Тогда, давно это было очень грустное Рождество, поэтому Линда больше не встречала его одна и не делала себе подарков. Она с тех пор старалась встречать этот праздник не дома, а где-нибудь с друзьями. Но теперь друзья тоже устали от хронической борьбы за свою нишу в этом новом, довольно необычном для них мире, мире, где, например, «даю слово!» – Пустой звук, а денежные долги надо простить и забыть, как Господь прощает нам прегрешения наши.
Друзья устали от ежедневного добывания денег, от бесконечной борьбы с действительностью. Они нарожали множество детей, стали слишком серьёзными и напоминали увядшие бутоны, так и не успевшие распуститься. Они все один за другим сперва становились задумчивыми, потом меланхоличными, потом начинали странно заговариваться, рассуждать всё больше на общие, ничего не значащие темы о глобальном потеплении, об урбанизации Пакистана, об изменениях климата в ближайшие тысячелетия, как будто, была большая разница, исчезнет Земля через пять миллиардов или миллионов лет. Иногда говорили о работе и считали деньги.
Прекрасная половина ударилась в другую крайность, она, позабыв своё вероисповедание христиан-ортодоксов, пустилась без оглядки в китайское учение – фен-шуй. Часть жён друзей теперь интересовались исключительно инью и янью, превращали свои жилища в какие-то ведьминские берлоги с многочисленными лягушками спиной к входной двери и защитами от «ядовитых стрел», направленными на них с острых углов зданий напротив.
Другая часть подалась в Свидетели Иеговы1, она праздно шаталась по улицам, всучивая зазевавшимся прохожим брошюрки и книжки с цветными изображением приторно-слащавой жизни и всем обещали «скорое избавление» от тягот жизни на том, лучшем свете. Вокруг шли постоянные дебаты, говорить ли на русском, обучать ли русскому детей, или забыть как можно скорее, разлиться и раствориться в местных эллинах, чтобы даже золотые серьги 583 пробы не выдавали выходцев из стран бывшего СНГ? Многие разучились слушать… многие – слышать… и это было так ужасно. В Греции каждодневный праздник медленно, но целенаправленно перетёк в массовую истерию.
Однажды Линда услышала по телевизору, что космонавты на орбите «очень скучают по шуму дождя». Пустой звук! Эта фраза – пустой звук для того, кто не был на орбите… или для того, кто не жил в Греции. Как можно радоваться десяти месяцам лета без весны и без осени?! Однако! Есть, конечно, в Греции одна такая гора, куда можно поехать за снегом. Да! Она не так уж и далеко! Снег на ней, правда, искусственный.
На гору, обычно в выходные едет пол Македонии. На лыжах, естественно катаются, единицы. Основной контингент едет в тамошнюю кафетерию, чтоб подождать внизу тех, которые катаются. Можно взять одноразовые санки. Они похожи на пластмассовые совки для мусора. Садишься на такой совок и аккуратно считаешь задом все торчащие из горы камни, на которые у организаторов не хватило «снега». Радости, визгу!
А самое большое счастье – что ты вот сейчас снова сядешь в свою машину, пристегнёшься своим ремнём безопасности и через два часа будешь сидеть у себя дома, или на набережной и пить холодный кофе-«фраппе» со льдом. Времена года – это извращение, в наше время самое важное – желания клиента. Хочу солнца, теперь снега, теперь котлетку из говна… Помидоры с кочанами, квадратные арбузы, выращенная отдельно от коровы, говядина, карамель со вкусом жжённой резины, пластмассовые цветы, пластмассовые улыбки, пластмассовые отношения, пластмассовая жизнь, и все вокруг счастливы, и платят, платят, платят. Дай им Бог…
«А мне?! А как же я?!» – Линда понимала, что это нервный срыв, что это добром не кончится, но пыталась обмануть сама себя, – Это хандра… это пройдёт, – она себя уговаривала, как если б сидела на краю постели душевно больной, гладила её по спутанным волосам и шептала на ушко: «Скоро всё образуется… Ты только потерпи…»
Когда «образуется»? Разве в Греции, кроме древних развалин Акрополя и Парфенона появится ещё что-то? История Древнего Мира – это, безусловно, прекрасно, но кроме могилы Филиппа Второго – отца Александра Македонского должно же быть ещё что-то! Всё давно растащили. Туристам нечего показывать, поэтому Греция – это шоп-тур в Касторью за шубами.
Только зачем врать себе и всем вокруг, делая вид, что не замечаешь, будто «колыбель культуры» давно уж не колыбель, а нужник всей Европы? Распроданный, розданный за долги небольшой такой нужничок, омываемый Эгейским морем. Теперь же государство, кроме того, что влезло в гигантские долги и собирается объявить дефолт, так ещё перед этой процедурой решило позабавиться и просто так собрать государственные налоги с граждан по второму кругу за год. Вроде как – мы ошиблись, надо сделать перерасчёт. Когда «изменится»?! Когда греки перестанут есть фаст-фуды, роняя себе на грудь картошку-фри и обмазывать всё лицо горчицей? Разве греки начнут приобретать книги?
Линда вообще никогда себе не могла даже представить, что существуют дома, где нет ни книжных шкафов, ни даже книжных полок. Есть бесконечное лето, голые зады на море и без него, есть камины без вытяжки, а книг нет, равно, как и греческого кинематографа. И никогда не будет, потому что они себе слишком нравятся. Но, раз не изменятся греки, значит надо меняться самой?
Нет… это невозможно! Всё, что могло с ней произойти, уже произошло, разлом прошёл через всё тело и не желает заживать, а возможно, придет день, зажжётся в воспалённом мозгу красная кнопка и механический голос скомандует: «Перегрузка! Пип! Внимание! Перегрузка»! Что же тогда делать?! Что будет?! Может, можно предупредить этот красный пикающий огонёк?! Если подумать?
Ничего… ничего страшного… прежде всего, взять себя в руки. Надо выяснить, откуда именно лезет эта хандра со своими мерзкими, мокрыми холодными щупальцами, и сжимает сердце так, что оно больше не хочет биться. Надо узнать, откуда она лезет, и тогда можно будет что-то изменить. Засунуть её обратно, – Линда пытается спрятать голову под подушку, как будто мысли это нечто материальное и лезут в её голову из воздуха. Вдруг ужасное открытые заставило забыть её и об искусственном снеге и о санках, похожих на совок: оказывается самый страшный греческий кризис не в кармане, самый страшный кризис начинается в голове.
– Значит так! Успокоилась! Я сказала, успокоилась! – Линда отрывает ладони от лица и смахивает слёзы, – значит так: чтобы взять себя в руки надо, прежде всего, понять, чего тебе не хватает? Чего именно и с математической точностью. Мыслей? Чувств? Ощущений? Новых встреч? Дождя? Снега? Ну, так и беги за всем этим! Беги, ищи, почувствуй себя снова нормальным, здоровым человеком. Ищи, где зима – это зима, а лето – это лето. Бери путёвку или билет, и лети встречать Новый год хоть… да, хоть … нет… в Россию не получится – нужна виза… получится куда? Где в Европе снег? В той же Германии! Тем более, Германия не скоро забудет русских, они, можно сказать, теперь на веки вечные одной верёвкой связаны.
Тебе нужны новые или хорошо забытые старые ощущения? Типа, «Будь готов! – Всегда готов!» Запросто! Езжай в Лейпциг! Там и по-русски говорят, и есть музей ГДР – живого бесконечного наказания немцам за то, что приютили у себя фашизм. Можно будет и пионерское детство вспомнить, и за папу, всю жизнь мечтавшего встретиться с лидером немецких коммунистов Эрнстом Тельманом, оторваться по полной.
Ты всю жизнь хотела посмотреть концентрационные лагеря? Да кто ж тебе не даёт! Езжай на могилу того же Тельмана – немецкого коммуниста, точнее, в Бухенвальд – там, правда, нет могилы – его сожгли в крематории в общей печи, но есть мемориальная доска. В Германии сейчас идёт снег. Езжай, наслаждайся! Забудь о греческом кризисе, подумай о вечном…
Вот и все проблемы! Помёрзнешь на вокзале, возложишь венки, и возвращайся домой обновлённая и умиротворённая. Вообще, вот мысль: как ты думаешь, почему в Германии есть города, в которых жили целые плеяды великих людей? Почему маленький Веймар является духовным центром Германии, где на малюсеньком клочочке земли творили и Гёте, и Шиллер, и Бах, и Ницше? Почему от Веймара до Бухенвальда можно дойти пешком?! Почему самые знаменитые психиатрические клиники в мире находятся на территории Германии и Австрии?
