К счастью, в это время на базу пришла совершенно секретная радиограмма, предписывавшая немедленную передислокацию всего Центра.
Был зафрахтован пароход, который, по данным ко-насамента, свой фрахт должен был завершить в Соединенных Штатах. Груз решено было держать в верхних каютах, категорически оберегая его от любых случайностей. На этом же пароходе необходимо было эвакуировать часть наиболее ценного оборудования, которое должен отобрать и привести в мобилизационный вид Мирослав Войтецкий. Однако Мирослав капризничал и не желал свертывать оборудование, необходимое в дальнейшей работе. Психическое состояние его вообще было таково, что даже общаться с ним стало невозможно. И Мильнер принял решение: на двое суток оставить Вой-тецкого под надзором жены, после чего, по его мнению, должно было наступить улучшение состояния Войтецко-го, и далее все уже пойдет по инструкции.
Но получилось иначе. Войтецкий, которому необходимо было лишь одиночество, не принял жену, которая по разработанному Мильнером плану доставила ему „массу неприятностей, дав повод не доверять ей.
Двое суток, которые Мильнер дал им на семейное счастье и поправку здоровья, не принесли ожидаемых результатов, и Войтецкий через два дня показался Мильнеру еще более больным, насупленным и неконтактным.
— Я хотел просить вас заняться делом, через месяц вам докладывать командованию, как у вас продвинулась работа. Для этого мы и должны вывезти созданные вами чудеса и продемонстрировать все это там, — Мильнер сделал неопределенный жест рукой.
Как это ни странно, но именно слово «чудеса» вдруг вылечило Войтецкого. Не лишенный тщеславия, он развеселился. И вдруг стал работать. Фрау Гильду он при этом не замечал, ей доставались только какие-то крохи его внимания в конце очень насыщенного творчеством дня. Войтецкий уже не помышлял о мятеже, хотя, может быть, в глубине души и таил план, еще более изощренный.
Два самолета были направлены в Европу, в одном из них летела фрау Тильда.
Времени оставалось мало. Эвакуация была назначена через неделю, а через пять дней к базе пришвартовался пароход, призванный увезти на своем борту страшный груз и некоторых людей, которые еще могут пригодиться рейху. Что будет с остальными — тщательно скрывалось, но наиболее прозорливые не могли не видеть, что на пароход все не поместятся.
В день эвакуации Мильнер вскрыл сверхсекретный пакет. В пакете, как он и предполагал, содержался список сотрудников, подлежавших эвакуации, а остальных предписывалось оставить здесь вплоть до нового особого распоряжения.
Тревога на базе росла с каждым днем и передавалась сквозь закрытые двери. Толком не попрощавшись с женой, Войтецкий понимал, что видит ее в последний раз, и от этого страшно страдал. Вспоминал каждое мгновение, проведенное с ней рядом, вспоминал ее глаза, волосы, слова. И поражался, как это за всю свою жизнь он не нашел двух слов для дочери.
Ему было очень плохо, но на помощь к нему не пришли, потому что, несмотря на видимую бравурность жизни, несмотря на развлекательные фильмы, шнапс, победные марши, какой-то неумолимый рок незримо витал над островом — и без всяких географических карт давно всем стало понятно, что это остров. И остров обреченный. Он выполнил свою чудовищную миссию в истории и теперь должен быть уничтожен.
Обо всем этом Мирослав Войтецкий думал, прогуливаясь вдоль аллеи, которая вела от его коттеджа к берегу океана. Вдруг он быстро пошел к берегу, но был окликнут Вендтом:
— Подождите, можно, я с вами?
Войтецкий обернулся. Ему хотелось быть одному, но так, пожалуй, даже лучше.
— Пойдемте.
И они, переговариваясь, направились к берегу вместе. Каждый думал о своем, поэтому они молчали.
Иэ архни Вождаева
Утверждения о том, что распространение опасного заболевания — синдрома приобретенного иммунодефицита (СПИД) началось с территории Африки, не выдерживают критики, отмечается в докладе французских ученых Жакоба и Лили Сегал. По своей структуре вирус СПИДа — искусственный продукт, полученный в результате манипуляции с генами человека. Структура генов этого вируса резко отличается от структуры генов африканской зеленой обезьяны, ранее названной некоторыми специалистами в качестве разносчика СПИДа.
11
— Я вовсе не расположен молчать, господин Войтецкий, — проговорил наконец Вендт — Я вышел на прогулку, как вы, а не на погляделки— Он рассмеялся.
— Что это значит?
— А то, что менее чем через три дня мы с вами уже будем плыть по морю к цивилизованным странам.
— А что, война кончилась и мы можем вернуться в Европу?
— Я не думаю, что она кончилась, но пусть вас это не беспокоит, ведь для вас же войны нет.
— Война, — подумав, сказал Войтецкий, — это когда мои близкие далеко от меня.
— Вы недавно видели свою жену.
Войтецкий быстро посмотрел на него:
— Какой вы, однако, примитивный или бездушный.
Оба замолчали.
— Вы в самом деле знаете о том, что мы скоро едем в Европу? — наконец спросил Войтецкий.
— Об этом пока знают крайне немногие. Более того, пароход подойдет с той стороны острова, которая защищена стеной. Но почему вы считаете, что цивилизованные страны есть только в Европе?
— Так вы, значит, тоже думаете, что мы находимся на острове?
Вендт понял, что сказал лишнее, и стал выкручиваться:
— По-моему, так все здесь считают, и я просто выразил общее мнение, быть может, и ошибочное.
— Общее мнение, — задумчиво проговорил Войтецкий. — Общее мнение — что Иисус был прекрасным оратором, а вспомните, до чего довело его это общее мнение.
Вендт, уже привыкший за много дней к манере своего собеседника перескакивать в беседе на самые разные исторические факты или говорить колкости, снова сдержался.
Войтецкий восстановил нить разговора сам.
— Так, простите, я вас, кажется, перебил, вы говорили о том, что мы на острове и что пароход подойдет с той стороны, откуда его не видно, то есть где холм и запрещающие заграждения.
— Да.
— Но ведь это свидетельствует, что не все должны знать о прибытии парохода?
— Об этом не должен знать никто.
— А кто же на нем поплывет?
— Примерно пятая часть всех тех, кто обслуживает наши лаборатории.
— А остальные?
Вендт промолчал, укоризненно глядя на Войтецкого. В самом деле, этот глупый и наивный ученый столь забавен, что запросто задает вопросы, понятные школьнику. Ясно, что остальные останутся здесь и будут ждать дальнейших распоряжений.
Терпеливо и тихо Вендт сказал об этом Мирославу.
— А откуда вам все это известно? — спросил Вой-тецкий, недоверчиво сощурив глаза.
Вендт, не удивившись вопросу, отвечал как ни в чем не бывало.
Так, переговариваясь, они шли по берегу океана и смотрели, как громадные волны, догоняя одна другую, меняя окраску, бежали к берегу, становясь все меньше и меньше и почти исчезая возле песчаного пляжа, облизывали гальку, слишком уж близко лежащую у воды.
Войтецкий замолчал, ему и в голову не приходило, что вся эта история с эвакуацией была задумана его так называемым другом и согласована в деталях с Мильнером. А уж Мильнеру, таким образом, предстояло выявить всех тех, кто может помочь Войтецкому в его работе. Вендту было предложено решать, кто поедет на пароходе. Вендту, а не Мильнеру. Мильнер злился, а Вендт, видя сильно развитое творческое начало в Вой-тецком и сопутствующий ему эгоизм, для блага операции предложил самому Мирославу решить, кто поедет на пароходе.
— Если бы вам пришлось комплектовать команду, — спросил Вендт, — кого бы вы взяли с собой для дальнейшей вашей работы?.-.— Вендт хотел сказать «на материке», но это было бы уже второй неосторожностью, поэтому он вовремя остановился.
Войтецкий подумал.
— А куда денутся остальные и сколько я могу взять с собой народа на пароход?
— Остальные прибудут немного позднее. Нам же с вами дорога каждая минута, поэтому мы едем через трое суток.