славленном пьяным буйством богатых купцов и помянутом Лес¬

ковым в рассказе «Чертогон». Они приехали в это сияющее ог¬

нями, ослепляющее саженными зеркалами, шумное, как вокзал,

капище разврата и разгула прямо из Голицына, несколько часов

назад простившись с его сказочными заснеженными елями и хо¬

лодным розоватым зимним закатом. Как можно понять со слов

Мгеброва, эту ночную экспедицию Орленев затеял не без зад¬

ней мысли. Он прямо так и сказал своему помощнику: «Вот, Са¬

шенька, смотрите, смотрите и сравнивайте». Действительно, кон¬

траст был вопиющий — после безмятежного покоя Голицына ка¬

кой-то Брокен, где ведьмы собираются на шабаш!

«Что за чепуха! Что за чепуха вся эта цыганщина, вся эта го¬

лытьба и шантанная грязь перед тем, чем мы жили с Павлом

Николаевичем, перед нашей мечтой о третьем царстве, перед

нашей веселой жизнерадостной деревней, перед звонким смехом

светлых и милых девушек...» 8. Орленев и не скрывал своей непри¬

язни к этой хмельной, обставленной с тяжелой роскошью валь¬

пургиевой ночи начала двадцатого века, но как далеко шел его

бунт? Если верить Мгеброву, то получится, что в какие-то пери¬

оды для его учителя «Яр» был воплощением современной цивили¬

зации и что, спасаясь от «городской порчи», Орленев готов был

забросить призвание, поселиться в деревне и там открывать и рас¬

тить таланты. Но это не более чем домысел. Педагогикой он зани¬

мался между делом и даже в дни горького разочарования цель

жизни видел в своем актерстве. Для этого в поисках зрителя —

«брата и друга» — он и поехал в деревню, где, по его мнению, ди¬

летантизм был особенно пагубен. Выражая его взгляды и опи¬

раясь на его опыт, Тальников в докладе, прочитанном в Москов¬

ском техническом обществе в январе 1912 года, говорил, что театр

для крестьян должен быть высоко профессиональным и вместо

обычных любительских кустарных трупп здесь должны выступать

большие художественные таланты. И никаких задач у этого те¬

атра быть не может, кроме одной: «Только искусство, а не школа,

медицинское учреждение или лекция» 9. Поэзия сердца, а не урок

поведения! На этой почве и возник спор у Орленева с Толстым.

Теперь пришло время рассказать о двух, тоже связанных с кре¬

стьянским театром, встречах Орленева с Толстым в июне

1910 года.

Случилось это так. За день до первого голицынского спек¬

такля Чертков написал Льву Николаевичу письмо, па которое

я уже ссылался. Датируется письмо 26 мая 1910 года и начи¬

нается с сообщения, что на днях в Телятинки приедет «известный

артист Орлоньев», с которым он познакомился и сблизился еЩё

в Лондоне в 1905 году: «Там и в Америке он со своей труппой

имел большой успех. Но актерское «ремесло» никогда его не

удовлетворяло, и он постоянно лелеял мечту, что когда-нибудь

ему удастся поделиться своим искусством с простым народом.

Еще в Англии он увлекался проектом передвижного народного

театра, с которым он переезжал бы с места на место, давая пред¬

ставления в деревнях, в амбарах и под открытым небом». Далее

Чертков проводил аналогию между Сытиным, как известно, выпу¬

скавшим литературу для народного читателя, и Орленевым, кото¬

рый видит «единственную светлую точку» в крестьянском театре.

Возможно, что эта аналогия должна была расположить Толстого

к Орленеву, поскольку с Сытиным у Льва Николаевича были дав¬

ние отношения.

Автор письма воздает должное Орленеву, потому что он, из¬

балованный вниманием ценителей и толпы, относится к своему

«предприятию» благоговейно, скромно, с не оставляющим его

сомнением: «сможет ли он удовлетворить своих зрителей из кре¬

стьян», ведь возможностей для того у него так мало. И стремится

он к одному: «успокоить свою совесть, сознающую всю незакон¬

ность его положения и всю пустоту той публики, которую он «по¬

тешает», тем, чтобы отдавать хоть часть своих сил и своего вре¬

мени попытке внести хоть немного радости в крестьянскую среду,

и, главное, самому себе доставить радость подышать одним воз¬

духом с простым рабочим народом». Просветительство Орленева

тем интересней, что оно выражает его потребность художника,

это не благотворительность, это вполне осознанная необходимость.

Теперь Чертков проводит — правда, в осторожных выражениях —

параллель уже не с Сытиным, а с самим Толстым: «Его отноше¬

ние к своему предприятию немного напоминает мне ваше отноше¬

ние к первым вашим писаниям специально для народа, когда вы

сознавали, на сколько труднее писать для народа, чем для обык¬

новенных ваших читателей, и насколько задача эта ответствен¬

нее. Так же и с Орленьевым в некоторой степени». Сравнение

знаменательное!

Признание у интеллигенции широкого круга Орленев давно

заслужил и успеха в этой среде не ищет, но «перед предстоящим

для него завтра спектаклем в крестьянском любительском театре

в Голицыне... он трогательно робеет, как новичок». Чертков под¬

робно останавливается и на материальной стороне дела, замечая,

что Павел Николаевич затеял свой театр «не для прибыли, а для

души», намереваясь, наоборот, тратить свои деньги,— здесь-то и

упоминаются сибирские тридцать тысяч. Попутно Чертков пи¬

шет, что Орленева интересует вопрос об «облагорожении кинема-

тографа» (изобразительную стихию Которого он оЦенил еще в пе¬

риод младенчества этого искусства, одним из первых среди рус¬

ских актеров), и у него есть по этому поводу практические пред¬

ложения.

Высоко ценя незаурядную личность актера, Чертков просит

Толстого незамедлительно его принять: чтобы «он именно в на¬

стоящее время познакомился с вами и воспользовался духовным

общением, случаев для которого так мало в его собственной

среде... Хотя Орлеиьев уже давно чувствует большую потреб¬

ность повидаться с вами и переговорить по душе о многом, как

из своей внутренней жизни, так и по поводу искусства, со взгля¬

дами вашими, с которыми он знаком и от души им сочувствует,

тем не менее из деликатности и скромности он не решился бы

утруждать вас собою, если бы я не уговорил его поехать к нам

в Телятинки с тем, чтобы с вами повидаться. Вот сколько я вам

наговорил об Орленьеве. Но я почему-то очень принимаю к сердцу

его дальнейшую душевную судьбу, так же как и его предприя¬

тие. В. Чл 10. Неожиданное признание в устах Черткова.

Письмо это произвело большое впечатление на Толстого. Уже

самый тон Черткова поразил его своей приподнятостью. К тому

же речь шла не о безотчетных порывах сочувствующего его взгля¬

дам актера, а о вполне практическом деле, для которого помимо

доброй воли есть необходимые средства. И потом замечание

о скромности и сомнениях, столь не свойственных профессии ак¬

тера, особенно если он такой преуспевающий, что ездит на гаст¬

роли в Америку. И самое главное, что затеял он свое предприятие

с мыслью не только о других, но и по внутренней необходимости

для самого себя. Знал ли Толстой фамилию Орленева до этого

письма? Вероятно, слышал, но в его памяти она пе запечатлелась.

Когда Софья Андреевна позже принимала Павла Николаевича

у себя дома, она сказала ему несколько любезных слов по поводу

того, как он играл у Корша роль Вово в «Плодах просвещения».

У Льва Николаевича по этому поводу ассоциаций не возникло:

очень уж велика была дистанция между младшим Звездинцевым,

членом трех обществ — велосипедистов, конских ристалищ и по¬

ощрения борзых собак,— и актером, переживавшим духовный

кризис и желающим посвятить свое искусство простым людям,