— Русские свалились во все страны как снег на голову, а французы такого не любят. И мириться с этим не хотят. Для них все другие — sales etrangers, поганые иностранцы. Я имею в виду определенные круги населения: лавочники, чиновники, мещане — мелкая, средняя, да и крупная буржуазия.
— Послушайте, что говорил старик. Вы, русские, непонятный народ, с полным отсутствием стремления к ассимиляции. Отчего? От гордости? Откуда у метеков[29] гордость? Почему вы все такие странные? Почему, зарабатывая в месяц четыреста франков, вы проживаете восемьсот? При встречах вы кричите, размахиваете руками, не обращая внимания на окружающих; шляетесь друг к другу ежедневно в гости без всякого повода, тогда как нормальные люди делают это два-три раза в год? Почему спорите без конца о том, что было и что будет, и не интересуетесь тем, что происходит сейчас? Почему каждый день едите свои каши, борщи и кисели, завтракаете и обедаете когда придется, в то время когда все нормальные люди садятся завтракать в двенадцать тридцать, а обедать — в половине восьмого? Почему? Что возразишь?
— А зачем возражать? — лениво, в растяжку, проговорил Шаброль.
— Думаете, подсадная утка? Исключается!
— Верю вашему опыту. Но разве вы способны переубедить его? Я знаю таких французов. В Константинополе их звали презрительно «сержами» — надменные люди, считающие себя пупом земли, избранной нацией. Такие есть не только в военной среде. Чем он занимается?
— Проверяете?
— Ну нет. — Шаброль поднял газету, упавшую с кресла Венделовского, прочел без выражения: — Температура в Париже на три градуса ниже нормальной. На Эйфелевой башне нормальная. Вероятна облачность и дождь. Тут все ясно! Цены на продукты? На рынке повышение на мясо, птицу, молоко и масло. Бильярдная академия — Rue des Italics против «Лионского кредита», — лучшие бильярдные профессора. Сеансы ежедневно до часу ночи. Вы играете, Альберт Николаевич?
— Обучен.
— Хотелось бы сразиться. Хоть часок погонять шары. Эх, мамочка моя, мама! И еще, знаете, хочется мне по-русски выругаться — крепко, ядрено.
— Выругайтесь, облегчите душу. Вам хочется перейти к делу? Выругайтесь — и перейдем.
— Давайте — по странам? Начнем с вашей вотчины. Ну и Болгария — коротенько, — Шаброль по привычке потер лоб, заговорил по-французски, истинно по-парижски перекатывая во рту звук «р».
— К сербам пожаловал граф Добринский, представитель августейшего государства престола по делам русских подданных. Произвел перерегистрацию офицерства. К нему хлынули желающие получить должность. Добринский, не ожидавший ничего подобного, кричал: «Надо обождать! Соблюдайте конспирацию, господа, конспирацию!» Правительство Пашича готово начать переговоры с советским правительством в целях его признания.
— К этому они придут! — на лице Шаброля появилась обычная насмешливая улыбка. — Но для нас с вами это ничего не изменит. Пока нас не хлопнут или не отзовут с почестями на отдых или, в интересах дела, на Дальний Восток, скажем. Нет, не думайте! Я не скулю.
Странно: столько времени они были знакомы, делили и успехи, и опасность, а все никак не могли перейти на «ты». Такое случается порой и с самыми общительными людьми.
— Что еще у Врангеля?
— Разыгрывается второй акт трагикомедии, начавшейся еще в Севастополе. Тогда барон съел Деникина. Теперь Кутепов теми же методами — Врангеля. Он получит РОВС — и тогда все. Им приближен полковник Монкевиц Николай Августович. В свое время — начальник пехотной дивизии, затем заведовал особым отделом штаба главкома, но недолго. Умен, ловок, подтянут, всегда хорошо одет, любит шикарно пожить, обладает манерами опытного дипломата. Приметы — высок, глаза заметно косят, походка плавная.
— Полагаю, второй Перлоф, а? «Внутренняя линия?»
— Вероятно. При Кутепове.
— У нас ожидают Кутепова. В связи с РОВСом. Но о РОВСе — особый разговор.
— Выдвигается Сергей Николаевич Ильин — правая рука Врангеля.
— Знаю. Начальник Знаменского.
— Всегда в тени. По натуре — конспиратор, не выносит хвастливой болтливости главкома, направляет топчидерскую политику по привычному руслу. Посредничает между местоблюстителями и топчидерским полководцем. К нему трудно пробраться. Я, во всяком случае, пока без ключа.
— Врангель сдает армию великому князю.
— Н-нда-с... Довоевался. А еще что примечательное?
— Драка у церковников неприличная. Они ни в чем не хотят уступать претендентам на престол — ругань, поклепы, публичные оскорбления.
— Центр напоминает: используя даже враждебные газеты, мы должны поддерживать ссоры претендентов и их сторонников. Пусть ругаются. В полемике они выболтают не один секрет. Переходим к Болгарии.
— Там, как грибы после дождя, продолжают рождаться черносотенные организации. Воинские контингенты, называемые «рабочими артелями», переводятся на казарменное положение. Дисциплина, наряды за неподчинение. Обыски и аресты. Контрразведка указывает цанковской полиции, кого арестовывать из тех, кто записался в репатрианты. У «Цветкова» через связников есть постоянный контакт с подпольщикамн-коминтерновцами.
— Это хорошо! Ну, ну?.. — Шаброль обрадовался, засмеялся. — От це гарно!
Сейчас будете еще смеяться. Эмиграция испытала очередное потрясение. Арестованы главный интендант и его заместители — полковники Якуба и Непомнящий, работающие под покровительством начальника снабжения армии генерал-майора Ставицкого. Спекуляция и контрабанда. Получение в Константинополе предметов роскоши, запрещенных к ввозу в Болгарию, открытие восьми торговых предприятий, доход с которых они клали в своих карманы. О, наша бедная Россия! Софийское акцизное управление дозналось, что в киоске, содержащемся в Русском доме, производится беспатентная продажа табака и кремней для зажигалок. Болгары озлились не на шутку, ибо спички у них — государств венная монополия. Штраф в триста тысяч левов, арест полковника Непомнящего, газетные страсти. Ни Ронжнну, ни Абрамову дела потушить не удалось. Полиция произвела ряд обысков и прихлопнула всю лавочку. Один Якуба, прихватив содержимое своего сейфа, успел удрать. Его арестовали — уже без средств. Ожидается шумный процесс. Так работают верхи армии в изгнании.
— Если Врангель спекулирует серебром, чем они хуже? — и, посерьезнев, Шаброль провел рукой по волосам, словно меняя настроение, спросил: — А мы? Сможем использовать ситуацию?
— Вероятно, вкупе с полковником Муравьевым?
— Это какой же?
— Правая рука Климовича в Крыму. В Галлиполи проводил дела Щеглова, Успенского и других, охранял Врангеля. В Сербии через него шла аттестация военных и штатских, он решал право выдачи виз. А теперь сбежал, прихватив сто тысяч динаров и списки агентов, засылаемых в Союз. Если так — будет продавать себя подороже.
— О! Это дело другое! — Шаброль насторожился мгновенно: — Что известно? Где он?
— По неуточиенным данным — в Италии, у Муссолини.
— Будем спешно уточнять — и через Центр, и по всем другим каналам. Пока Муравьев не распродал агентов, надо его поймать. Это ясно. А с торговым делом можно и процесса подождать. Как?
— Задание принимается. Кутепов поможет. Ему поручена доставка Муравьева, а при невозможности — ликвидация.
— Нужен не труп, а документы, — жестко сказал Шаброль. — Кутепов обманет Врангеля.
— У меня при Кутепове есть человек, мой карточный должник. Надеюсь на него.
— Еще одну-две подстраховки иметь не мешает. Представьте, список врангелевских агентов в руках Дезьем бюро или Интеллидженс сервис. Они немедля перевербовывают русских, едущих по домам. Тут и внедрения не требуется. Простите, не хочу поучать вас.
— Не волнуйтесь, Роллан. Все, что можно предпринять, сделаю. Возьмите под контроль Францию, сообщите в Центр.
— Завтра у меня связь, будет передано. Кстати, у нас появляется еще одни сильный противник — полковник Вальтер Николаи. О нем знаете?
— Знакомился со «всемогущей черной разведкой». Начальник контрразведки при Людендорфе. После поражения Германии от услуг Николаи отказались, архивы никого не интересовали. Николаи собственноручно перетащил все сорок восемь тысяч секретных дел в имение знакомого в Восточной Пруссии. И тут за архивом началась охота. Николаи уговорил бывшего представителя Крупна Альфреда Гугенберга предоставить ему в издательстве «Шерль» надежное хранилище. Позднее с помощью пятнадцати офицеров он перевез архив в Берлин, где создал агентурное бюро, — как заученный урок ответил Венделовский.
