Рассматривая конверт, подумал, что меня вспомнили мои старые товарищи. Распечатал письмо и прочел:

Прокурору Тихого района.

Уважаемый товарищ прокурор!

Автор письма даже не счел нужным позвонить в прокуратуру республики и узнать мою фамилию. Я взглянул на подпись — «В. Бачко». А ведь он меня знает, черт возьми, этот Вячеслав Михайлович! Мы с ним даже на «ты» были одно время…

Но письмо служебное, и требуется его дочитать.

Направляю Вам безымянное письмо, в котором сообщается редакции о нарушениях законности на хлебозаводе. Кроме того, написано, что у начальника юридического отдела завода Солнцева имеются две судимости. Прошу Вас дать указание проверить факты, изложенные в письме, и о результатах проверки сообщить редакции.

Вот как «аукнулся» приход рабочих в прокуратуру.

Что ж, факты проверим. Но позвольте, а где же безымянное письмо, как выразился Бачко? Его нет.

— Танечка, а где приложение к письму редакции?

— Николай Константинович, вы же сами вскрыли конверт…

— Ах да, извините…

Письма не было. Забыли, значит, вложить. Мне стало не по себе сразу и от того, что Бачко не назвал моей фамилии, и от краткого содержания безымянного письма, и от того, что письма не было. Я подумал: «Им ничего не стоит вот так ошибиться… Попробовал бы я…» Но я взял себя в руки и снял телефонную трубку:

— Соедините меня с Москвой.

— Номер в Москве?

— Одну секундочку. — Я полистал старую записную книжку и нашел нужный номер.

Ждать пришлось дольше обычного.

— Абонент, слушаете? «Литературная газета» переехала в новое здание, у товарища Бачко теперь другой номер телефона.

Через минуту меня уже соединили.

— Алло, Вячеслав Михайлович! — Я знал голос моего давнего знакомого. — Вас приветствует и поздравляет с переездом в новое здание прокурор Тихого района Нестеров.

— Здравствуйте, товарищ прокурор. — Меня Вячеслав Михайлович не вспомнил.

— Я постараюсь напомнить. Год назад вы мне давали комментировать письма читателей, а потом опубликовали мои комментарии о правах граждан.

— Да, да, — наконец отозвался Бачко. — Николай… Николай…

— Он самый, Николай Константинович, — подсказал я. — Звоню вам вот по какому поводу. К нам пришла ваша сопроводиловка к безымянному, как вы выразились, письму за номером 7082, но самого письма не оказалось.

— А-а-а, извините, сегодня же отправим.

Больше говорить было не о чем, и мы распрощались. Я выглянул в окно, нашел глазами знакомый тополь и подмигнул ему. Дело делалось, хотя несколько медленнее, чем должно бы. Если бы в отделе писем редакции была бы повыше дисциплина труда!..

Однако и до прихода письма из «Литературной газеты» кое-что было уже известно о нарушении законности на хлебозаводе и о наличии двух судимостей у начальника юридического отдела хлебозавода Солнцева. Но почему «юротдела»? Там ведь должность юрисконсульта, не более. Но суть не в этом. Главное, что письмо по теме. Завтра же, в порядке общего надзора, организую еще одну, более тщательную, проверку на заводе.

Поскорее бы пришло письмо — быть может, там есть детали, которые окажутся полезными.

По поводу юриста Солнцева Медведев немедленно связался с УВД области и попросил проверить, действительно ли дело обстоит так, как сообщает газета. Через час я с чистой совестью писал представление директору хлебозавода Масленникову о систематическом нарушении законности на хлебозаводе при попустительстве юрисконсульта и о невозможности пребывания упомянутого гражданина в должности юрисконсульта завода, тем более что у него «имеются две судимости».

К слову сказать, в сообщении из УВД области начальнику райотдела Медведеву обнаружилась еще одна существенная деталь: у Солнцева не было юридического образования.

…Через несколько дней бывший юрисконсульт Солнцев устроился на том же заводе разнорабочим. Оснований для того, чтобы заниматься дальнейшей его судьбой, я не усмотрел…

Ровно в назначенный час мы с Анной Михайловной пришли к Медведевым в гости.

На дне портфеля лежала бутылка коньяка, сверху — электрическая кофемолка, о которой именинник, я знаю, давно мечтал. Кроме того, мы принесли и ярко-красные цветы. Я не знаю их названия, жена говорит — георгины… А шестилетнему. Володьке — машинку, которую мы с ним тут же завели и пустили по полу.

— А где отец?

— Он сегодня на бюро райкома, — солидно ответил наследник.

— Ах вот оно что, а когда прибудет?

— Трудно сказать, дела… — сказал Вовка, по-отцовски разводя руками.

Меня это рассмешило.

— Он вообще очень занятой человек, — продолжал младший Медведев, — сами знаете, наверное?

— Да уж знаю.

Женщины возились в кухне и переговаривались.

Вскоре пришел хозяин. В квартире сразу стало тесно.

Поцеловав Анину руку, он подбросил Вовку, потрепал по щеке жену, сжал меня так, что я демонстративно присел, и сказал:

— Сидел на бюро и думал, что это не у меня день рождения, а у тебя. Так тебя расхваливал секретарь, аж завидно стало. — И расплылся в широкой улыбке.

— Через пять минут к столу, — известила Ольга Михайловна…

Когда я приехал сюда работать, Медведев был первым, с кем я познакомился. Едва мы с Анной Михайловной вышли из вагона поезда и понесли по платформе чемоданы, собранные нам для житья-бытья на периферии тещей и моими родителями, как к нам подбежал огромного роста человек и выхватил у жены из рук чемоданы, та взвизгнула, больше от неожиданности, чем от испуга, а мужчина огромными шажищами направился к выходу. Мои чемоданы взял шофер, почти такой же огромный, как и его хозяин.

Мы решили не лететь на самолете: хотелось постепенно приближаться, привыкать глазом к краю, где нам предстояло жить и работать. Добрались без приключений и эксцессов, если не считать того, что перед самой нашей станцией к нам в купе вломился какой-то пьяный хам и, не замечая меня, стал говорить сальности Анечке. Но настроение он нам не испортил, поскольку я вытолкал его взашей. Он, было, полез извиняться, а вскоре мы о нем забыли.

Я знал, что нас должен встречать на машине следователь Никонов, поэтому принял гиганта за него, гадая, как сложатся наши отношения. Через минуту мы сидели в черной «Волге», а гигант, с трудом поместившийся рядом с шофером, пробасил:

— В отель!

Это получилось эффектно: такой далекий от центра район — и «отель».

И тут я засомневался, следователь ли это. Он ни о чем нас не спросил, сунул в машину — и все. Может быть, он нас перепутал с кем-то, начальство какое ждал? Мы с Анной Михайловной переглянулись. Она, очевидно, думала то же, что и я.

— Вы Никонов? — отважилась она.

— Медведев, — категорично отрезал великан.

— Но, позвольте… — начала было жена.

— Не позволю, Анна Михайловна, сейчас вы — гости, коллеги — после завтрака. Идет?

— А как же?.. — спросила Анна Михайловна, не обратив внимания, что Медведев знает ее имя.

— Никонову вредно поднимать тяжести, — сказал Медведев. — Вы, когда выходили из поезда, разве не видели на платформе одинокого человека, который даже не заметил своего нового начальника? Это вот и был как раз Никонов. — И он раскатисто загрохотал.

— А как же он?

— А не надо быть растяпой… Ну, шучу, шучу, — сказал вдруг Медведев, видя, что Анна Михайловна заволновалась не на шутку, — Не смог приехать Никонов, меня попросил.

— А вы, простите, кто?

— Медведев.

— Послушайте! — вспылила Анна Михайловна. — Можно наконец серьезно?

— Анечка, я так обожаю в людях чувство юмора!

— Какая я вам Анечка?

— Такая же, как моя жена будет вашему мужу очень скоро Олечка — мы же подружимся! А?

В таком духе разговор продолжался до самой гостиницы. Медведев помог нам выгрузиться и перенес с шофером наши вещи в номер, потом вместе с ним позавтракали и сразу помчались на той же машине в райком партии. У дверей Медведев вдруг исчез. Анна Михайловна присела на скамью, а я поднялся на второй этаж. Шло заседание. Я доложил о своем приходе помощнику в приемной.