Расстались мы с генералом довольные друг другом. В разговоре с ним я был сердечен и деловит, спрашивая конкретные вопросы и проявляя неподдельный интерес к опыту маститого вояки. Я пообещал прислать Ермолову несколько инженеров, выходцев Путейного института, коим я заведовал. На Кавказе хронически не хватало компетентных специалистов и десяток инженеров и топографов были значительным подспорьем для Кавказского корпуса. Со своей стороны Алексей Петрович обещал всяческое содействие моим людям, кои будут командированы на Кавказ, бел излишнего афиширования этого факта. Хотя Петербург был далеко, доброхотов делающих карьеру на доносительстве на Кавказе хватало.

Помимо поездки на Кавказ, 1820 год принес мне встречу с двумя легендарными гениями, имена которых и в XXI веке знает каждый, а именно с Пушкиным А.С и с Лобачевским Н.И.

С Александром Сергеевичем я познакомился весной 1820 при довольно неблагоприятных обстоятельствах. Содержание некоторых его стихотворений было прямо или косвенно направленно против Аракчеева, всесильного фаворита моего брата и против самого Александра. За такие дела ему светила Сибирь. Я не припоминал, чтобы Пушкин был сослан в Сибирь, в истории, которую я знал, но на всякий случай решил перестраховаться и замолвить о нем словечко перед моим братом.

Когда Александр приехал навестить нас в Аничков дворец, в послеобеденной беседе я упомянул о Пушкине, прося Александра отменить приговор. Что он, мол, истинный талант, посетовал на его юность. Кто ж, мол, в юности ошибок не делает. Сказал также, что как император, брат может быть милостивым, и, что усвоив сей урок, г-н Пушкин станет преданнейшим слугой его Величества. Александр обещал подумать. Но в итоге поэт был сослан на юг, в Кишинев^*. Мой брат был изрядным византийцем.

В связи с этим и состоялась моя первая встреча с поэтом. Было немного странным говорить с ним о его творчестве, зная некоторые его еще не написанные произведения. Я посоветовал ему быть более осторожным в суждениях и дал ему рекомендательное письмо к Ивану Никитичу Инзову, наместнику в Бессарабии. Я так же выразил надежду, что его ссылка будет недолгой, и пообещал еще раз замолвить за него слово перед Александром. На том мы и распрощались.

Встреча с Лобачевским состоялась, когда я был в Казани, в связи с открытием факультета механики. Как я уже упоминал, одна из моих должностей состояла в инспекции Императорских училищ. Дело было в том, что моя должность не была точно означена, и заключалась именно в инспекции. Но это давало мне возможность инспектировать высшие учебные заведения России, коих было менее десятка, а также примечать и отбирать наиболее талантливых студентов и профессоров. Помимо меня существовало Главное Правление Училищ, которое заведовало этими учебными заведениями, одобряло или запрещало программы обучения, а также исполняло и мои функции по инспекции.

У брата я выпросил средства на создание факультета механики на 10-12 студентов. Это, кстати ярче всего свидетельствует о размерах большинства новооткрытых университетов. Николая Ивановича я планировал на роль декана этого факультета, вдобавок к физико-математическому факультету, деканом коего он уже являлся. Незадолго до моего приезда, в Казанском университете была проведена ревизия, после которой было изгнано несколько «либеральных» профессоров и уехали все иностранные преподаватели. Зато была создана кафедра богословия и введена цензура. Благо Лобачевского не тронули, и даже сделали деканом.

С Николаем Ивановичем мы довольно подробно обсудили предметы, коими факультет будет заниматься, а также договорились о том, что в студенты можно и нужно принимать талантливых ребят из мещан или крестьян, кои уже отучились в училище.

Лобачевский так же показал мне лаборатории и познакомил с наиболее перспективными студентами. В свои двадцать семь лет, это был необычайно серьезный и ответственный человек, и прекрасный организатор. Уезжая из Казани, я увозил с собой список приборов и инструментов, которые заказал Николай Иванович. Со своей стороны я попросил его держать меня в курсе технических новинок, если оные появиться. Забегая вперед, скажу, что этот крошечный факультет стал основой будущего Казанского Политехнического Института. Но это было далекое потом.

Глава 23.

Визитом великого князя Михаил Михайлович Сперанский был удивлен до чрезвычайности. Он только недавно приехал в Петербург, где дожидался приезда императора. В Петербурге он не был целых девять лет, с тех пор как попал в опалу и был сослан в Пермь. С тех пор настроение государя поменялось, и Михаил Михайлович успел побывать и Пензенским и Сибирским губернатором. Но даже по прибытию в Петербург он не знал: прощен ли он полностью, и что его ожидает далее. Поэтому визит Николая Павловича был ему не понятен, а потому удивителен. Тем более, что не он ехал к его высочеству, а его высочество ехал к нему.

Наскоро облачившись в парадный мундир, г-н Сперанский распорядился насчет обеда. Квартира, где он обосновался, занимала целый флигель небольшого особняка, но из слуг Михаил Михайлович имел только кухарку, которая и побежала на кухню.

Князь вошел в сопровождении двух егерей, которые остались у входа. Поздоровавшись с гостем, г-н Сперанский пригласил его в гостиную, где они могли побеседовать приватно. Первым начал разговор князь:

- Как вам Петербург, после столь долгого отсутствия, Михаил Михайлович? Вижу, что вы уже обжились.

- Благодарю вас, ваше высочество,- ответил г-н тайный советник, - Петербург, как всегда прекрасен.

- Вы, наверное, удивились моему приходу, а между тем я ожидал вашего приезда, чтобы с вами встретиться.

- Я счастлив быть полезным вашему высочеству. Вы пришли по поручению императора?

- Отнюдь. Здесь я как частное лицо. А поэтому, если вас не затруднит, можете называть меня по имени отчеству.

- Хорошо, Николай Павлович.

- Я хотел встретиться с вами ранее, но, увы, обстоятельства этого не позволяли. А между тем у меня накопилось много вопросов, которые я хотел бы с вами обсудить приватно.

- Что бы вы хотели узнать, Николай Павлович?

- Я читал ваш гражданский и уголовный кодексы. А так же предложения о судебном и губернском устройствах. И я хотел бы знать, желаете ли вы продолжить дело вашей жизни? Под моим присмотром конечно.

- Насколько я понимаю это лично ваше желание, но желает ли этого государь? – осторожно поинтересовался Сперанский.

- Г-н тайный советник, я не открою вам тайну, если скажу, что идеи вашего кодекса сегодня не популярны. Но это не значит, что они не будут востребованы завтра. А когда они станут востребованы, они должны быть четко изложены на бумаге и готовы к реализации, дабы не упустить время.

- А разве я уже не излагал их на бумаге, Вы же сами упомянули, что читали мое уложение.

- Но я не со всем согласен. Я обсуждал ваше уложение с несколькими сведущими людьми, в том числе и с моим учителем, профессором Михаилом Андреевичем Балугьянским. И хотел бы, что бы присоединились к нам в создании нового уложения на основе вашего кода.

- И как вы себе представляете новое уложение?

- Менее либеральным, чем ваше. Для вашего уложения время еще не настало. Большинство народа безграмотно и бедно, а вы хотите сразу сделать из них граждан. А как это воспримет дворянское сословие? Ведь потому ваш проект и остался на бумаге, что большинство воспримут его реализацию в штыки. Я же вижу Россию двигающейся постепенно по пути реформ. Поэтому первый шаг должен быть такой кодекс, который охранит частную собственность, где, кстати, должно быть заявлено, что человек не является имуществом, со всеми правовыми последствиями.

- Значит ли это, что вы поддерживаете освобождение крестьян, ваше высочество?

- Да поддерживаю, господин тайный советник. Впрочем, и государь согласен с этой идеей. Но, как я уже говорил, всему свое время.

- Ваше высочество, а ежели государь не одобрит эту затею?