повела, только поскучнела и постарела лицом, ровно

сказала:

— Тихо ты, детей-то разбудишь...

— Нагуляла сколотышей. Нагу-ля-ла, думала мною

прикрыться?

— Уходи, — едва шевеля губами, попросила Зинка.

— Ты чего, чего ты ?— сразу растерялся Коля База.

— Уходи, — нерешительно повторила женщина, еще

не готовая распрощаться с любовью.

— Ну, Зина, Зина, ты меня... что ты... ну ударь, а?—

прижался сначала неохотно, потом потеплел, чувствуя,

как под ладонью слабнет и поддается навстречу ее пле­

104

чо. — Сволочь я, ну ударь... что ты... не молчи только.

Я не понимаю, как это... ну ударь в морду...

Подумал вдруг с пронзительной жалостью к себе:

«Ведь одна она у меня, никого боле. Даж е мать не пой­

мет, а она поймет. И я ее, как собаку...»

— Зина, Зина, — погладил по голове, по смолевым

блестящим волосам. «Наверное, дождевой водой моет,—

представилось вскользь, — и сердце защемило от этой

милой подробности.— Дурак, господи, какой я дурак!»

— Сбегу я, Зина. Страна родная широка.

— А я?..

— Обживусь, забудется все, и тебя вывезу.

— Ой, не то говоришь! Невелик и грех-то. Ну при­

судят срок иль денег сколько, дак выплатим вместях.

— Нет, нет, не уговаривай. Ты спрячь меня покудо­

ва. Днем-то куда я денусь? — как давно решенное, вы­

сказал вслух Коля База, стараясь говорить смиренно,

чтобы не вызвать у Зинки гнев. — Мне бы до ночи пере­

сидеть.

И Зина, не скрывая слез, провела парня на чердак,

там в углу лежал ворох сена, отвалила его в сторону,

приказала лечь в самый угол.

— Лежи, не выкуркивай, вдруг ребята который ли

заскочит. Я тебе после есть принесу.

...А днем вся Вазица говорила только о том, что

Коля База, пьяные глаза, налился опять вином и учудил

уж в который раз: нынче вот рыбозаводскую дору воз­

намерился угнать и разбил ее, окаянный, у Клюева

носа.

В полночь, наполнив солдатский вещмешок прови­

зией и полностью простив парню вчерашние нехорошие

слова, Зинка провожала из дома Колю Базу.

— Ой, Коленька, как иехорошо-то. Сказали, что и

меня привлекут.

— А кто видел? Пугают...

— Может, повинишься? — настаивала Зинка. — Не­

велик и грех, похуже чего люди делают, и то прощают.

Чего ты в голову вбил?

Коля База помялся, во всей его долговязой фигуре

уже не было вчерашней злости и решимости, видно, па

чердаке он о многом передумал за день.

— Нет-нет, — быстро сказал он, не поднимая глаз.

В волосах застряли сенные паутины.

105

— Ну как знаешь, — согласилась женщина, сдержи­

вая слезы. — Осподи, будто сон. Только вчера все хоро­

шо было, так хорошо. Осподи, будто сон. И неуж так

всю жизнь, а?

— Чего про меня ни скажут, не верь. Весточку дам.

И никому, что был, матери даже.

Зинка вышла на взвоз, трава у подножья в заулке

была белой от росы и обжигала ноги; быстро обежала

кругом избу, не таится ли кто за углом, потом тихонь­

ко кликнула парня:

— Выходи...

Коля База протарахтел по валежинам сапогами,

скользом прислонил Зинку к себе и, не оборачиваясь,

огородами пошел в сторону леса.

«Весточку подам, — шептала Зинка, — а на что мне

весточка, коли сам нужен. Ой, глупый такой».

*

*

*

Бывалый охотник, легкий на ногу, Коля База в при­

морских суземах жил, как в родной избе, и часа через

два, проскочив болото, он уже вышел к Пижме, крохот­

ной лесной речке, где стояла промысловая изба. К две­

ри подошел озираясь, теперь отовсюду поджидая опас­

ность, нашарил под колодой ключ, открыл замок.

В нежилой избе долго сидел за столом, ссутулив пле­

чи и положив лицо в ладони. Еще порой чудилось, а не

сон ли это. или детское баловство, в котором все можно

заново переиграть, изменив роли: быть злодеем надоело,

теперь желаю стать героем. Но шли минуты, и ничего

не менялось. Пора было уходить.

Из кустов вытащил долбленку, спустил в речку, взял

в избе кусок вяленой сохатины и железную банку с

пшенкой, сам же и запасался когда-то, словно чувство­

вал, что пригодится; в схороне достал ружье, старень­

кое, шестнадцатый калибр, — постоянно держал здесь с

тех пор, как купил двухстволку. Еще с порога оглядел

избу, а остальное случилось само собой — снова как бы

окунулся в игру, подумал: «Пусть пострадают, пусть по­

ищут». И только рано постаревшая мать почему-то не

пришла на ум в эту минуту. А уж кто любил на свете

Кольку больше, чем она, Малаша, живущая на свете

106

лишь ради сына, пусть .и непутевого, но родного — своя

кровинушка; пестовала-то как, на сенокос пойдет стра­

дать и его с собой, у копны положит, траву горбушей

бреет, а спиной-то все ждет, не заревет ли сынок.

Как бы со стороны представил все Коля База: как

люди наткнутся на избу, а искать-то наверняка станут,

и прочитают записку, в которой написано будет: «Не

ищите, меня нет», и у всех обалдело отвиснут челюсти.

Вот смеху-то... И Коля оторвал от газеты клочок и уг­

лем нацарапал: «Не ищите». Подумал и добавил:

«Жить не хочу».

У берега бросил кепку и свитер, вроде бы приметы

для людей, что здесь утонул, водой прошел до лодочки,

оглянулся, вспоминая, все ли так сделал, и, толкаясь о

бережину шестом, пошел вверх по Пижме, оттуда ре­

шил волоком перетянуться в Вазицу выше порогов и уж

той рекой зайти в Кельи, а там и переждать время в

сенокосной избе...

А днем позже сюда действительно нагрянули искаль-

щики, их навел на след Гриша Таранин; они сразу об­

наружили в избе записку и стали баграми шарить у

берега. И только Гриша, покрутившись вокруг избы,

вдруг сказал участковому:

— Покойники-то пшеном не запасаются, бат. Еще

с зимы полная банка стояла. Да и лодки в кустах

нет.

— Искать будем? — спросил белобрысый участко­

вый, чувствуя душою враждебность леса.

— Чего искать-то, не барин. Побродит, надоест — и

вернется, — подсказал Гриша, подхохатывая. — Думал,

умней всех. Хи-хи. А народ не проведешь, не-е. Побе­

гает и придет, сволочь такая, отсюда ему не деться.

Молодежь пошла, а? Пакостить могут, а отвечать за

свои поступки у них смелости нет...

Сыновью прощальную записку принесли матери. М а­

лаша Малыгина, рано постаревшая от вдовьей жизни,

прочитала каракули, ойкнула испуганно и, вспомнив

похоронку по мужу, сразу поверила всему, что начерка­

но было на газетке, и в голос завыла так, что мороз

пробрал всех, кто оказался возле:

— Ой... и на кого ты меня спокинул, зачем мне дале-

то жить, сиротине горькой, не к кому боле головушки

приклонить...

107

12

Вечером, как уговорились, зашел Гриша Таранин: на

ногах легкие охотничьи поршни, перевязанные под ко­

леном, на плечах брезентовая куртка, подбитая с испо­

ду толстой байкой, на голове почтовая фуражка с си­

ним верхом — уже срядился старик в лес. В семь ве­

чера уходил по берегу за семгой трактор, и надо было

успеть на него, чтобы добраться до тони Кукушкины

слезы, зря не мозолить ноги, раз попутье есть.

— Нашли баламута? — спросил Иван Павлович о