устраивало -- это то, что священник по-прежнему обращался к ней дурацкрй фразой "дитя моё". Она уже достаточно взрослая -- ведьмы взрослеют рано, -- а значит, вполне заслуживает на взрослое к себе отношение. В частности, на отношение мужчины к девушке. Именно об этом Арьята и намеревалась поговорить с архонтом. Серьёзно поговорить.

   Рида она застала в более чем странном состоянии. Священник сидел на столе, вновь заваленном бумагами, и стенал над засохшим кактусом, горшок с которым держал в руках.

   --О горе, горе мне! Права была Анна, когда говорила, что моя рассеянность до добра не доведёт! И вот результат!

   --Отец Рид, что случилось? -- встревожено спросила Арьята, проходя в кабинет.

   --А? Заходи, дитя моё... Господи, почему ты так жесток!..

   --Да что случилось?

   --Кактус, -- простонал Рид, -- он засох, и душа его отлетела туда, где цветут райские кущи.

   --Сомневаюсь, что в райских кущах цветут кактусы, -- вздохнула ведьмочка, подходя к Риду, -- ещё более сомневаюсь, что у кактуса есть душа.

   --Нельзя быть такой бессердечной, Арьята! Впрочем, узнаю влияние твоей наставницы... -- было видно, что архонт полностью подавлен.

   --Но это же всего лишь кактус!

   --О, это дивный, дивный кактус! -- Рид на секунду прикрыл глаза, -- мне подарили его, когда я только пришёл работать в отдел. Это, можно сказать, мой фамильный кактус. Я его ещё во-от такусеньким помню, кактусёночком совсем, масеньким таким... Его принесли в таком большом горшке, и я всё время натыкался на колючки. Я любил его, поливал... иногда... А теперь он умер, и всему виной моя халатность. Господи, ну почему со мной всегда так?! -- простонал он.

   --Отец Рид, да не убивайтесь Вы так!

   --Нет, Арьята, не успокаивай меня. Я и только я всегда виною всем несчастьям. Я не смог уберечь даже кактус! О, мой бедный маленький зелёный друг! Право, не стоило тебе со мной связываться, дитя моё...

   --Нет, стоило! -- голос Арьяты звенел, -- отец Рид, я... я люблю Вас!

   Горшок с многострадальным кактусом грохнулся на пол. Рид залился краской до корней волос -- такого он не ожидал.

   --Ээ, мм, не стоит швыряться такими словами, дитя моё, -- с трудом выдавил он.

   --Я уже давно не дитя, и перестаньте меня так называть! -- вскипела Арьята, -- Я не швыряюсь словами, я действительно люблю Вас! -- девочка едва не плакала.

   --Арьята, -- Рид спрыгнул со стола и взял её за плечи, -- ты ведь совсем меня не знаешь.

   --Неправда!

   --...ты ещё слишком молода, и, возможно, то, что ты принимаешь за любовь...

   --Ничего Вы не понимаете! -- крикнула девочка и, вывернувшись из рук архонта, выбежала в коридор. Рид застыл посреди кабинета в оцепенении.