— Только из медицинских соображений, мадам, — сказал я себе, но, к моему удивлению, произнес эти слова вслух.

Я убрал бутылку в бардачок, завел двигатель и вернулся на автостоянку у Гражданского центра.

Я не вылез из кабины, когда подошел служитель. Не думаю, чтобы ему очень уж хотелось поговорить со мной.

— Сколько она вам заплатила?

— Вы про вашу жену?

— Вот-вот. Про нее.

— Десять баксов. Сказала, что хочет сделать вам сюрприз.

— Скажите мне…

— Что?

Чувствовалось, что он занервничал.

— Она похожа на мою жену?

— Откуда мне знать, на кого похожа ваша жена?

— Она похожа на чью-либо жену?

Он пожал плечами.

— Мужчины женятся черт знает на ком. Всякое бывает.

— А какое у вас сложилось о ней мнение?

— Знаете, по-моему она активная лесбиянка.

— Не забывайте, что речь идет о моей жене, приятель, — грозно прорычал я.

Бар я нашел в начале пятого. На Нормандия-авеню к северу от Уилшира, низкое, длинное здание из кирпича под черепичной крышей и с цветными окнами-витражами. Над дверью светилась скромная реклама: «КОКТЕЙЛИ». Название «У Стэйси», белело буквами староанглийского алфавита, вырезанными на черной доске.

Машину я оставил на маленькой асфальтированной автостоянке, примыкающей к зданию, и вошел в зал, где меня встретили полумрак, прохлада и покой. Справа — изогнутая стойка, около столиков стулья с высокими спинками. В углу маленький рояль, на нем — микрофон. В стене у рояля — дверь в обеденный зал на двенадцать столов. Уютное заведение, где можно хорошо выпить и вкусно поесть без боязни получить в конце трапезы астрономический счет.

Посетителей еще не было, но за стойкой стоял мужчина, лицо которого показалось мне знакомым. Высокий, загорелый, с темными вьющимися, чуть тронутыми сединой волосами. Не красивый, но интересный, с мужественным лицом и добрыми серыми глазами. В рубашке спортивного покроя с короткими рукавами и открытым воротом. На груди у него хватало волос и они тоже начали седеть. Он посмотрел на меня, шагающему к стойке, кивнул и продолжил свое занятие: он резал лимоны.

Я понял, где я его видел. Было это лет десять тому назад и он обычно выходил из леса или из-за скалы и нес какое-то животное: козленка, олененка или даже медвежонка, которое поначалу казалось больным или раненым. Потом он опускал детеныша на землю и камера показывала, как он бежал к матери. Так что становилось ясно, что детеныш просто потерялся. А потом камера крупным планом давала его улыбающееся лицо, он вставлял в губы сигарету, прикуривал от обычной спички, и голос за кадром расписывал удивительные достоинства этой марки сигарет.

Я сел на один из высоких табуретов у стойки. Он положил нож, которым резал лимоны, вытер руки полотенцем и придвинул ко мне салфетку, на которой стояла вазочка с орешками.

— Так чем мы сегодня хотим заглушить боль? — голос соответствовал его внешности. Глубокий и мелодичный. В рекламных роликах он никогда не говорил, но я уже слышал этот голос: по телефону, когда позвонил по номеру, названному мне Конни Майзель.

— Шотландское. С водой. В высоком стакане.

— Какое шотландское?

— «Диварс».

Он ловко смешал виски с водой, поставил передо мной стакан, вновь взялся за лимоны.

— Я ищу Стэйси.

Он не поднял головы.

— По какому поводу?

— Хочу задать ему пару вопросов.

Он отложил нож, вновь вытер руки, облокотился о стойку, наклонившись вперед. На левом запястье он носил широкий кожаный браслет с тремя металлическими бляшками.

— Я — Стэйси. А кто вы?

— Моя фамилия Лукас. Я работаю у Френка Сайза.

Он кивнул.

— Который ведет колонку.

— Вот-вот.

— Далековато уехали от дома.

— Есть немного.

— Так чем вызван интерес такой знаменитости, как Френк Сайз, к моей скромной персоне?

— Его интересует человек, которого вы, возможно, знаете. Могу я угостить вас?

Он на мгновение задумался, посмотрел на часы.

— Почему нет? Вы угощаете или Френк Сайз?

— Сайз.

— Тогда я выпью «Чивас».

Налив себе виски и добавив воды, он вновь облокотился на стойку и я не мог не восхититься его бицепсами. Их тоже покрывали волосы, но они еще не седели.

— Так о ком речь?

— Гвендолин Рут Симмс, — ответил я. — Известная так же, как Гвен Симмс.

Он выдержал паузу.

— Дела давно минувших дней.

— Сколь давно?

Он задумался.

— Лет двадцать тому назад, — правой рукой он как бы обвел все заведение, включая автостоянку. Актерским жестом. — Она работала здесь, когда я купил этот бар.

— Она работала и у вас?

Он кивнул.

— Я оставил ее. Она привлекала посетителей. Внешностью ее природа не обидела.

— Сколько она у вас работала?

— Десять, может, одиннадцать лет.

— Что потом?

— Перебралась в другое место.

— Почему?

— Когда я покупал это заведение, тут была клоака. И ошивались здесь черт знает кто. Бандиты, проститутки. Если кто-то приезжал в город и спрашивал у коридорного, где можно поразвлечься и найти женщину, ему говорили — «У Стэйси». Вы меня понимаете?

— Несомненно.

— Я еще снимался в кино, но не слишком много, потому что студии тогда большей частью дышали на ладан, но тут мне повезло с телевидением. Реклама сигарет.

— Я помню.

— Сигареты были отвратительные, а вот за ролики платили отменно. Заработанные деньги я вкладывал сюда. Сменил всю обстановку, ко мне потянулись более добропорядочные клиенты. Им нравилось видеть меня за стойкой, а минутой позже — на экране телевизора, отпускающим какую-то зверушку. Я поднял цены, нанял хорошего повара и бандитов с проститутками как ветром сдуло. Они уже не чувствовали себя, как дома. С ними ушла и Гвен.

— И произошло это девять или десять лет тому назад?

Он кивнул.

— Около этого.

— Вы знали ребенка Гвен?

— Конни? Конечно, я знал Конни. Она звонила каждый день около четырех, чтобы узнать, добралась ли ее мамаша до работы. Гвен перед уходом начала пить. Конни все еще в Вашингтоне?

— В Вашингтоне, — подтвердил я.

— Она связана с тем расследованием, что вы проводите?

— Похоже, что да.

Стэйси отпил «Чивас регал».

— Она приходила сюда пару раз после окончания колледжа в Окленде.

— Миллз.

— Да, Миллз. Она входила сюда, и все мужчины видели только ее. Включая меня.

— Да уж, есть в ней что-то такое.

— Я скажу вам, что в ней есть. Она — самая красивая женщина из тех, что живут в этом городе, а он знаменит отнюдь не породистыми собаками.

— Вы абсолютно правы.

— Она еще и умная. Такому сочетанию трудно что-либо противопоставить. Дела у нее идут нормально?

— Вроде бы да. А что вам известно об ее отце? Его звали Френк Майзель, не так ли?

— Старина Френк. Давненько я его не видел. Я ожидал, что он явится на похороны Гвен, но он не пришел. Может, не знал.

— Она умерла примерно семь месяцев тому назад, не так ли?

Он задумался.

— Пожалуй. В конце октября. Парень, с которым она жила, пришел ко мне за деньгами. Я дал ему пару купюр.

— Вы были на похоронах?

Он кивнул.

— Да. Я и тот парень, что приходил за деньгами. Опустившийся тип. И еще три каких-то человека. Я их не знаю.

— От чего она умерла?

— Полагаю, он пьянства. В медицинском заключении написали пневмония, но кто в это поверит.

— И Френк Майзель на похороны не пришел?

— Нет. Видите ли, он и Гвен лет двадцать то сходились, то расходились. Я думаю, что именно старина Френк занимался воспитанием Конни, если кто-то этим вообще занимался. Он учил ее играть на пианино и задавал трепку, если она не ходила в школу. Между нами говоря, я думаю, старина Френк ее и трахал.

— Вы про Конни?

— Естественно. Он держал ее в ежовых рукавицах.

— Я слышал, он почитал своим вниманием и мужчин.

Стэйси пренебрежительно скривился.

— Разве есть закон, который это запрещает?