—       Нам бы так уметь...— вымолвил Анатолий, и трудно было ре¬

шить, серьезно он это сказал или в шутку.

А на соседнем раусе появился дед с наклеенным красным носом.

Мальчики остановились как вкопанные, когда он, словно к ним обра¬

тился, озорно кликнул: «Эй, сынок!» и посыпал горохом:

Столь заманчивое обещание хоть кого привлечет. Братья уплати¬

ли по пятаку за билет, вошли в балаган. Перед сценой, завешенной

ситцевым занавесом, стоят наспех сколоченные скамейки, передние

пониже, а задние такие высокие, что сидящие на них не достают но¬

гами пола.

Тут же в зале идет бойкая торговля семечками, орехами. Но маль¬

чикам не до лакомств. Жадными глазами следят они за занавесом,

скрывающим столько чудес. И они начались!

Красноносый дед-зазывала выступает как жонглер. Три обыкно¬

венные картошки мелькают в его руках, пока дед выделывает за¬

мысловатые «па» ногами.

—       И мы так сможем,— замечает Анатолий.

Владимир согласно кивает головой.

Дед заменяет картофелины длинными кухонными ножами, под¬

кидывает и ловит на лету, чтобы метко вонзить в мишень на доске.

—       И так сможем...— шепчет Анатолий.

—       Если подучимся!— осторожно добавляет Владимир.

Номер с кипящим самоваром вызывает одобрение братьев. Жонг¬

лер поставил его на двухаршинную подставку и водрузил все это

сооружение на лоб. Затем на сцене появляется «факир, житель

Индии»—здоровенный мужик в чалме из полотенца; он макает

куски пакли в керосин, зажигает и берет в рот, страшно вращая гла¬

зами.

«Человек без костей» оказался почти мальчиком и таким изну¬

ренным, что ветхое трико с блестками болтается на его худом теле.

Все же братья смотрят на него с нескрываемой завистью: их сверст¬

ник уже выступает перед зрителями, считается настоящим артистом,

и его называют так интересно — «человек без костей».

—       А теперь, господа почтеннейшая публика!—провозглашает

зазывала,— гвоздь программы: отсекновение головы живому челове¬

ку. Нервные и дамы могут не смотреть. Желающих испытать на себе

отсекновение головы — прошу на сцену!

Зрители замерли. Подвергнуть себя жестокой казни желающих

не находится. Наконец, после настойчивых приглашений из задних

рядов выходит какой-то парень. Палач в красной рубахе уже поджи¬

дает его с топором в руках. Для доказательства остроты топора отт

вонзает его в колоду.

Парень переминается с ногй йа йоту, Соййо МорТаеТ глазами, за¬

тем покорно становится на колени и кладет голову на плаху. Палач

заносит топор, охает, как мясник, рубящий мясо, и враз отрубает го¬

лову. И окрававленную поднимает для всеобщего обозрения.

Ошеломленные зрители не успевают прийти в себя, как вновь

слышится голос зазывалы:

— Представление окончено! Кто желает увидеть оживление

мертвеца — полезай в балаган с того конца!—Зазывала указывает

на кассу, где продаются билеты на следующий сеанс.

Разумеется, эта страшная казнь — обман, ловкий трюк. Но как

он делается? Хотя бы лишь ради того, чтобы постичь его секрет, уже

стоит стать циркистом. Братья строят различные предположения,

путаются в догадках, спорят и только еще более разжигают свое лю¬

бопытство. Они не смеют еще думать, что уже недалеко то время,

когда они сами будут выступать в балагане и тогда несколько раз в

день им придется наблюдать «отсекновение головы» и то, как «палач»

вынимает ее из ведра с клюквенным соком.

Но пока даже этот жалкий балаган с его немудрящими номерами,

плохоньким оркестром и громко бьющим барабаном вызывает восхи¬

щение. Что же говорить о настоящем цирке с его ареной, блеском

огней, пистолетным щелканьем бича, бравурными звуками галопа!

Он кажется чудесной, недостижимой мечтой.

В военной гимназии кадеты Дуровы отличались успехами. Но...

только в гимнастике.

Мальчики продолжили дома занятия, так решительно прерванные

опекуном. На этот раз их учителем стал чех Забек, шпрехшталмей-

стер цирка Альберта Саламонского. В прошлом отличный акробат,

он оказался умелым преподавателем. Ученики со своей стороны

прилагали все старания, чтобы постичь цирковое искусство.

Братья уже запросто делали «копфштейн»—стойку голова в го¬

лову и «флик-фляк» — прыжок назад на руки, а затем на ноги и

без страха разбиться раскачивались на кольцах и в самой высокой

точке прыгали, распластавшись птицей,—это напоминало полет, те ¬

ло будто парило в воздухе.

На руках от частых упражнений на гимнастических снарядах го¬

рели мозоли. Случалось и падать. Но и падения стали наукой. Забек

твердил: «Циркист и падать должен уметь артистично, красиво. Это

тоже искусство».

Молодым акробатам не терпелось «выйти на публику», ощутить

сладость аплодисментов. И, горя честолюбием, они опрометчиво де¬

бютировали — ни ко времени и ни к месту. Кого не губило стремле¬

ние к славе...

В военной гимназии шли экзамены. В актовом зале за столом,

покрытым зеленым сукном, заседал педагогический синклит. Во гла¬

ве его был священник отец Николай Мещерский. Кадеты третьего

класса экзаменовались по закону божьему.

—       Дуров Владимир!— возгласил отец Николай.

В той стороне, где сидели ученики, послышался сдержан¬

ный смех.

—       Воспитанник Дуров...— повторил было священник и осекся.

Вызванный ученик вышел из-за парты. Но как? На руках! Вверх

ногами...

При гробовом молчании остолбеневших педагогов и неудержимом

хохоте товарищей Владимир Дуров приблизился к экзаменационно¬

му столу и здесь стал на ноги. На лице его сияла довольная улыбка.

Он был счастлив от собственной выдумки.

Священник кипел от негодования. Воздев руку к стене, где висе¬

ли портреты царя Александра III и царицы, он воскликнул:

—       При высочайших особах... при священнослужителе, при госпо¬

де боге, который все видит... такое надругательство!

Кадет Владимир Дуров немедленно был отстранен от экзаменов и

отправлен домой. В тот же день педагогический совет постановил

исключить его из гимназии «за дерзкое поведение во время экзамена

закона божьего в присутствии царских портретов».

А на домашнем совете было решено отдать Владимира на воспита¬

ние в частный пансион Крестовоздвиженского.

Кадет Анатолий Дуров проучился >в военной гимназии тоже не¬

долго. Уже через два года опекун Захаров был вызван к директору.

—       Пребывание вашего питомца нетерпимо в стенах нашего учеб¬

ного заведения!— решительно заявил директор.

—       Почему?

—       Потому, что он весь свой класс превратил в гимнастов. Да и

в других классах стали ему подражать.

—       Наказывайте его!

—       Не помогает... Он и в карцере норовит на голове постоять.

Странный ребенок! Ни малейшей любознательности к наукам, и

вечные гимнастические упражнения.

—       Он еще так молод...— пытался возразить Захаров.— Со вре¬

менем станет старательным учеником.

—       О нет! Все с ним испробовали — ничего поделать нельзя. К то¬

му же служащие на него жалуются...

—       Чем же он им помешал?

—       Всех дворовых собак и кошек замучил своей дрессировкой.

Никакие уговоры не действовали. Директор оставался непрекло¬

нен, терпение его исчерпалось, Анатолий Дуров досадил ему не менее

брата. «Чем ходить на руках, гораздо было бы лучше, если бы он