А сейчас во дворце рождается новое чудо. Великая любовь должна скрепиться узами законного брака. Она смотрит ему в глаза, она клянется ему в любви, она благодарит его за любовь, пытаясь без слов сказать всему миру, что, наконец, обрела свою мечту.

– Мама-мама-мама!

Людской шум вдруг заглушает звонкий детский голосок. К паре, застывшей перед объективом фотографа на парадной лестнице Дворца бракосочетаний на Английской набережной, бежит маленькая девочка. Свадебные церемонии вежливо расступаются, а девочка ловко скользит между ног гостей, нетерпеливо отталкивая руки взрослых, спешащих поймать бегунью. Дама в бежевых перчатках словно нехотя отняла руки от лица избранника. Детский голос вернул невесту в привычное измерение.

– Лелька, зачем ты сбежала от няни? – спросила дама, опускаясь на колени перед девочкой.

– Мама-мама-мама, я потерялась, хорошо, что я тебя нашла! – воскликнула девочка и крепко прижалась к матери, обнимая ее за шею.

– Леля, не шуми, – сказал жених, поправляя галстук. Мужчина явно смущен, он никак не освоится в непривычной обстановке. Слишком много народу, много гостей, чересчур торжественная обстановка. Хорошо, что взяли на церемонию маленькую дочь.

– Пора-пора! – хором загалдели распорядители, подталкивая жениха с невестой к дверям.

Оттуда уже выглядывают гости, которые успели пройти в зал раньше. Жених с невестой торжественно вошли в распахнутые двери, держа дочь за руки. Ее присутствие придало свадебной процедуре естественности, превращая формальную церемонию в акт высокого торжества любви. Гости умиленно взирают на необычную семью: не часто во Дворце бракосочетаний можно встретить молодоженов средних лет. Фотографы защелкали камерами, норовя отработать заказ, частые вспышки солнечными бликами заплясали по стенам и лицам гостей и приглашенных. Девочка присмирела, с любопытством озираясь по сторонам. Когда торжественная часть была окончена и гости бросились с поздравлениями, новобрачная сказала, обращаясь ко всем:

– Все, что я делала, делаю, и буду делать, все ради нее, из-за нее, для нее! Это смысл моей жизни, моя любовь и моя мечта. Все в ней, она – моя жизнь и судьба! – Она подняла дочку на руки, демонстрируя миру материализовавшуюся мечту.

И снова легкий шум волнами перекатился по нарядным стенам зала бракосочетаний. Слова, произнесенные красавицей, отозвались в каждом присутствующем, легким эхом прокатились по стенам, пробежались по потолку и повисли в хрустальных фигурках многоярусной люстры, чтобы быстрее освоиться и поселиться в этом доме навеки. Теперь они останутся здесь жить, а потом, после свадьбы, еще долго будут бродить по залам и коридорам роскошного особняка гулкими отголосками.

Закончив работу, фотограф устало прислонился к стене. За много лет он нащелкал километры пленки, стремясь зафиксировать в вечности волшебный миг зарождения новой семьи. Иногда ему казалось, что перед его глазами и камерой прошли миллионы женихов и невест, но эту пару он не мог сравнить ни с какой другой. Таких больше не было и никогда не будет. И какая прелестная у них девочка! Он поймал на себе взгляд ребенка: девочка внимательно смотрела на него, словно пыталась подсказать ему разгадку. Фотограф улыбнулся ей и вскинул на плечо тяжелую камеру. У девочки проницательные глаза, совсем как у взрослой, нужно сделать еще один снимок. Скоро выставка в Манеже, может, эта малышка принесет ему долгожданный успех?

«Мне сорок лет. Позади одни руины. Да что там руины, за моей спиной сплошная атомная помойка. Как не крути, жизнь не сложилась. Ничего у меня нет, ни семьи, ни карьеры. А впереди светит скудная пенсия да одинокая старость…» Примерно с такими мыслями я распахнула дверь кабинета. Валера Петров – мой верный товарищ и напарник в одном лице – в угрюмом одиночестве коротал остаток трудного оперативного дня. Это только в сериалах показывают, какая у оперов романтически насыщенная и безумно увлекательная жизнь, а в действительности все обстоит совершенно иначе, сплошная рутина на фоне однообразно-серых будней. Кражи, грабежи, разбои, убийства давно превратились для нас в монотонную череду чрезвычайных происшествий. Будь они неладны, эти чрезвычайные происшествия. Если между ними случаются долгие перерывы, что бывает крайне редко, всегда кажется, что скоро случится что-нибудь и впрямь страшное и небывалое. Какая-нибудь сверхвселенская бойня с богиней Иштар во главе.

Пусть уж лучше все идет своим чередом, постоянно и без перерывов, а то безделье тоску нагоняет. Видимо, по этой причине Петров сегодня затосковал, не может без работы, бедный. «Нам хлеба не надо, работы давай!» – его любимый слоган. Рабская психология, что и говорить. «Одержимый холопским недугом» даже не поздоровался со мной, а мог бы кивнуть в знак приветствия. Я все-таки дама, хоть и с пистолетом.

Я скосила глаза на стол, как раз в то место, куда несчастный и угрюмый Петров, подперев рукой щеку, грустно таращился. Ну конечно, напарник с упорством семинариста изучал утреннюю сводку.

– Где болталась? – не поднимая головы, поинтересовался Валера. «Здороваться не собирается, – мысленно констатировала я, – главное, не повестись на грубость. Все мужчины, в сущности, хамы». Мы вместе уже полгода, для оперативника средней руки полгода – это целая жизнь, для нас работа давно стала выше брака. На этой грустной ноте я укрылась в своем девичьем закутке.

– Валерик, отчего такое уныние? – крикнула я, предварительно включив чайник. Ради покоя в доме буду делать вид, что ничего не случилось.

– У тебя на территории труп, а ты где-то болтаешься, – буркнул Валера и затих.

– Я не болтаюсь, я летаю, – крикнула я из своего укрытия.

– На помеле?

– Угу, я его в дежурке оставила, чтобы тебя не расстраивать… – Я деланно засмеялась, чтобы разрядить обстановку, и, плеснув кипяток в чашку, добавила: – А что за труп-то? Лежалый, наверное?

– Не лежалый, а женский, а тебе какой нужен? Мужской, что ли? – не унимался Петров.

Вполне симпатичный парень, добродушный, отзывчивый, надежный, но его окончательно и бесповоротно заел быт. Неработающая жена, двое детишек, дачный участок шесть соток – все это хозяйство Валера содержит на скромную оперативную зарплату. Содержать сложно, жена и дети постоянно просят кушать, а дача непрерывно требует дополнительных вливаний в виде досок и цемента. Характер моего напарника претерпевает изменения в прямой зависимости от денежных поступлений. В день получки он просто прелесть, а дальше его благодушное настроение заметно портится, причем с каждым днем все сильней, все заметней. «До получки еще два дня, он же меня заживо съест! А еще говорят, что в органах нет дискриминации, как же нет, людоедство сплошное». Поморщившись, я решила внести ясность:

– Мне лично никакой не нужен: ни мужской, ни женский, у меня и так полно работы. Вон все ноги сносила, а толку нет, день прошел вхолостую. Никакого кэпэдэ.

Определенно, отвратительное Валерино настроение передается воздушно-капельным путем.

– Кэпэдэ-кэпэдэ, – раздраженно передразнил меня Петров. – Только что шеф заходил, про тебя спрашивал, кстати, грозился навешать за отсутствие оного.

«Кэпэдэ» – проще говоря, коэффициент полезного действия, этим словом шеф обозначает плановые показатели. Есть раскрытие – есть план, нет раскрытия, далее по смыслу.

– Не злись, Валер… – вежливо перебила я обозленного напарника, – мне самой тошно. Вот пусть шеф сам займется женским трупом. Раз у меня полное наличие всякого отсутствия кэпэдэ.

Моя тирада окончательно разозлила Петрова.

– Вот что ты сказала? Что, а? Абракадабру какую-то!..

– А ты на меня голос не повышай, дома на жену ори, хоть заорись, – ледяным тоном посоветовала я, с трудом сдерживая гнев.

В кабинете повисла тяжелая и черная пауза. За полгода паузы у нас бывали всякими, но непременно цветными. Особенно мне нравились ярко-красные, лучистые, но сегодня пауза имела черно-квадратную окраску. Тяжко!