Наутро страшно болела голова, как с похмелья. Матрена всучила мне яблоки, кольцо и при этом попросила ни с кем не говорить о случившемся в лесу. Ни с кем – повторила она и ушла по своим делам.

И я с полным пакетом яблок пошел через поселок, потом вдоль проезжей части в город, а потом по городу к больнице.

К Лизе меня провела дежурная медсестра. В палате кроме Лизы никого не было. На соседней койке лежал матрас в пятнах. Форточка закрыта, кислорода не хватало. Никак не мог привыкнуть к запаху лекарств.

Я придвинул стульчик ближе к кровати и присел, не зная с чего начать. Гостинец положил на тумбочку, а сам вертел яблоко. Лиза смотрела с непониманием. Наверно, уж слишком глупо я выглядел.

– Мне жаль, что так вышло, Лиз. Я верю, ты поправишься.

Лиза не отвечала.

– Я принес тебе не только яблоки – у меня еще кое-что есть для тебя.

Я достал кольцо и надел ей на палец, как просила Матрена.

Лиза приподняла руку и пошевелила пальчиками. Камень засиял, отражая солнечный свет.

– Спасибо, – единственное слово произнесла Лиза и опустила ресницы, погружаясь в сон.

Я смотрел на ее спящее лицо. Щеки на глазах розовели, болезненная бледность исчезала. Она явно шла на поправку.

Проведав Лизу, я направился на работу. Небритый и одетый неподобающим образом, с кашей в голове и парой яблок в желудке.

У проходных стоял черный джип, из которого вышел мне навстречу сам Васо Обезбашидзе.

Выглядел он встревоженным. Без галстука. Под рубашкой сверкала толстая золотая цель и ладанка с изображением Пресвятой Богородицы.

– Я давно тебя поджидаю. Нам нужно поговорить. Дело не терпит отлагательств. Гулиса сбежала и ты должен помочь мне найти дочь.

– Вы ошибаетесь, Васо. Я никому ничего не должен. И ваши проблемы с дочерью меня больше не интересуют.

Я, конечно, погорячился, но меньше всего мне хотелось думать о Гулисе. А вот мысли о балерине проскальзывали. Да что там проскальзывали – вовсю скользили туда-сюда, как фигуристы на льду.

– Руслан, а тебе странным не показалось, что вчера ты обошелся всего лишь легким испугом? Нет? Я мог бы собственноручно пустить тебе пулю в лоб. Но ты мне всегда нравился. Ты перспективный молодой человек, который может сколотить приличный по моим меркам капитал. У тебя еще вся жизнь впереди. Чего бы ты хотел, скажи? Хочешь, я верну тебе назад квартиру и ресторан?

Он ждал ответа.

– Взамен на что? На вашу сумасшедшую дочурку?

– Не язви, – Васо пригрозил пальцем. – Антонина рассказала мне, как ты пытался убежать.

«Рассказала» – значит, она все еще жива, – смекнул я.

– Глупо, мальчик. Глупо! От меня не убежишь. Даю тебе время на размышления. До вечера. А в 18:00 твоя судьба решиться окончательно.

– Васо, неужели на роль вашего зятя нет другой кандидатуры? Дайте Гулисе денег на операцию по увеличению груди, так за ней толпами бегать будут. Она и обо мне сразу забудет. Зачем вы навязываете мне свою волю? Не люблю я ее. Не люблю.

– Будет так, как хочет Гулиса. Или ты женишься на ней, или тебе конец.И запомни – все зависит от тебя. Ты сам строишь свою судьбу. А теперь расскажи мне, где бывает моя дочь? Я разыщу ее и без твоей помощи.

Я назвал пару заведений, где Гулиса любила часто появляться, и попрощался с Васо.

Встречаться ни с ним, ни с Гулисой, и с загадочной балериной-мумией желания не было. Я бы нашпиговал их джип тротилом и взорвал к чертовой матери. Но, как законопослушный гражданин, не имею на это прав, а со вчерашнего дня –  и денег.

Как это меня не заставили подписать еще и заявление на расчет? – подумал я, заходя на территорию завода.

По субботам у нас обычно было тихо. По графику у меня вообще должен быть бы выходной, но оборудование времен СССР нуждалось в ежедневном контроле.

Я полдня собирался с мыслями. Чего я уже только не передумал: и сбежать с Олесей в другую часть страны, и улететь с ней за границу, и пожаловаться в прокуратуру, и жениться все-таки на Гулисе, а потом отравить как крысу.

Решение нашлось само собой. Хотя нутром чуял, что без Матрены не обошлось.

Дежурный охраны сообщил, что на пропускных меня ожидает молодая женщина. Я поинтересовался, как она выглядит, но дежурный толком ничего не сказал. 

К превеликому удовольствию, этой женщиной оказалась моя Олеся. Неповторимая, светлая, чистая и любимая всей душой.

Олеся, Олеся, Олеся…

Так птицы кричат в поднебесье…

Она застенчиво улыбнулась. Я не мог не налюбоваться ее красотой. Весь мир перестал для меня существовать. Я не видел вокруг ничего: ни автомобилей на стоянке у заводоуправления, ни клумб, укрытых пожелтевшей листвой, ни неба, ни солнца. Все мое внимание было направлено на нее – девушку, ради влечения к которой я пошел против воли Васо Обезбашидзе, не побоявшись и его балерину с неординарными способностями.

Я парил над землей от счастья видеть Олесю. Она сама нашла меня и предложила сходить вечером в кино. Олеся волновалась. Я чувствовал, что ей неловко. Щечки покраснели, глазки излучали внутренний свет. Она тоненьким голосочком говорила:

– Ты не сердишься? Я отпросилась на полчасика, чтобы увидеться. Если ты еще не передумал, то сегодня вечером можем сходить в кинотеатр. Я читала афиши. В 18:00 –  комедия-мультфильм «Как поймать перо Жар-Птицы», а в 19:40…

Я не дал ей закончить фразу. Коснулся тыльной стороной пальцев щеки, провел по нежной коже к подбородку. Мы молча смотрели друг другу в глаза, и я наконец-то сделал то, о чем давно мечтал  – поцеловал Олесю в губы.

Олеся ответила на поцелуй, но вскоре стыдливо отстранилась, а я никак не мог прийти в себе. И плевать, что и денег на билеты нет, и в 18:00 мою судьбу грозился окончательно решить папочка Гулисы. Эта сумасшедшая семейка у меня в печенках сидела, а сердце учащенно билось от любви к Олесе.

– Кажется, перо Жар-Птицы я уже поймал! Уверен, что с тобой мне было бы светло даже в самую темную ночь. Ты мой лучик света, как главная героиня пьесы Островского «Гроза» – луч света в темном царстве.

Олеся смущалась, отчего я еще больше ей восхищался.

– Обещай только не торопить события, – попросила она серьезно. – Еще не так давно я хотела распрощаться с жизнью. Но то ли переезд и моя чуткая и заботливая соседка, а может и в тебе все дело – я снова радуюсь рассветам, дышу полной грудью и хочу научиться быть счастливой вопреки всему.

И я, конечно же, пообещал. Не спеша, мы прогулялись по осенней аллее. Олеся продолжала рассказывать:

– Траурные мысли потихоньку покидают меня. Вчера Матрена предложила погадать на воде. Не буду вдаваться в подробности, но до чего же точно она рассказала обо всем, что со мной было. Даже о нашей встрече. Она  ведунья. Знаешь, в детстве я боялась страшилок про ведьм и сама себя настраивала, что все это выдумки. Но Матрена убедила меня в обратном. – Есть люди, наделенные даром читать чужие мысли и управлять судьбами. И эти люди среди нас.

Что есть, то есть. Балерина тоже из числа «наделенных даром», но основная его часть иссякла вместе с ее старинным перстеньком. В этом мне предстояло убедиться до запланированной встречи с Олесей в кинотеатре.

Естественно, я не мог себе позволить прийти на свидание, как минимум, не приняв душ и не побрившись. Но дома у меня временно не было, и я пошел к Стасу.

Пока я напевал «Ла-ла-ла-ла-ла» в ванной, «сорока на хвосте» принесла последние новости: «Гулису в смирительной рубашке увезли в психиатрические лечебницу, после того как она повторно покушалась на жизнь Лизы.  Ей грозит тюремный срок».

Этой сорокой оказалась сама балерина. Антонина уже не вызывала страха. Умоляющим тоном она уговаривала Стаса повлиять на Лизу, предлагала деньги, но не требовала и не угрожала, а, увидев меня, резко замолчала и начала рыться в сумке. Ее руки заметно дрожали. Еще не дряблая кожа, но венозный узор четко прорисовывался тонкими зелеными реками. И что вы думаете? – Антонина извинилась и вернула мне ключи от квартиры, а дарственные документы разорвала в клочья.  Единственное, что она попросила: позволить увезти Гулису на лечение в Польшу.