— Ты что-то задумался, Джон?

— Тебя это удивляет?

— Боишься?

— Нет. Это от того, что ситуация очень усложнилась. Если Дора права, почему же она тогда никому ничего не говорила и не информировала тех, кому это положено знать по службе? Надо было заявить об этом в полицию.

— Не имея доказательств?

— Ну, их, наверное, можно найти.

— Может быть, Джон, но Дора не относилась к людям, которые любят рассказывать всякого рода неприятные вещи про других.

— В этом случае все обстояло бы иначе! Может быть, ей удалось бы спасти человеческие жизни.

Рита Уилсон молча смотрела в окно. Она увидела, что дорога стала уже, шоссе понемногу поднималось в гору, такой подъем здесь продолжается до самого берега, где заканчивается обрывом, известняковые скалы которого представляют собой достопримечательность этих мест. Обрыв почти вертикален, и когда западный ветер приносит большие волны, они с грохотом обрушиваются на известняковые скалы и откатываются обратно. Это повторяется с незапамятных времен.

Я проехал один поворот, потом другой, и наконец дорога превратилась в настоящий серпантин. Мое молчание Рите не понравилось.

— Теперь ты на меня рассердился?

— Вообще надо бы. К счастью, ты меня вовремя предупредила.

— Пожалуй.

Она склонила голову набок и посмотрела на голубое небо, по которому плыли гигантские массы облаков.

Тут она увидела дом.

— Вот он, — сказала она и показала влево.

В самом деле. Старое каменное строение находилось на округлом холме. Оно напоминало коробку, довольно узкую. Однако таким здание казалось лишь с той стороны, откуда мы к нему подъезжали.

— Ну, как оно тебе нравится, Джон?

— Ящик с дырками вместо окон и крышей сверху. И ничего более.

— Ты хорошо выразился, мне Оно тоже таким кажется.

— Я собственно думал, что оно больше.

Она махнула рукой.

— Внутри наверняка много места. Можешь мне поверить. Интересно, живут ли у этих четырех женщин еще какие-нибудь жильцы.

Я покачал головой.

— Почему ты так думаешь?

— Такое у меня ощущение.

— Ого, и ты ему веришь?

— Конечно.

Нам обоим казалось, что мы сейчас поедем прямо в голубой просвет между облаками, потому что дорога вдруг резко пошла в гору. Подъем продолжался до самого дома, где обнаружилась большая площадка, на которой однако не было ни одной машины. Это подтверждало мою теорию об отсутствии постояльцев в доме. Рита Уилсон затихла и казалась более бледной, чем прежде. Ночью я имел дело совсем с другой женщиной. Теперь все выглядело иначе.

Часть площадки перед домом была вымощена, серые камни как бы смущенно выглядывали из разросшейся жесткой травы и мха. Фасад здания также был покрыт редкой зеленью, на фоне которой выделялась небольшая коричневая дверь.

— Ну, вот и приехали, — сказала Рита, когда я медленно остановил свой «роувер». — Багаж будем выгружать?

— Да.

Я достал из багажника свой чемодан и рюкзак Риты, Расстояние до двери мы прошли пешком, не спуская глаз с дома. Особое внимание я обратил на окна. Меня не покидало ощущение, что слева от входа за стеклом шевелилась занавеска.

— Ну что ж, пожелаем себе успеха, — сказала Рита.

Мы остановились, и я сильно надавил пальцем на коричневую кнопку звонка. Наверное, хватило бы и легкого прикосновения, потому что кто-то сразу же резко открыл дверь. Это произошло так неожиданно, что мы оба испугались.

Перед нами были старые морщинистые женские лица, с которых на нас глядели четыре пары глаз. Осторожный, но довольно резкий голос сказал:

— Добро пожаловать в Кап де ля Мезон.

Для меня эти слова прозвучали совсем иначе, тон этих слов, казалось, говорил: «Добро пожаловать в ад…»

* * *

Вот что было предыдущей ночью. Дело уже шло к утру, наступал четвертый час. В Скотланд-Ярде работа шла своим чередом, она не останавливалась и в лаборатории. Никого не было лишь в том помещении, где разлилась черная адская масса.

Она залила уже половину пола. Конца ее продвижению не предвиделось, потому что она заполняла все до последней щелочки. До двери она еще не дошла, но, конечно, должна была двинуться и в этом направлении, по всему фронту, как только ее станет достаточно много.

Через два помещения, дальше по коридору, в лаборатории сидело несколько техников, занимавшихся лазерным и спектральным анализом. Среди них были и мужчины, и женщины. Они работали при холодном свете люминесцентных ламп. Некоторые казались уставшими, о чем свидетельствовали их покрасневшие глаза. Здесь делали свои деньги хорошие специалисты, работающие с большой отдачей.

К их числу относился и Ральф Ванденфельс, молодой мужчина из Германии, который у себя на родине уже добился первых успехов в лабораториях разведывательной службы.

Он должен был работать в Скотланд-Ярде полгода, и эту работу оплачивало ему Федеральное правительство. В Европейском сообществе уже начинался обмен специалистами в области криминалистики, что позволяло им накапливать необходимый опыт.

Ванденфельс был одаренным физиком и занимался спектральным анализом. Однако ему не давались иностранные языки — талант его был односторонним. Чтобы как-то справиться с английским, ему пришлось как следует потрудиться. Сейчас он занимался исследованием нескольких частиц кожи, обнаруженных на лезвии ножа. Если они окажутся идентичными коже жертвы, убийца пойдет под суд.

Работа была нелегкой, и где-то часа в четыре утра Ванденфельс снял свои темные очки, потер глаза, а затем пробормотал нечто неопределенное. Из его слов можно было заключить, что он собирается сделать перерыв.

Один из коллег, сидевший поблизости от него, поднял голову:

— Ты не принесешь кофе?

— Не люблю я эту бурду.

Другой рассмеялся.

— Я бы тоже предпочел виски.

— Ну, эта гадость еще хуже.

Темноволосый Ральф Ванденфельс наморщил лоб. Его мысли опять вернулись к работе, которой он занимался.

— Собственно, мне бы надо еще раз принести орудие убийства.

— Ну, тогда сходи в чулан.

Так техники называли комнату, где хранились вещественные доказательства, помещавшиеся в специальных шкафах, в которых постоянно поддерживался вакуум.

— У кого сегодня ключ? — спросил Ванденфельс.

Ключ постоянно менял хозяина.

— У меня.

— Спасибо.

Ральф взял ключ из рук коллеги. Ванденфельс уже заранее радовался тому, что через месяц поедет обратно на родину. Его тянуло в Мюнхен, где он мог по-настоящему провести весну. Там он мог пить в парке пиво и флиртовать с девушками.

У него была приятная внешность, он был высокого роста и любил носить трехдневную щетину, которая придавала его щекам загадочный черно-голубой оттенок. Впрочем, сейчас он об этом не думал. Не думал он и о мюнхенских девочках, ходящих по Швабингу, — нужно было принести нож.

Для решения проблемы с ключом было найдено хорошее решение. Ральфу также уже несколько раз доверяли брать ответственность на себя. Теперь, пройдя по коридору, он сразу нашел замочную скважину, дважды повернул ключ, толкнул дверь и ступил в темноту.

То, что произошло потом, было цепью трагических совпадений. Если бы Ральф Ванденфельс сначала зажег свет, с ним бы ничего не случилось. Он тогда смог бы сразу же увидеть, что происходит. Сейчас же он закрыл за собой дверь в темноту, ступил еще шаг вперед, развернулся и протянул правую руку вправо в поисках выключателя. Ральф нашел его не сразу, однако заметил что-то необычное. Выяснилось, что он потерял способность двигаться!

Он просто приклеился к полу. Хотя его правая нога и могла шевелиться, ее трудно было поднять вверх. На лбу у него выступил пот. Молодой ученый не мог объяснить, что происходит. Сердце его бешено колотилось. Он помнил, что уже не один раз бывал в этом помещении и что все было нормально. Теперь же…

Что же его не пускало? Ральф бормотал какие-то слова, не понимая их значения. Он вытянул руку еще сильнее и достал до выключателя. Движение пальца — свет под потолком замигал, и в комнате стало светло. Ральф Ванденфельс посмотрел на свои ботинки, и у него перехватило дыхание.