Венделовский поинтересовался, может ли он доверительно обращаться к мадам или мадемуазель в случае отсутствия хозяина. Шаброль рассердился: «Как ты мог подумать?! Разведчик! Мадам вне игры, а с этой куклой как приманкой еще работать и работать».
Шаброль снимал квартиру на втором этаже, над «салоном». Квартиры сообщались железной винтовой лестницей, ведущей из темной кладовки на кухню. При желании лестница легко маскировалась и снизу, и наверху. Жил антиквар скромно: маленький кабинет при спальне, столовая, которую украшали стеллажи (за стеклами их красовались севрские илатские статуэтки), кухня, имевшая выход в темную прихожую и на лестницу, позволяющую спуститься в неширокий переулок. Квартира была выбрана и оборудована по всем правилам конспирации. Альберту Николаевичу была представлена Иветта Бюсси, приходящая служанка, в обязанности которой входили ежедневная уборка квартиры, покупка продуктов и приготовление завтрака и ужина (с семи до девяти вечера хозяин, как истый француз, обедал в ресторане). Иветта Бюсси — сорокалетняя, с непривлекательным лицом «из толпы», на котором выделялись лишь широкие скифские скулы, и была помощником Шаброля, его связью, его ушами и глазами...
Ох и смеялся Роллан: «Ты не дурак — из трех женщин выбрал для сотрудничества Натали! Надежное прикрытие! С такой один раз где угодно покажешься — и все, «засветка» без сомнения». Альберт Николаевич поинтересовался, откуда она взялась. Шаброль, не распространяясь, ответил, что оказал Натали довольно серьезную помощь, избавив от неприятностей с полицией, — она оказалась замешанной в некрасивой истории еще в Константинополе. Шаброль объявил ее дальней родственницей, «выкупил» в союзнической комендатуре, перевез в Париж, взял к себе на работу. Натали бесспорно предана ему и из благодарности готова на любую услугу. Пока она не нужна, но кто от чего застрахован? Может, окажется необходимой. Натали, как он заметил, уже успела приворожить одного покупателя. С военной выправкой и тугим кошельком. Зачастил, через день обязательно появляется. Покупки, правда, пустяковые, но отношения у них начинают складываться, он демонстрирует полное преклонение перед ее красотой. Не иначе, хочет любовницей сделать. По справкам, которые Шабролю удалось навести, ухажер — человек весьма интересный, со связями, широкими знакомствами. Может, и пригодится, хотя сейчас в нем нужды нет. Надо «законсервировать», глаз не спускать. Искусство шпионов в том и состоит, чтобы всегда иметь нужного человека под рукой, чтобы иметь возможность пустить его в дело...
Каждая их встреча на авеню Мак-Магон диктовалась делом, которому они служили. Обмен информацией, передача материалов в Центр, проверка их и перепроверка каналов связи, смена кодовых трафаретов, страховка, встреча и проводы посланцев из России. При всей ценности информации, которой располагал Венделовский-дипкурьер, связь во время его разъездов оставалась узким местом. Ему приходилось передавать материалы через «Цветкова» либо через «Доктора», иногда используя и другие каналы — через специальных курьеров, встреча с которыми была каждый раз довольно рискованной. Минутная задержка, непредвиденное обстоятельство, пустяковая авария мотора — да бог знает еще что! — и из-за нескольких выпавших, искрошившихся кирпичей летит в тартарары с таким трудом и самоотвержением возведенное здание.
Работать становилось все труднее. Рождались всевозможные антисоветские блоки, организовывались пакты, подписывались тайные соглашения. Дух политического диалога, с трудом установленный в Генуе, был предан забвению. Советской России вновь угрожали интервенцией. Начало широкой вражеской кампании было положено ультиматумом Керзона — шагом дипломатическим, с целью расшатать укрепившееся международное положение России. И тут же — вооруженные полицейские акции: валет на торговую миссию в Лондоне, погромы советских представительств в Пекине и Шанхае, разрывы дипломатических отношений. Общие стремления империалистов не допустить Советскую Россию на конференцию в Лозанне.
И вот — убийство Воровского
2
... Конференция в Лозанне работала трудно. «Приглашающие державы» (Англия, Франция, Италия), обращаясь к представителям Японии, Греции, Румынии, Югославии и Турции, заявляли: на Востоке наступил окончательный мир. Кемалистская Турция, выигравшая войну у англичан и греков, настаивала на отмене режима капитуляции! Империалистические державы' пытались сломить Турцию. Россию приглашать на конференцию не хотели. Но под давлением общественного мнения пришлось объявить, что советскую делегацию пригласят лишь на период обсуждения вопроса о черноморских проливах. Первым в Лозанну прибыл Воровский. Следом, уже после открытия конференции, — советская делегация во главе с Чичериным. Она решительно выступила за суверенитет проливов, подчеркивая экономическое и стратегическое значение их для России, требовала закрытия для военных кораблей и полной свободы для торгового мореплавания. Турция, испытывая давление Англии и Франции, отказалась от поддержки советских предложений. Проект по проливам был передан совещанию экспертов, куда советские представители допущены не были.
В конце января Керзон, от имени союзников, вручил Турции текст договора с ультимативным требованием подписать его в четырехдневный срок, иначе переговоры будут прекращены. Турция отвергла ультиматум. Англичане тут же покинули Лозанну, следом — другие делегации. Перерыв продолжался два с половиной месяца. Это было время тайной дипломатии, активизации турецкой реакции и ответных действий Кемаля. Союзникам Турция представила контрпроект. Вынужденные вновь сесть за стол переговоров, империалисты решили во что бы то ни стало запретить советской делегации участие в работе. В ход пошли недипломатические приемы, предварительные ультимативные требования, угрозы. Газеты печатали клеветнические материалы. Почта приносила письма, в которых советских дипломатов предупреждали о физической расправе. Прибывший в Лозанну Воровский был незаконно лишен дипломатических привилегий и прав члена делегации. При полном невмешательстве швейцарских властей он ежедневно подвергался травле.
Вацлав Вацлавович писал в Москву: «...они просто решили отвергнуть мои доводы и не допустить нас на конференцию, о чем довели до сведения швейцарского правительства... Нас хотят выжить если не мытьем, так катаньем».
Продолжались «мелкие чудеса» в резиденции советского дипломата: внезапно то гас свет, то отключалась подача воды. Возле отеля «Сесиль» было замечено частое появление группы лиц, которые били стекла, кричали по-русски: «Убирайтесь, пока целы!» Почта, адресованная Воровскому, тщательно просматривалась. За советскими дипломатами велась открытая слежка. Правительство Швейцарии прекратило официальные отношения с советской делегацией, не принимая мер к ее охране. Тотчас выступила белая эмиграция. Шестого мая группа хулиганов ворвалась в приемную резиденции и потребовала встречи с Воровским. Специальный корреспондент РОСТА Аренс не без труда выдворил их. Кто-то крикнул: «Мы силой заставим вас уехать!» Полицейских на посту не было.
«За этими хулиганящими мальчишками слишком ясно чувствуется чужая сознательная рука, возможно даже иностранная, — писал Воровский через Берлин Чичерину девятого мая. — Швейцарское правительство, хорошо об этом осведомленное, ибо все газеты полны этим, должно нести ответственность за нашу неприкосновенность».
Учитывая обстановку. Советское правительство девятого мая отдало распоряжение Воровскому покинуть Швейцарию. Вацлав Вацлавович, не получив его вовремя, считал, что присутствие в Лозанне советского представителя необходимо для дела.
...Как выяснилось на суде, бывший капитан врангелевской армии, близкий родственник российского шоколадного фабриканта, Морис Конради появился в Лозанне утром десятого мая. Сняв номер в отеле «Европа», он узнал, что русские дипломаты завтракают, обедают и ужинают там, где живут, — в отеле «Сесиль». Около восьми вечера, зарядив браунинг, он занял столик в ресторане «Сесиль» и заказал коньяк. Попросив метрдотеля принести какой-нибудь свежий иллюстрированный журнал и вступив с ним в разговор, назвал себя майором французской армии. Делая вид, что с интересом просматривает фотографии, он все время поглядывал на входную дверь. В этот момент в зале появились Воровский и Жан Аренс, заняли столик у окна. Вскоре к ним подошел секретарь полпредства Иван Дивильковский, принесший вечерние газеты. Они сделали заказ. Дивильковский и Аренс разговаривали. Воровский молча смотрел в окно.
